Часть 20 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Придумано хорошо, вот только сделать не так-то просто. Тварь хитрая, постоянно оглядывается, перепроверяется. Почему? Да потому что, скорее всего, врагов у него — целая куча! У такой мерзкой твари их обязательно куча! Скольких он обидел? Скольких обобрал, лишил денег, здоровья? Как Юсаса когда-то…
Если ты вор — значит умеешь становиться невидимым. Значит умеешь прятаться в тенях, укрываться за прохожими, прикрываться кустами, деревьями, всем, чем придется. Потому что другого способа уберечь свою драгоценную тушку у тебя нет. Вор, не умеющий скрываться и прятаться — долго не живет.
Следить за Грималом пришлось до самой темноты. Голодный, злой, Юсас следовал за негодяем, не отставая, держась за его спиной, как ядовитый москит за сборщиком фруктом. Только зазевайся — и прихлопнет этот самый сборщик жужжащую остроклювую тварь, но в том и дело, чтобы не подходить близко и не дать себя поймать. А потом, в удобное время вонзить в потную спину человека свой ядовитый хоботок…
Как оказалось, жил Гримал в купеческом квартале. Не в самой его лучшей части, но… в хорошем месте. Довольно-таки приличный двухэтажный дом выходил дверью на улицу — раньше в нем была купеческая лавка, даже следы остались — прямоугольное пятно на фасаде и перекладина для подвешивания вывески. Но теперь никакой вывески не было, обычный дом, каких по городу великое множество — без сада, без заднего двора, но с подходящим к нему водопроводом — трубы было видно с улицы, они тянулись к ближайшему акведуку. Содержать такой дом не так уж и просто — платить за воду, платить налог за недвижимость, ну и просто — стирать пыль и убирать. Скорее всего, в доме имелись еще и слуги, ведь кто-то же ухаживал за этим подонком? Неужели он жил один?
Но Гримал не стал стучать, звонить и все такое прочее. Он достал из пояса здоровенный ключ, вставил его в замочную скважину (предварительно внимательно оглядевшись по сторонам) и распахнул дверь, открывшуюся наружу.
Юсас еще в раннем детстве заметил, что большинство домовых дверей открывается наружу. Вначале он недоумевал — почему так, но потом ему объяснили, что это все — для пущей безопасности жителей дома. Выбить дверь, если она открывается внутрь, гораздо легче, чем если она открывается наружу. Это истина, не требующая доказательств — настолько все очевидно. Потому все дома строились только так — с дверью, открывающейся наружу. Кто будет выбивать дверь? Да мало ли кто… погромщики, например, во время городского бунта. Или разбойники.
Но были у таких дверей и свои, так сказать, неудобства — в такую дверь не скользнешь так быстро, как в открывающуюся внутрь. А если ты еще и крупный парень? Если ты с трудом помещаешься на маленьком крыльце?
Юсас лежал под кустом на противоположной стороне улицы, сливаясь с травой и нападавшими листьями, и когда Гримал достал ключ из замочной скважины и взялся за ручку двери, вскочил, и уже не скрываясь, но и не особо топая — бросился вперед, стараясь держаться в тени за границами светового круга, созданного горящим масляным фонарем (кстати — за фонари на улице взимали отдельную плату со всех владельцев домов).
Гримал успел обернуться прежде, чем Юсас подскочил к нему на расстояние удара, и как ни странно — мгновенно его узнал. Благо, что свет фонаря падал как раз на крыльцо перед входом.
— Ты?! Ах ты ж мразь! И ногу отрастил, гавнюк?! И теперь ты не слепой?! Ходил за мной, сука, весь день! Зачем ходил?! Щас я это узнаю!
Гримал схватил Юсаса с такой неожиданной скоростью, что тот не успел ничего сделать, и только когда уже летел по воздуху, вдруг с ужасом подумал о том, что сегодня явственно видел вокруг Гримала зеленое сияние! Только вот не поверил самому себе. Не захотел поверить! И вот как этот гад выжил! Он одержимый! Он точно — одержимый!
Пролетев по воздуху несколько шагов, Юсас врезался в стену с такой силой, что у него помутилось в голове и вышибло дух, как если бы кто-то пнул под ребра здоровенной ножищей.
