Во-вторых, перемены были слишком резкими, и мозг маленького человека не мог оценить ситуацию как положено. Нет ни радости, нет ни печали — тупая покорность судьбе и привычка подчиняться — тем же Серху и Элене, которые и раньше работали по дому и ухаживали за детьми. Увидев Юсаса — окровавленного, с ножом в руке, они как-то сразу сжались, прижались друг к другу, и у Юсаса снова заныло сердце. А еще он заметил, что мелкие так и сидят голышом, хотя и были теперь чисто отмыты. Элена видимо поняла его взгляд, пожала плечами: — В кухне тепло, а одежды на них найти не смогли. Пусть пока так посидят, я потом сделаю им из простыней какие-нибудь рубахи. Юсас промолчал и тоже пожал плечами — так, значит так. Кстати, Элена тоже была в рубахе, без штанов — рубаха с подвернутыми рукавами была ей настолько велика, что спускалась почти что до колен. Серх — тот в штанах, и тоже подвернутых. — А где же их одежда? И ваша одежда? Как же он собирался вас продавать? Все равно ведь пришлось бы одеть? И тут же похолодел. Брат и сестра посмотрели на него такими мертвыми глазами, что Юсас все понял. Понял, и ужаснулся. — А он никуда не увозил, — бесцветным голосом пояснил Серх. — К нему приходили клиенты, он им давал детей, а потом… в общем — там в конце комнаты для пыток есть люк. Он ведет в канализацию. Туда можно сбрасывать мусор… Ну… то, что оставалось. Он и девушек приводил, но они долго не жили. День, два — не больше. В ушах Юсаса звенело, и голос Серха с трудом пробивался сквозь эту толстую повязку. Он был тихим, без эмоций, но таким острым и страшным, что Юсасу ужасно захотелось его больше никогда не слышать. Чтобы он ничего не знал о том, что происходило в этом доме. А голос все жужжал, все ввинчивался в мозг Юсаса, и волосы его становились дыбом. Такого просто не могло быть! Такого не бывает! В благополучной, в чистой, красивой столице — ЭТО?! Выслушав, Юсас повернулся и пошел назад, к Грималу. Через полчаса Юсас знал, где еще два тайника с деньгами, где одежда детей, и откуда они взялись. По большому счету знание о происхождении детей ему ничего не дало — что толку от того, что Гримал назвал имена работорговцев и ловцов или назвал имена разбойников, которые поставляли ему живой товар? Где ему, Юсасу, их искать? А даже если нашел — сумеет ли с ними сладить? Скорее всего — не сумеет. Все-таки Юсас всего лишь уличный воришка. Пусть даже и одержимый, а значит быстрый и сильный, но… пятнадцатилетний мальчишка. Совсем не глупый мальчишка, понимающий пределы своих возможностей. Вот если бы здесь был Толя! Тогда все упрощалось и становилось на свои места. Уж они бы с ним дали по мордасам всем этим тварям! Точно! Юсас ни на секунду не усомнился, что Толя именно так и поступит. Не улетит в свой мир, прихватив с собой названного братца, а найдет негодяев и покарает. Ведь Юсас сделал бы именно так! А значит — и Толя сделает. Когда Юсас закончил с Грималом, он был жив. Не совсем здоров, но жив. Вернее — совсем не здоров. Но в разуме, все понимал и довольно-таки громко кричал. Злые, сильные люди плохо переносят боль, это Юсас знал давно. И теперь в этом снова убедился. Выйдя на кухню, Юсас обнаружил, что мелких там уже нет. Элена, не дожидаясь вопросов, пояснила, что отправила их спать, наверх, в спальню. И тут же предложила Юсасу поесть. Он хотел отказаться, но желудок скрутило, будто узлом, и рот наполнился слюной. Он ужасно, страшно хотел есть! Через минуту Юсас уже жевал, глотая мясо и куски лепешки, давясь и запивая холодным пивом. И только когда утолили первый голод, спросил: — А откуда еда? Да еще и холодное пиво! Откуда? — Здесь есть ледник, — пояснила Элена. — Магия. Там лежит артефакт, он поддерживает холод. Я слышала, как Гримал говорил своим гостям, что этот артефакт стоил ему больших денег. И что это стоит того. — Скажите… — Юсас обвел взглядом лица брата и сестры. — Эти дети помнят, откуда они взялись? Кто они? Где их родители? Как-то можно найти их родню? — Они не помнят, — Серх прикрыл глаза, будто говорить ему было ужасно больно. — Вообще ничего не помнят. Только клетку. И Гримала. У них что-то с головой. Они маленькие еще. А Гримал что-то мешал с наркотой, какое-то снадобье. Они и говорить почти не могут. Кроме Шани. Это та девочка, что с тобой говорила. У нее с головой лучше всех. Но… тоже иногда бывает. Серх не пояснил, что именно