И тут он запнулся — а куда они уйдут? Правда — куда?! А может им идти-то некуда! Совсем — некуда! Вот как ему, например! — Кто знает, где здесь ключи? Ключи от замков? Молчание. Потом мальчишечий голос, робкий, будто мальчишка еще не верил тому, что случилось. Боялся поверить. — Они висят вон там… в углу. На крючке. Только ты правда пришел нас освободить? Это не Гримал тебя подослал? Мальчишке на вид было лет двенадцать, хотя могло быть и больше. Худой, но жилистый, тело практически лишено детской угловатости и нежности. Да, скорее всего ему было больше двенадцати — у него начали расти волосы на лобке. Возможно, он чуть младше Юсаса или такого же возраста. — Я же сказал — Гримал лежит связанным! — Юсас придал голосу солидность и даже суровость, а когда услышал голос девочки из женского отделения, и посмотрел туда, то замолк, и невольно отвел глаза. Ему стало неловко. Этой девочке тоже на вид было лет двенадцать, но только на первый взгляд. Лет четырнадцать, без всякого сомнения. Грудь практически как у взрослой, только еще не отвисает. Волосы на лобке, совсем немного. Округлости — как у настоящей женщины, только очень уменьшенной. Ну как если бы взяли взрослую девушку, и… сжали со всех сторон, уменьшив ее в размере. Карлица? Да вроде — нет. Юсас видел карлиц. У них обычно неприятные взрослые лица, и разговаривают они странными голосами, тоже неприятными, будто нарочно коверкают слова. У этой обычный девчачий голос, звонкий и очень даже приятный. Смотреть на нее было стыдно, но… хотелось. Ужасно хотелось. Взгляд так и притягивался к девичьей фигуре, тем более что девушка не прикрывалась. Не отворачивалась, стояла голой, будто так все и надо. Будто стоять и разговаривать с незнакомым мальчишкой вот так, голышом — это привычное, обыденное дело. А что такого-то? — Вы как тут оказались? — не утерпел, спросил Юсас, шагнув туда, куда показал мальчишка, за ключами. — Сколько вы уже тут? — Не знаю… — равнодушно ответила девушка. — Долго. Очень долго. Я Элена. Он для себя нас держит. Давно уже. Серх — это мой брат. Мы близнецы. Мы ехали с отцом, напали разбойники. Всех убили. Нас забрали, а потом нас купил Гримал. И с тех пор мы здесь. А дети недавно. Может месяц. Может два. Он где-то их берет, развлекается с ними месяц, два, а потом продает. Если не умирают. И новых покупает. И снова продает. А мы все время тут. За детьми ухаживаем. Дом убираем. Развлекаем Гримала. — Как развлекаете? — Юсас не хотел спрашивать, все и так было ясно. Но он все равно спросил. Он должен был это спросить — чтобы знать. Чтобы быть уверенным. Ему Это было нужно. — Он трахает нас… — девушка снова как-то спокойно, до безумия спокойно пожала плечами. — Иногда хочет, чтобы мы трахали друг друга. И смотрит. А потом все равно трахает нас. А иногда сечет плетью. Или ремнем. Но это редко. Плетью он сечет детей. Ему нравится, когда они плачут. И тогда он их трахает. Девочка еще что-то хотела сказать, но Юсас перебил ее: — Хватит! Не надо больше! Хватит! Остановись! Хватит… Девочка замолчала, послушно и беспрекословно. И снова замерла, держась за прутья решетки и не обращая внимания на окружающее. К ней подошла давешняя девчонка, что разговаривала с Юсасом, обхватила ее за бедра, девушка опустила ей на голову ладонь, и так они стояли, прижавшись друг к другу, окунувшись в какой-то свой мир, где нет ни клетки, пахнущей мочой, по́том и ужасом, где все хорошо, и где они всегда сыты и никто им не делает больно. И Юсас вдруг подумал о том, что возможно ему было не так уж и плохо, как казалось. По крайней мере он знал, что где-то есть Дегер, и Дегер его никогда не бросит. Найдет, и все будет хорошо. Была надежда. А у