Впрочем, он тут же проверил — так ли это, можно ли сравнить этот удар с пинком в поддых? Нога Гримала врезалась Юсасу в живот, и он как мяч отлетел и снова ударился о стену. И потерял сознания.
Очнулся Юсас от ощущения того, что кто-то обшаривает его тело, не стесняясь залезть рукой туда, куда Юсас не позволял лазить никому. Но виду не подал, не показал, что очнулся. Пусть думает, что жертва еще без сознания.
Обшарив недвижимое тело, Гримал легко, как маленький куль с мукой, одной рукой поднял Юсаса на ноги, и заглядывая в глаза, спросил:
— На «крыс» работаешь, сука?! Говори, кто тебе поручил за мной следить?! Кто?!
Гримал ухватил Юсаса за волосы левой рукой, и размахнувшись, ударил его в поддых правой. Юсас ухитрился извернуться, и удар прошел вскользь, по ребрам, одно из которых явственно хрустнуло.
Сломал! А может и показалось, что сломал, но боль была ужасной. Впрочем — не ужасней, чем тогда, когда тебе вырывают язык раскаленными щипцами. И не тогда, когда на место, где раньше была кожа, сыплют крупную такую, тут же прилипающую серую соль.
Юсас вдруг успокоился. Совсем — успокоился! Что ему грозит? После того, что Юсас вытерпел в своей жизни, что с ним может случиться хуже?
А еще из памяти всплыли знания. Еще когда они жили в трактире степного города, Юсас просил Дегера показать ему несколько приемов единоборств, которыми тот раскидывал противников. Дегер не отказал, но сказал, что сложные приемы Юсас все равно выполнить не сможет, а надо ему для жизни всего шесть-семь приемов, которые легко исполнить, и которые, если бы знали, могли бы исполнить и неподготовленные люди. И среди них были приемы, которые помогали освободиться от захвата. Ну, например — если тебя ухватили за руку. Или за волосы.
Юсас мгновенно схватился обеими руками за руку Гримала, держащего его за волосы, прижал ее к голове, и резко, всем телом навалился, рванулся вперед, прогибаясь к полу. Гримал охнул — рука пошла на излом, и негодяй непроизвольно отпустил волосы, чтобы вырвать руку и не допустить перелома кисти. И тогда Юсас отпрыгнул назад, тяжело дыша, чувствуя тупую боль в боку.
Гримал вытащил из карманов Юсаса все что было — начиная с денег и заканчивая боевым ножом, который Юсас некогда украл у «крысы». Но Гримал не был профессионалом, потому не нашел второго ножа, который Юсас предусмотрительно привязал к голени, использовав для того длинные полосы ткани. Нож был в крепких деревянных ножнах, обтянутых поверху свиной кожей, и потому вытащить его из ножен было делом секунды — поддернул штанину, уцепился за рукоять, и вот уже нож в руках!
Вот только бы теперь сладить с этим громилой! Ведь он тоже одержимый!
Чуть пригнувшись, ноги немного согнуты в коленях, напружинены. Страха нет. Есть расчет. Есть глазомер, скорость и холодная ярость, заставляющая кипеть кровь, но не затмевающая разум.
— Ух ты! — вроде как удивился Гримал, и его толстогубое лицо расплылось в улыбке. — Это интересно! Я тебя сейчас порежу на лоскуты, твареныш! Выколю тебе глаза, отрежу язык и ноги, а потом выпущу на улицу — собирать подаяния! Помнишь, как хорошо это было? Ты получаешь деньги, а я забираю! Так и будем жить! Но вначале я тебя допрошу. Хорошенько так допрошу! Я люблю мальчиков. Ничего, ничего, потерпишь! Интересно, кто же тебе дал денег на лечение? Маленький козленыш…
Юсас почему-то думал, что Гримал возьмет в руки его, Юсаса, нож, который он вытащил из куртки. Однако тот вынул откуда-то из подмышки короткую дубинку черного дерева, по типу тех, что использовали стражники. И это было опасно.
Зачем тебе нож, если не умеешь с ним обращаться? Но даже если умеешь — дубинка-то все равно длиннее! Попробуй, подойди с ножом к человеку, который размахивает дубинкой в полтора локтя длиной! Да не просто размахивает, а очень даже умело!
Его и с мечом не возьмешь! Без должных навыков. И вообще — дубинка это тот же меч. Только тупой!