бывает, а Юсас не стал спрашивать. Ничего хорошего в ответе на свой вопрос он не ожидал. Все было и так ясно. — А вы… помните? Вы куда пойдете? Что будете делать? — Мы? — Серх поднял на Элену тусклый взгляд. — Никуда не пойдем. Я хочу убить Гримала и умереть. Я только и жил потому, что хотел выжить и его убить. — И я… — Элена глянула на Юсаса исподлобья. — Я не хочу жить. Но хочу, чтобы Гримал был наказан. А потом… — А с ними что?! — Юсас даже удивился, насколько горячо он это сказал. — Они как будут жить?! Они — куда денутся?! С ними — что будет?! Неужели вы их бросите? — Бросали уже… — утробно сказала Элена, и голос ее прервался. — Бросали… бросали… бросали… нам не надо жить. Мы устали, понимаешь? Мы устали! — Мы все устали… — Юсас едва вытолкнул из себя слова и перестал есть. Кусок в глотку не лез. — Гримала я вам отдам. Делайте с ним все, что хотите! Но с одним условием — вы должны помочь этим детям. Вы не должны их бросать! — А ты? — Серх посмотрел на Юсаса. — Ты их не бросишь? Разве ты не можешь о них позаботиться? — Я… я… — Юсас запнулся. И правда — а почему он не может помочь? Денег из Гримала он выжал немало. Даже банковские долговые обязательства на очень даже кругленькую сумму! Он теперь богат! Сказочно богат! Интересно, зачем этому проклятому Грималу нужно было еще и отбирать медяки у нищих?! При таком-то богатстве?! — Я не знаю, — сознался Юсас. — Я должен уйти. За мной идет охота — я государственный преступник. Мой брат убил императора и всю его семью, меня заподозрили в участии в заговоре, меня пытали, и я… одержимый. Юсас впервые заметил интерес в глазах брата и сестры. И в самом деле — не каждый день встречаешь государственного преступника, да еще и одержимого. И тогда он взял, да и рассказал им все, что с ним и случилось за это время, начиная с самого своего рождения. Почему — он тоже этого не знал. Но рассказал почти все. Рассказ уложился всего в пятнадцать минут, не более того. Вот казалось бы — вся жизнь Юсаса, столько событий — и всего пятнадцать минут! Родился, жил, воровал, встретил Дегера… ну и так далее. Выслушав, Серх и Элена долго молчали, потом девушка, которая явно была лидирующей в их паре, тихо сказала: — Спасибо. — За что? — удивился Юсас. — За то, что нам поверил. За то, что рассказал. Теперь я тебя понимаю. Но это ничего не меняет. Понимаешь… мы помогали этому гаду убивать детей. Ведь мы за ним ухаживали, убирали в доме… мыли пыточную. А иногда он заставлял нас смотреть… — Не надо, Эля! — Серх вздрогнул, и побелел. — Не надо! Не хочу! — Вы не виноваты! — сказал Юсас, и сам себе не поверил. — Вы ведь не убивали! Сказал и поразился, какими стеклянными, безумными стали глаза обоих собеседников. Сказал и осекся. Неужели… ох, лучше не углубляться! Лучше не углубляться! — Они мучились… — глухо сказала Элена. — Они умирали. И нам иногда приходилось… не бросать же их живыми? — Не надо! — Серх вдруг вытянулся, сделался совершенно белым, как полотно, и внезапно его тело изогнулось, и он забился в судорогах, страшно перекручивающих, выгибающих спину до хруста костей. Элена вскочила, бросилась к нему, ухватила за голову: — Дай какую-нибудь палку! Я в зубы суну! А то он язык откусит! Скорее! Юсас оглянулся по сторонам, заметил на кухонном столе деревянную ложку-черпак и сунул ее в руку Элене. Та с видимой силой разжала зубы брата, вставила туда ложку — так, будто делала это уже не первый раз — положила его на бок и присела рядом, держа его за руку и следя за тем, чтобы дергаясь он не лег на спину и не захлебнулся пеной и рвотой. — Его по голове били, — сказала она тихо, спокойно, но Юсас видел, как вздрагивает ее рука, как мелкой дрожью трясется спина. — Он редко так делает, но если делает — тогда помочь ничем нельзя кроме как не дать откусить язык. Когда первый раз у него случилось, он долго не мог разговаривать. Язык надкусил. С тех пор все больше молчит. Она помолчала и добавила, глядя в пространство: — Он скоро очнется. И будет слабый, ходить не сможет. Ты поможешь мне отнести туда, где этот… Элена замолчала, сглотнула: — Я хочу, чтобы он видел. Все видел. Ты обещал ЕГО отдать нам. — Детям не будешь показывать? — Нет. Они не понимают. Да и не нужно им. А нам — нужно. Я знаю — нужно. Мы должны убить Зло. ДОЛЖНЫ. Она сказала это с таким нажимом, что Юсас осознал — да, должны. Иначе как потом жить? Надо