этих — надежды не было никакой. Вообще — никакой. Только ужас, только боль, только страх. Ключи нашлись там, где показал парнишка. Два здоровенный стальных ключа, провернувшихся в замочных скважинах так легко, что Юсас даже удивился — замки были огромными, их невозможно сломать даже ломом. Такие обычно вешают на дверях купеческих складов. Видимо, за ними ухаживали и смазывали. К тому же частенько открывали и закрывали эти двери. Дети вышли из клеток организованно, без криков и плача. Пошли наверх по лестнице вероятно так, как делали это не раз и не два — впереди Серх, позади всех Элена, мягко направляющая вперед ту самую девчонку-семилетку. На Юсаса они не смотрели, шли как-то странно, будто во сне, и Юсас вдруг с тянущим в груди чувством подумал, что это все неспроста. Дети не могут ТАК себя вести. Быть такими спокойными, такими тихими. И такими послушными. Он вошел в клетку, где сидели мальчики. Посветил фонарем, увидел на табурете деревянную бадью, наполненную водой. Наклонился над ней, принюхиваясь, поднял лежащий рядом легкий деревянный ковшик, зачерпнул. Поколебался пару секунд (ему было противно), и отхлебнул глоток горьковатой, пахнущей прелью и чуть сладковатой воды. Мгновенно выплюнул, сразу распознав знакомый вкус. Он знал, что это такое. Пробовал. И не понравилось, слава Создателю. Его тогда рвало, да так, что едва не выблевал все свои внутренности. Говорят, такая реакция не у всех. Большинство подсаживается на наркоту с первого раза. Его организм оказался стойким и категорически воспротивился принимать эту гадость в свой кровяной круговорот. Уберег Создатель. А вот этих детишек — не уберег. И как теперь они будут жить с такой бедой — неизвестно. Избавиться от наркотической зависимости можно только одним способом — лечить их сильной магией, очищающей кровь, выводящей яд из телесного оборота. Иначе — пятьдесят на пятьдесят, что они умрут, если не получат очередной дозы наркоты. Юсас вдруг услышал пыхтение, стук, стоны и приглушенные крики. Поняв, в чем дело, он птицей взлетел по лестнице, пробежал по коридору, вломившись в толпу детей, растолкал их по сторонам. Выбил нож у Серха, отобрал дубинку у Элены, и только тогда наклонился над Грималом, определяя — успел добежать, или нет. Успел. Гримал был живехонек, и почти здоровехонек, только находился в полубессознательном состоянии от ударов по голове, да на заднице добавилось с пяток узких и, наверное, глубоких ран. Которые, впрочем, почти и не кровоточили. По крайней мере снаружи — одна находилась точно напротив ануса. Так что теперь Грималу трудно будет сходить в сортир. Больно. Впрочем — это ему никак не помешает умереть. Оставлять жить эту мразь Юсас не собирался. Все, что он хотел прежде сделать — это узнать, где гад хранит свои деньги, коих у того должно быть превеликое множество — судя по словам негодяя, да и по логике событий. На последние медяки такой дом не купишь. У него точно должно быть не меньше десяти тысяч золотых. А то и того побольше. Главное — поспрошать как следует. — Он мне пока нужен! — Юсас обвел взглядом тяжело дышащих детей. — Не трогайте его без моего позволения! — А когда он не будет тебе нужен, ты позволишь нам его убить? — невыразительно спросила Элена, посмотрела на Гримала, лупающего глазами, и Юсас впервые за сегодняшний вечер увидел, как ее красивое, даже кукольно красивое лицо исказилось гримасой ненависти. Такой ненависти, что Юсасова ненависть по сравнению с ней была жалким угольком в сравнении с жарким огнем очага. — Посмотрим… — неопределенно сказал Юсас, и наклонившись к уху Элены, шепнул. — Тихо! Позволю! Пусть думает, что у него есть шанс выжить! Девушка медленно кивнула, и