Дубинкой Гримал владел как положено. В руке она лежала уверенно, не так, как у какого-нибудь селянина. Видно, что пользовался он ей не раз и не два. Возможно даже где-то учился — искусство боя на дубинках преподают, и стоит обучение приличных денег. В обществе почему-то считается, что дубинка годится лишь для самозащиты. Наивное мнение! Ей можно отдубасить мечника так, что он больше никогда не возьмет в руки острую железяку! Просто не сможет — переломанными руками.
Юсас умел драться на дубинках. Но после того, как закончил обучение в воровской школе, больше никогда не применял свои знания. Он вообще не любил драться — всегда лучше было убежать, а бегал Юсас довольно-таки быстро. Да и комплекция юсасова не для боев дубинами с такими вот грималами. Выбьет оружие из рук, и конец воровской жизни. Вот был бы постарше и покрепче, тогда — да.
Кровь билась в висках, а мир замедлился. И Гримал, который только что был быстрым и опасным, стал медлительным, как речная черепаха, выбирающаяся на мелководье в поисках своей партнерши. Только вот Юсас знал, как быстро умеют бегать эти самые речные черепахи. И как больно умеют кусаться…
Но движения дубинки, до того такие быстрые, молниеносные, опасные, на самом деле замедлились, и Юсас вдруг с изумлением и надеждой понял — Гримал медлительнее его, Юсаса, самое меньшее раза в два! А то и в три! Демон, которого подсадил Толя — гораздо быстрее и сильнее, чем тот, что сидел в Гримале!
Или не в этом деле — Толя что-то говорил о том, что он сделал колдовство, из-за которого демон Юсаса слился с ним окончательно и бесповоротно, овладел всем его телом, стал его частью, стал Юсасом! В отличие от обычных демонов, которые просто нашептывают своим Носителям дурные мысли и заставляют их творить непотребное. Возвращая потом часть энергии в виде здоровья и силы.
А частенько и вообще ничего не возвращая. Зачем им возвращать? Убьешь этого Носителя — демон перескочит в нового! Может быть даже лучшего, чем прежний! Вот когда тот слился с телом, когда Носитель и демон стали единым целым, Альфой — вот тогда демон старается по-полной!
Дубинка просвистела рядом с головой, ветерком коснувшись взлохмаченных волос Юсаса. Он скользнул под удар и одним движением руки взрезал кожу и мясо Гримала на сгибе локтя, распахав его практически до кости.
Брызнула кровь, Гримал заревел, схватившись за порез, но Юсас не остановился на достигнутом. Он полосовал противника так, будто сошел с ума. Но в его безумии все-таки имелся очень даже практичный смысл. Второй на очереди вышла из строя левая рука противника, которой тот, совершенно не думая ни о чем другом, уцепился за порез, видимо пытаясь остановить кровь, и тем подставил ее под следующий удар. Вернее — удары, потому что Юсас раскромсал ее крест-накрест, обнажив белую кость и сам сустав среди лохмотьев мяса и ткани рубахи.
Потом упал на спину позади Гримала и одним движением подсек ему ноги под коленями, рассекая сухожилия. И откатился в сторону, уберегаясь от рушащегося на него тяжелого тела.
Мир снова стал прежним — суетливым, быстрым. В нос ударил запах крови — густой, тяжелый. А еще — запах мочи. Гримал надул в штаны перед тем, как упасть и потерять сознание.
Юсас нередко замечал, что большие, сильные люди бывают удивительно слабы на боль. На свою боль. Теряют сознание, пугаются, перестают как следует соображать. Не все, конечно, но вот такие — рыхлые, большие, любители причинять боль другим — совсем нередко теряются от боли и даже падают в обморок. Вот как сейчас.
Юсас очень устал во время драки, хотя и длилась она считанные секунды. У него тряслись руки и ноги, и очень хотелось прилечь и поспать. Но перед этим — поесть. Мало у него сил, очень мало. Тело маленькое, расходует сил много. Такое же состояние было тогда, когда он убил людей в пыточной. Еле потом отъелся.
Но лежать было некогда. Пока не очнулся — вязать! Распустил рубаху на полосы, сделал из них жгуты, крепко связал руки и ноги. Руки — назад, привязав их к ногам. Так будет правильно. Ни перекатываться не сможет, ни двигаться — пусть даже и на локтях. Тем более, что у одержимого раны заживают быстро, вон — уже и кровь перестала идти. Эдак ноги-руки заживут, схватит, и задушит. Здоровенная тварь! Раза в три больше весит, чем Юсас!
