– Кимера – это в Ледяных прериях, – объяснила Ния Тинку, прежде чем тот успел спросить. – Именно Гаммон помогал мне переправлять оружие в поместье Анкльджелли, – продолжал Оскар. – Это необыкновенный человек, очень сильный и хитрый. Иначе он бы не продержался столько лет. Я познакомился с ним в Торборо, вскоре после Великой войны. Он увидел, что моя повозка доверху нагружена ящиками с книгами, и убедил меня помочь ему. Я так удивился, встретив человека, у которого хватило храбрости бросить вызов Клыкам, хотя бы и втайне, что согласился. Я перевозил оружие, которое Гаммон собирал среди развалин. Мы прятали его в ящики, а сверху обкладывали старыми книгами. Всё, что вы видели в подвале поместья, собрано нами. У Гаммона такие хранилища разбросаны по всему Скри… оружие ждёт, когда люди им воспользуются. – Зачем же ждать? – пожал плечами Тинк. – Если есть оружие, почему бы не начать прямо сейчас? – Потому что ещё не всё готово. Я уже сказал, что Гаммон хитёр. Соратники доверяют ему безоговорочно, и поверьте, он знает, что делает. Хорошо, что он на нашей стороне – человек, обладающий таким обаянием, стал бы опасным врагом. Каждый раз, встречаясь с Гаммоном, я впитываю каждое его слово. И он достоин доверия, ручаюсь своими книгами. – Думаешь, этот Мак-Хиггинс, хозяин таверны, нам поможет? – спросил Подо. – Наверняка. Гаммон всегда заходит к нему, когда бывает в Дагтауне. Если кто и найдёт нам проводника через Каменные горы, то только Рончи Мак-Хиггинс. Ну и опять-таки его моряцкий пирог – просто объеденье. Подо ненадолго задумался и кивнул: – Ну ладно. Похоже, другого выхода и правда нет. Конечно, есть ещё береговики… – О, береговики, – повторил Оскар. – Кто такие береговики? – спросил Джаннер. – Подумаем про них завтра, мой мальчик, – ответил Оскар. – День и так выдался долгим. – Он задул свечу, стараясь не разбрызгать воск, и вскоре все заснули. Засыпая, Джаннер молился о спасении Пита. Но… 18 Старые раны и новое исцеление Пит не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Тролль шагал на юг, волоча Пита на верёвке, как бык тащит плуг. Пит, с ног до головы обмотанный цепями, пересчитал все корни, камни и выбоины на дороге. Он то терял сознание, то приходил в себя – и каждый раз, очнувшись, видел Зузаба и второго горностранника, которые, сидя у тролля на плечах, злорадно наблюдали за ним. Он помнил ужасное щёлканье каракана. Когда Зузаб велел троллю выбираться из оврага, Пит мельком заметил Игиби и Оскара, бегущих на север. Хотя он вопил и сопротивлялся, тролль держал его крепко – так крепко, что перед глазами всё поплыло, а потом почернело. Очнулся Пит уже ночью, спелёнатый цепями, как мотылёк паутиной. – Тебе приятно будет узнать, что твои драгоценные «сокровища» снова сбежали, – сообщил Зузаб, который, скрестив ноги, сидел у огня. – Он сунул в рот пригоршню ирги, а затем передал корзинку сородичу. Красные пятна на губах у обоих напоминали кровь. Пит смотрел на горностранников молча: отчасти потому, что цепь, пересекающая лицо, мешала дышать, а отчасти потому, что он никак не мог понять, о чём речь. В голове у него всё смешалось. «Сокровища? Я люблю сокровища, но… ах да, я помню! Дети! Кто сбежал? Дети, да. Хорошо. Как бишь их зовут? Совсем не помню. Есть хочу и пить. Руки болят. Не надо было оставлять детей. Но я и не собирался. Я не хотел, но всё-таки бросил их. Ох, Создатель! Что я наделал!» Перед мысленным взором Пита мелькали тени и перья, в ушах звенел вопль, эхом отдающийся в сырых коридорах. Извиваясь и плача, он смутно сознавал, что горностранники наблюдают за ним, но они сидели будто далеко-далеко. «Что я наделал! Я его бросил!» В глубинах памяти вновь зашелестели перья, и Пит потерял сознание. И вот настал день, и в голове у него немного прояснилось. Он помнил, кто он такой, и как зовут юных Ветрокрылов, и куда его ведут. Дорога шла меж холмов и была хорошо утоптана Клыками. Взглянув на небо, Пит догадался, что они движутся на юг. В форт Ламендрон. Он завизжал. Горностранники засмеялись. Пит визжал и бился на дороге в форт Ламендрон, а на поляне, где спали Игиби, чирикали утренние птицы, и сквозь щель в палатке пробивался холодный синий свет. Джаннер потянулся, открыл глаза и стряхнул с себя сонную одурь. Слева громко храпел Подо; удивительно, что он не разбудил мальчика раньше. Оскар не храпел, но с каждым долгим выдохом его губы издавали звук «пф-ф-ф». Джаннер приподнялся на локте и протёр глаза. В тусклом утреннем свете он увидел Тинка, который спал, положив голову на ногу деда, и Лили, свернувшуюся рядом с Нией в обнимку с заплечным мешком – точно так же она обычно обнимала во сне Малыша. Мальчик выбрался из палатки. Поляна блестела от росы. Каменные глыбы в тумане