повернувшись к Юсасу, стоящему близко от нее, едва заметно дрогнувшим голосом спросила: — Что нам сейчас делать? Нет, так-то Юсас понимал, что все бывшие пленники сейчас находятся под действием наркоты. Но все равно было немного не по себе — девушка не поинтересовалась, кто он такой, зачем здесь, как Гримал оказался в таком положении, кто его ранил и почему Юсас решает — жить ему, или умереть. Судя по всему, все бывшие пленники сейчас воспринимали мир как сон, а во сне может быть всякое. И нелогичное — тоже. Надо просто воспринимать это как нормальное явление — вот есть некое событие, значит — ему положено существовать. И все тут! Никаких копаний и разбирательств — что, зачем и почему! И Юсас, как свободный, как некая сила, которая смогла их освободить и как-то повергла хозяина, воспринимается как командир. Как новый, возможно добрый Хозяин. То есть, фактически Юсас стал рабовладельцем, отобрав десяток рабов у злого хозяина. И это ему не нравилось. Нет, так-то он совсем не был против рабства. Ну вот случилось так, что эти люди стали рабами. Он причем? Такое вот устройство мира! И не Юсасу его менять. Но тут… он вдруг представил себе на месте этих детей. Это не их, а его, Юсаса, опаивают наркотой, а потом сутками насилуют, избивают плетью, мучают. И это его потом продают мерзким извращенцам, которые делают с ним все, что они захотят. Как тот, палач, в пыточной камере. И тогда все становится на свои места. Рабство — это ПЛОХО. И теперь Юсас понимал, почему Дегер с таким отвращением относился к рабству. Некоторые моменты кажутся ясными и простыми, пока… не прикинешь ситуацию на себя. — Сейчас вы идете в душ, моетесь, как следует отмываетесь. Потом ищете любую чистую одежду, и одеваетесь. Не надо разгуливать голышом. Затем находите еду и готовите ужин. Вы есть ведь хотите? Ты вообще знаешь, где тут в доме еда и одежда? И вообще — где тут все находится? Девушка подумала, почесала правую грудь возле соска, и взгляд Юсас сам по себе, абсолютно без его участия — проследил за рукой, и… пал на грудь. Ну уж больно она была соблазнительна! Упругая такая… розовая… не грудь, а цветок! Но девушка ничего не заметила. Почесавшись, она кивнула: — Да… знаю. Мы же работали по дому. Убирались. Стирали. Мыли. Готовить он нам не позволял, боялся. Говорил — мы плюнем ему в чашку. Или стекла толченого насыплем. Он обычно с собой приносил. Или сам готовил. Или заставлял только начистить овощи. Но после того, как Серх хотел его зарезать ножиком, он нам ножики не дает… не давал. — Зарезать хотел? — Юсас почему-то даже удивился, глядя на будто сонного, застывшего статуей мальчишку. По его лицу никак не было видно, что он способен на кого-то напасть и попытаться убить. — А что потом было? — Он порезал Грималу шею… — монотонно, без выражения сообщила девушка. — Гримал отобрал у него нож, избил. А потом привел каких-то мужиков, и они долго били и насиловали. Серх чуть не умер. Но потом отошел. Только иногда кровь идет… Юсас почувствовал, как глаза закрывает красная пелена. Ему хотелось убивать. Ему хотелось убивать! Всех! Все рабовладельцев! Всех, кто причастен к этому грязному делу! А Гримала… Гримала резать медленно, по кусочкам, так, чтобы он жил долго. Но очень трудно. Очень! — Идите в душ. Займись детьми, — сдавленным голосом скомандовал Юсас. — Серх, помогай ей. Потом поговорим. И вот еще что… вы знаете, где он хранит наркотики? — Где-то на кухне, — девочка кивнула в сторону коридора. — Там у него тайник. Он когда готовил нам питье, оттуда приносил. — Так ты знаешь, что вас опоили? Что вы под наркотой? — зачем-то спросил Юсас. — Знаю. Знаем. Но это хорошо. Иначе бы давно разбили бы голову о