Проверил запор на двери. Подергал засов — все в порядке, эту дверь вышибать только тараном. Крепко все обустроил «купец»! Интересно все-таки, он один здесь живет или нет? Если один — почему? Где слуги? Где домашние рабы, в конце-то концов? Кто-то ведь должен ухаживать за домом?!
На окнах решетки — мощные, так просто не вышибешь. Вероятно и на втором этаже такие. Ощущение странное — будто находишься… в темнице! В тюрьме! И решетки, и мощный запор, и… запах. Странный запах. Неприятный какой-то и столь же странный. Непонятно чем пахнет. Нечистотами? Да есть немного, но не так, как в каком-нибудь сортире. Людьми! Заключенными! Это даже не запах, это… аура какая-то, что ли? Запах безнадеги, запах страха. Нет, в доме точно кто-то есть!
Пленник застонал, проморгался и с ужасом уставился на Юсаса, силясь что-то сказать. Сказать не получилось, он захрипел и почему-то замотал головой, будто говоря: «Я не верю! Нет!» Но Юсас его понял.
— Что, не верится, да? Такой большой, такой сильный, и все? Все закончилось?
— Я денег дам! — хрипло простонал Гримал, с трудом выталкивая слова. — У меня есть деньги!
— Где? — деловито спросил Юсас, оглядываясь по сторонам. — Куда ты их дел? Где-то спрятал, да? Кстати, ты мне обещал отрезать ноги, язык, выколоть глаза. Как ты считаешь, имею я право сделать то же самое с тобой?
— Нет! Нет-нет!
Гримал задергался, будто пытался порвать путы, но они выдержали. В этой позе не больно-то их порвешь. Такую вязку стражники называют «птичка». Через полчаса лежания на «птичке» пленник начинает голосить и сознаваться в чем угодно. Тяжко так лежать.
— Нет, говоришь? — Юсас удивленно поднял брови и поморщился, потрогав все еще болевший бок. Все-таки ребро было сломано — ты отказываешь мне в моем праве свободного человека отрезать тебе твой вонючий язык? А если я отрежу тебе член? Как тогда? Ты что-то обещал мне? Любишь мальчиков?
— Не надо! Я отдам деньги! Ты меня развяжи, и я все тебе отдам! Видишь, я ранен, и ничего не смогу тебе сделать! Не бойся! Я отдам, и ты уйдешь! И оставишь меня в покое! А я — тебя! Я дам тебе сто золотых! Обещаю! Я все тебе отдам!
Юсас смотрел на этого вонючего, мерзкого типа и вспоминал. Все вспоминал — его отвратительный, глумливый голос, безнадегу, которая сжигала душу, слезы, которые жгли глаза. Голод, холод, жару… все вспомнил. И рука будто сама по себе протянулась, сжимая нож, и лезвие медленно погрузилось в бедро пленника — до самой кости, скребанув по ней игольчато-острым клинком.
— Ааа… ааа! — завопил, задергался Гримал, и клинок, остававшийся в ране расширил ее, выпуская наружу фонтанчик крови, брызнувшей на пол. — Не надоооо!
— В доме еще кто-то есть? — Юсас спросил так обыденно, как спросил бы у торговца пирожками цену на пирожок с мясом. Обычный такой вопрос.
— Неэээт! — всхлипнул Гримал, и когда Юсас пошевелил ножом, поворачивая его вдоль оси туда-сюда, поправился, выкрикнув. — Даа! В подвале! Они — в подвале!
Юсас не стал спрашивать — кто «они». Он только проверил путы на пленнике — крепко ли держатся — вытер о его плечо клинок ножа и пошел туда, куда указал Гримал. Осторожно пошел, опасаясь подвоха вроде магической ловушки или стреляющей ступени. Высунется из ступеньки пара копий, и останешься на ней с торчащим в заднице острием. Совсем никакое удовольствие.
Дорога в подвал не заняла много времени. Из кухни, по лестнице, в обычный подвал, какие есть в каждом купеческом доме, да и не в купеческом — тоже. Где-то ведь надо хранить продукты, да и лишнее барахло куда-то надо сложить.