напоминали надгробия, но не казались зловещими. Джаннер и прежде частенько поднимался на рассвете, однако никогда не видел, как раскалённый солнечный шар встаёт из моря. Он подошёл по мокрой траве к краю утёса и сел свесив ноги. Тёмное море тьмы в этот час вовсе не было тёмным. Перистые облака на горизонте словно испускали оранжевое сияние. Под утёсами носились птицы. Джаннер вспомнил, как жил совсем недавно, на исходе лета… сгребать сено, кормить поросёнка, полоть огород было так скучно! С тех пор он сильно изменился. Его жизнь много раз висела на волоске. За две-три недели он пролил слёз больше, чем за всю предшествующую жизнь. Малыш погиб, городок Глибвуд разграблен. Раньше Джаннер жил под пятой Клыков, а теперь бежал от них. Потом он подумал про отца и вспомнил рисунок, изображающий Эсбена в день его рождения в открытом море. Джаннеру этот рисунок казался воплощением свободы. Он вспомнил про королевскую кровь в своих жилах, про давно минувшую славу Сияющего Острова… Джаннер был слишком занят, чтобы думать об Анниере. Она присутствовала в его грёзах, но сама оставалась не более чем грёзой. Мальчику не верилось, что она действительно существует, что за этим самым морем его ждёт дом. Настоящий остров, на котором некогда стояли настоящие города и настоящий дворец – дворец, в котором он родился. Джаннеру страшно хотелось там побывать. Он вспомнил слова из отцовского письма: «Там твоя родина, и ничто этого не изменит». Он представил, что лежит на поросшем вереском склоне, закрыв глаза и слушая, как бьётся живое сердце Анниеры. Ему было всего двенадцать лет, но он хорошо понимал, что путь предстоит трудный. «Стоит ли оно того?» – спросил он себя. Стоило ли бросать прежнюю жизнь, чтобы узнать, кто он такой и кем должен стать? Да. Из-за моря показался краешек солнца и залил мир светом – будто кто-то в первый раз коснулся струн инструмента. Остальные тоже проснулись, воодушевлённые обещанием настоящего завтрака. Подо, который уверил родных, что при дневном свете можно будет без опаски развести небольшой костёр, сидел на камне и переворачивал на сковородке шипящий бекон. Другой рукой старик рассеянно чесал культю ниже колена. Джаннер знал, что на ночь дедушка отстёгивает деревяшку, служащую ему вместо ноги, но видеть Подо без неё мальчику доводилось редко. Теперь было особенно тревожно наблюдать за дедом, таким беспомощным… – Ты так на меня смотришь, словно никогда раньше не видал моего обрубка, парень, – заметил Подо, взглянув на внука. – Прости, – сказал Джаннер. – А почему ты никогда нам не рассказывал, как лишился ноги? – Обязательно расскажу, мальчуган. И довольно скоро, – Подо тяжело вздохнул. – Вашему старику не так-то приятно об этом вспоминать, но, похоже, выхода нет. Есть вещи, которые вам следует знать. – Какие вещи? – негромко спросил Тинк. Джаннеру показалось, что младший брат и Подо странно переглянулись; брови старого пирата сошлись на переносице как грозовое облако. – А можно просто позавтракать? – спросила Лили. – Отличная мысль, внучка, – сказал Подо, и Тинк отвёл взгляд. – Оскар, как твоя рана? – спросила Ния. При звуках своего имени Оскар моргнул. Он не сводил глаз с жарящегося бекона. – Всё в порядке, дорогая. Я выспался, и теперь мне гораздо лучше. – Он сунул в рот дужку очков. – Знаете, когда я лежал на загривке у нашего милого Малыша, я кое-что почувствовал. Рана… она как будто нагрелась, но было даже приятно. Вам не кажется, что вода из Первого источника придала Малышу некую целительную силу? – Я тоже её пил, – напомнил Подо. – Разве тебе не было легче, когда ты шёл, опираясь на меня? Оскар задумался. – Да нет, – признался он. – Право, не помню, чтобы рана меньше болела. – Но мы дали тебе всего одну каплю, дедушка, – сказал Тинк. – А Малыш выпил гораздо больше. Оскар хмыкнул, снял окровавленные повязки и обнаружил на животе ярко-красный рубец. – Рана зажила! – воскликнула Лили. – Прощальный подарок от нашего милого Малыша, принцесса, – в изумлении произнёс Оскар, и девочка просияла. – Когда мы пойдём дальше? – спросил Тинк, проглотив два куска бекона. Щёки и губы у него блестели от жира. – Ты сказал, что у нас есть только один день, прежде чем Клыки начнут обшаривать северный берег. Значит, нужно поскорей уходить? – Так точно, парень. Нужно, – Подо подмигнул, примотал деревяшку ремнём к бедру и сунул язычок пряжки в истёртую дырочку. – Ты начинаешь мыслить как король. Тинк сглотнул и отвернулся. Джаннер решил, что пора извиниться: – Тинк, э… прости, что наорал на тебя вчера. Это я зря. Тинк пожал плечами и поворошил палочкой костёр. – Мы бы без тебя не справились. Из тридцати выстрелов я попал только… три раза? Я никудышный лучник. – О да, – подмигнув, согласился Тинк.