стену. А так вроде и не больно, и не противно. Как во сне. Как будто это все не с нами… Юсас ждал, что она заплачет, что дрогнет голос, но девушка не заплакала, она еще постояла, будто вспоминая, что ей следует делать, и поймав мысль за хвост, притянула ее назад: — Так мы пошли? — Идите. Занимайтесь детьми и ужином. Как закончите готовить — позовете меня. Девочка повернулась, и Юсас сделал усилие, чтобы не смотреть на ее почти женский зад. И это было трудно, но он справился. Ведь он не какой-то там мерзкий маньяк вроде Гримала! Юсас думал, что он все знает об улице. О том, что там происходит, и что может произойти с людьми. Но вот такое, откровенное Зло попадалось ему на жизненном пути в первый раз. Нет, так-то он слышал — и о маньяках, и о людях, которые специально покупают рабов, чтобы мучительно и страшно их убивать. И даже детей, подростков, таких, как Юсас. Но он все это пропускал мимо ушей. Ведь все это не могло произойти с ним! Это какие-то рассказки! Страшилки! Только теперь он осознал, насколько его прикрывал статус участника воровской гильдии. Авторитет того же Хозяина, который отомстил бы за его обиды. Да, отомстил бы, потому что если главарь банды не мстит за соратников — он теряет авторитет. А чем держится банда? Только авторитетом ее руководителя. Стоит его потерять, и тут же начнется развал, разброд и шатание. И гибель вожака неизбежна. Это как в волчьей стае — пока ты силен, пока ты в авторитете — ты правишь Стаей. Стал слаб, не можешь справляться с обязанностями — новый, молодой вожак займет твое место. И тогда уже пощады не жди. Он посмотрел на Гримала. Тот очнулся, лупал глазами, смотрел по сторонам и вроде как что-то соображал, строил планы. Какие планы? Ясно — какие. Освободиться и устроить показательные казни тем, кто на него покусился. Вот только этим планам не суждено осуществиться, это точно! Юсас прошелся по коридору, толкая двери, заглядывая в комнаты. В одной из них на столе обнаружил хороший масляный фонарь с длинным фитилем. Зажег его от старого, старый оставил висеть в коридоре на крюке. Пошел дальше, вглубь дома. За одной из дверей он и обнаружил то, что с замиранием в сердце ожидал увидеть — пыточную. Вот тут маньяк занимался своими грязными делишками. На стене — кольца-кандалы, рядом крест, такой же как в пыточной Башни, только поменьше размером — под детей. Рядом какие-то приспособления, предназначения которых Юсас с первого взгляда не смог понять, а когда понял — его перекосило от гадливости. Следов пыток не было, ни крови, ни запаха. Похоже, что здесь хорошенько убирались. На стене — плети, веревки, блестящие крючки и крюки, о предназначении которых Юсас даже думать не хотел. Рассматривать все это он не стал. И противно, и времени нет. Делами надо заняться. И первое дело — Гримал. С ним он еще не закончил. Вернулся к пленнику, схватил его за ноги и волоком потащил в пыточную. Гримал что-то говорил, что-то обещал, но Юсас его не слышал, не хотел слышать. Какой смысл сейчас говорить? Вот повисит на крюке, тогда можно и спросить. За все спросить. Отвязал руки пленника от ног, задумался — как же его вздернуть на крюк? Один точно не поднимет. Надо было позвать Элену с Серхом, уж втроем как-нибудь бы да и взволокли. Но им теперь не до того. Пусть занимаются другими делами. Сам попробует. Прикинул, взялся покрепче за руки, потянул… уххх! Гримал плюхнулся на пол, застонал, выругался. Голова его со стуком ударилась об пол, и Юсас на секунду даже испугался — не уйдет ли гад на тот свет так просто? Кстати, а почему он не бьется головой о пол, о стены? Не разбивает себе затылок? Ведь ясно же, что все это закончится плохо! Обязательно закончится