Здесь никакого барахла не было. Если не считать барахлом десяток мальчиков и девочек, сидящих и стоящих за решеткой, перегораживающей вход в подвал.
Самодельная темница была разделена на две половины — женскую и мужскую. В каждой находились по пять детей, возрастом примерно от семи до двенадцати лет. Точнее сказать было нельзя — в подвале слишком темно. Юсас прихватил с собой масляный фонарь, который пришлось долго зажигать — пока нашел кресало, пока разжег — но фитиль был почти сожжен, и заменить его Гримал так и не удосужился. Язычок пламени метался, колеблемый сквозняком, и давал света не больше, чем нужно было для того, чтобы рассмотреть ступени лестницы и не навернуться с нее, ломая шею. Чтобы рассмотреть в подробностях тюремную камеру такого света было явно недостаточно.
Все, что видно — светлые фигурки за толстыми прутьями на фоне темной стены. Да общие очертания этих самых фигур — по крайней мере можно было рассмотреть, кто есть мальчик, а кто девочка. Все обнажены — ни трусов, ни рубах, и это при том, что в подвале довольно-таки прохладно. Ну так Юсасу показалось — прохладно. Его вдруг стало немного трясти.
И еще была странность — все молчали. Дети не плакали, не стонали, ничего не говорили. Они стояли и сидели, прижавшись к стене, и смотрели на Юсаса вытаращенными как от ужаса глазами, явно ожидая чего-то плохого. Даже не плохого, а совсем ужасного! Такого запредельно ужасного, что от предвкушения стынет кровь в жилах и каменеет тело.
Юсас чувствовал это, и у него перехватило дыхание. Что теперь делать? Как быть?
— Эй! С вами все в порядке? — спросил он, чувствуя, насколько глупо звучит этот вопрос. Ну в самом деле — что может быть в порядке, если ты сидишь голым в темнице, в доме, который принадлежит мерзкому человеку, можно сказать маньяку, убийце, негодяю! А что тогда спросить?
Дети продолжали молчать, и тогда Юсас приблизил фонарь к решетке, стараясь разглядеть лица тех, кто там находился. И дети тут же вжались в стены, опуская глаза, и Юсас знал — почему. Нельзя смотреть в глаза тому, кого ты боишься, и не хочешь, чтобы он тебя заметил. Надо стать незаметным, стать тенью — неслышимой и серой. И может тогда он тебя пропустит и возьмет другого!
— Эй, вы меня понимаете? — голос Юсаса дрогнул, и почти сорвался на хрип. — Понимаете? Я… я… я хороший!
Он сам не знал, почему так сказал. Ну просто ничего другого не сумел найти у себя в голове. Хороший! Ведь он правда — хороший! Воровал, да. Но ведь не последнее! И детей в темнице не держал! Старался жить по-совести! Ну… насколько мог.
— Ты хороший? — от толпы детей отделилась девочка лет семи. Маленькая, худенькая, большеглазая. На ее теле виднелось множество синяков, будто кто-то ее щипал, а на подбородке — уже пожелтевший синяк.
— Ты не будешь делать нам больно? — девочка смотрела на Юсаса огромными карими глазами, и ему вдруг захотелось рыдать. В голос, бросившись на грязный пол, стуча кулаками по ступеням загаженной лестницы — рыдать! Да почему же так?! Ну почему, почему?! ЗА ЧТО?! Ну что они сделали такого, чтобы поступать с ними — ТАК?! Почему этот мир такой мерзкий, такой подлый?! Зачем он?!
— Я не буду делать вам больно! — севшим голосом пообещал Юсас, протянув руку между прутьев, попытался погладить девочку пот голове. Она вздрогнула, отшатнулась, закрылась руками и присела, сжавшись в комочек. И тогда Юсас с ужасом увидел, что спина ее и попка исполосованы рубцами. Ее кто-то сек — до крови, безжалостно, практически до смерти. Но она умудрилась выжить.
— Слушайте меня! — Юсас повысил голос, изо всех сил стараясь, чтобы он звучал звонко и грозно — Я Юсас! Я пришел, чтобы вас освободить! Вашего… хозяина я связал, он лежит в прихожей! Теперь вы никому не принадлежите! Я вам помогу, и вы уйдете куда хотите!
book-ads2