видеть, что Злу — конец! Надо самому его убить! — Он одержимый… — зачем-то сказал Юсас, и понял, как это глупо. Какая разница — одержимый Гримал или нет? Главное, чтобы его не было. Его, и таких как он! Очистить мир. Очистить от таких, как он! И тогда мир будет хоть немного чище. — Чистильщики, — сказал Юсас, и сам удивился своим словам. Но повторил. — Чистильщики! — Чистильщики… — повторила девушка и впервые за весь разговор взглянула Юсасу в глаза. И его вдруг едва не затрясло — такая боль, такая печаль, такой ужас был в глазах девушки! Она боялась не умереть. Она боялась жить. Юсас замер. Что он слышал от Толи про одержимых? Он что-то говорил о том, что можно забрать, вытащить демона из одержимого, всосать его в себя. А потом пересадить в другого человека. А еще — можно ак-ти-ви-ро-вать. Он так говорил. Сделать какого-то Альфу из одержимого, и тогда этот Альфа будет сильнее, быстрее всех одержимых. А еще — сможет активировать других Альф. И его очень трудно убить. Вот как Толю, к примеру. Или как его, Юсаса. Они тогда проговорили с ним целый день. Толя рассказывал о том, откуда он пришел. Кто его приемная мама. Какая замечательная у него жена и названный брат — такой же, как Юсас. А еще — о том, как чистил мир от дряни вроде Гримала. Нет, таких как Гримал он не встречал, это настоящее Зло! Но кто знает, что выросло бы из обычных одержимых, если бы они росли, развивались дальше? Какое зло бы они творили? Может стали бы гораздо хуже, чем Гримал? Хотя — нет, хуже Гримала быть нельзя. Это невозможно. А еще одна мысль все-таки не давала Юсасу покоя — зачем такому обеспеченному, даже богатому человеку еще и управление уличными нищими? Жалкие монеты несчастных людей — неужели они нужны были Грималу? Или он был настолько жаден, и не мог бросить начатое дело? Надо было спросить у него на допросе. Но теперь уже и не хочется. По большому счету — какая разница? Ну вот нравилось ему измываться над нищими, и что? — Скажи, а он сюда не приводит нищих? Ну… в пыточную? — Приводил, — тут же откликнулась Элена. — Он их пытал, как и всех… остальных. Он многих приводил, почти каждый день. И гости пытали. Юсас знал про гостей. Он практически все про них знал. У Гримала давно уже образовался свой… круг, если можно так назвать. Нет, не круг — клиенты! Они платили Грималу, приходили в определенные дни и делали то, что хотели. Делали ВСЁ! А он брал деньги и смотрел. Кстати, не так уж и много брал — по крайней мере с его слов. Ему нравилось смотреть. Юсаса передернуло. Ему теперь хотелось забыть все, что он услышал. Но забыть он не мог. А еще, вдруг подумалось о том, что мог бы сделать Элену и ее брата одержимыми. Зачем? Затем, чтобы теперь они чистили мир. Этот мир точно нуждается в чистке. Определенно! — Элена, скажи… — Юсас замер, подбирая слова, а девушка внимательно посмотрела в его глаза, и Юсасу показалось, что в них мелькнуло что-то новое. Что-то оттуда, из ее прошлой жизни. Доброе. Обычная девчонка, не более и не менее. Красивая, пухлогубая, стройная. Мечта, а не девочка! Но это «что-то» ушло из глаза Элены, и снова она сделалась холодной, бесстрастной, будто спряталась за каменную маску. — Скажи… а если бы ты смогла почистить весь мир? Если бы ты сумела это сделать? Убить таких мразей, как Гримал! — Если бы… — Элена вздохнула. — Я всего лишь девушка. Слабая, неумелая, которая даже ножом ударить врага не сможет. Меня убьет первый же одержимый. Но да! Я хотела бы! Я бы жизнь положила на это! Я все равно что мертва. Так чего мне бояться? — А если я смогу сделать тебя одержимой? Тебя и твоего брата? Будешь жить? Станешь сражаться с негодяями? Убивать работорговцев? Мучителей, вроде Гримала? — Ты правда это можешь? — глаза Элены расширились, став огромными, как блюдца. Или Юсасу это показалось… Он просто утонул в этих глазах! Он нырнул в них, чтобы никогда уже не вынырнуть! И тут же с трепетом и даже ужасом понял — он влюбился! Он влюбился в эту искалеченную жизнью девчонку! — Могу. Но только при одном условии: ты не бросишь этих детей. Ты воспитаешь их так, как положено. Чтобы они выросли хорошими людьми! Чтобы они никогда не стали грималами! Сможешь? — А откуда ты знаешь, что я хорошая? А если я сама стану такой же, как… Элена запнулась, но Юсас понял и отчаянно замотал головой: — Нет! Ты другая! Ты хорошая, я знаю! Ты не можешь быть плохой!