плохо! Для него, разумеется. Так на что Гримал надеется? Но это можно обдумать и после. А сейчас… взгляд упал на веревки, висевшие на стене. Вот! Это то, что нужно! Снял одну веревку, не толстую, но и не тонкую — явно способную удержать тушу Гримала. Один конец привязал к путам на руках. Посмотрел и передумал — а если путы не выдержат? Нет уж, напрямую — к рукам! Перевязал заново, под причитания и стоны маньяка, обещавшего то огромную награду, то казнить всех подряд, как только он до них доберется. Закинул веревку на крюк, вбитый в потолок, посмотрел по сторонам, прикинул и сам себе кивнул головой — вот! На противоположной стене — кольцо на уровне головы! То, что надо! Продел веревку в кольцо — пришлось ее размотать, бухта большая — подтянул, выбрав слабину, прикинул, сделал натяжку, приподнимая руки Гримала вверх, и упершись обеими ногами в стену, практически перпендикулярно ей, потянул со всей силы, что было. А силы — было. Вес маленький, это точно, и просто так Юсас никогда бы Гримала не поднял, но вот так, через блок — запросто! Даже когда он еще не был одержимым и то — наверное бы поднял. Просто от злости. От ярости, распирающей душу. Рывок! Еще! Медленно, но верно здоровенная туша Гримала поднималась вверх, и вот он уже стоит на подгибающихся ногах. Нет, не стоит — ноги не держат. Перерезанные сухожилия не позволяют стоять. Но почти стоит. Вот и хорошо! Вот и отлично! Конец веревки на соседний крюк, на котором висела бухта веревки, оборот, другой! Все, затянуть как следует, и готово. Висит, как свиная туша! Подошел, вгляделся в мутные серые глаза, и будто кто-то сдернул с ушей толстую повязку. Теперь Юсас разобрал то, что говорит Гримал. — Врут они все! Они врут! Эти похотливые твари — врут! Я тебе денег дам! Я тебе много денег дам! Хочешь — я тебе этот дом отдам! Я тебе всех их отдам! И будешь делать с ними все, что захочешь! Юсас ударил. Сильно, от души. Нос Гримала хрустнул, из него обильно полилась кровь, но через несколько секунд остановилась. Да, Гримал восстанавливался не так быстро, как Юсас, но все-таки восстанавливался гораздо, гораздо быстрее любого другого человека! Юсас вытащил нож, который перед подвешиванием пленника снова упрятал в ножны на голени (А хорошо, что туда приделал! В любом другом месте Гримал точно бы его нашел!), и стал деловито, снова завесив уши «повязкой», срезать с пленника одежду. Остановился только тогда, когда тот остался совершенно голым. — Где, говоришь, спрятаны деньги? — спросил Юсас спокойно и деловито, и так же деловито провел по груди Гримала острием клинка, вспарывая кожу. Гримал завопил, задергался, но веревка держала крепко. Кровь, полившаяся обильно, тут же остановилась, порез будто заклеился. Юсасу стало интересно, и он еще раз провел по коже пленника, уже по животу. — В банке! У меня деньги в банке! Но и тут есть! Есть! На кухне! За шкафом спрятаны! Там десять тысяч! Забери и отпусти меня! Юсас опустил нож, развернулся, пошел в кухню. После недолгих поисков действительно нашел деревянную коробку, в которой лежали золотые монеты, эквивалент десяти тысяч серебряных империалов. Хорошая сумма. Но недостаточная. Для чего недостаточная? Да хотя бы для того, чтобы хоть немного компенсировать мучения этим детям. Если это возможно вообще возместить какими бы то ни было деньгами. На кухне было людно. Брат с сестрой, уже одетые в какое-то барахло, скорее всего принадлежавшее хозяину дома, резали лепешки, нарезали копченое мясо, а дети, собравшиеся вокруг стола смотрели на то, что они делали странными, тусклыми глазами — вроде как не верили в происходящее. Но тут было все понятно — во-первых, из организма еще не вышел наркотик.