Ученый коротко хохотнул. – Преступник уверен. Мы пришли. Мужчины остановились перед скромной могилой – обелиск, ограда, цветы в подцветочнице. Кесаев обернулся, сделал знак одному из милиционеров. – Лейтенант, давай. Тот зашел в оградку, где намело немного снега, принялся осматривать могилу, тканевые пожухлые цветы, потом заглянул за обелиск. – Есть, товарищ подполковник! – воскликнул он. Некрасов снова улыбнулся своей неприятной улыбкой, победно посмотрел на спутника. Кесаев с трудом подавил в себе раздражение. – Что там? Милиционер вытащил из тайника за обелиском старую кожаную сумку. Кесаев раскрыл сумку – внутри оказался топор с узким, вытянутым лезвием, покрытым ржавчиной. Аккуратно вытащив топор, чтобы не смазать отпечатки, подполковник осмотрел грозное оружие. Это действительно была музейная вещь давно ушедшей эпохи, скорее всего случайно найденная подозреваемым в Приазовских степях, куда их семья каждый год ездила на отдых. Новым было только короткое топорище с вырезанными скифскими символами. Кесаев повернулся к Некрасову. – Как вы догадались о скифах? – Догадываться, Тимур Русланович, – это не мой метод, – снисходительно ответил ученый. – Я опросил подозреваемого, составил психопортрет, провел параллели, и вуаля! Подозреваемый превратился в преступника. – Мотив убийцы вам тоже известен, полагаю? – Естественно, – профессор просто упивался собой. – Сами не хотите предположить? – Мне некогда играть в «горячо – холодно», Евгений Николаевич, – сухо ответил Кесаев, убирая топор в сумку. – Зря, – делано огорчился Некрасов. – Человек играющий – это наше будущее. Так считают писатели-фантасты, например Ефремов и братья Стругацкие… – Мотив? – перебил его разглагольствования мужчина. – Вы скучный человек, товарищ подполковник, – вздохнул Некрасов. – Мотив простой – месть за сына. Он думает, что его прекрасного отпрыска, спортсмена, отличника, душу компании, убили, – и мстит за это всему миру. Понятно вам? Кесаев передал сумку с топором милиционеру, недовольно буркнул: – Куда уж понятнее… После того случая они с Некрасовым больше не встречались. Увидев топор, подозреваемый полностью признал свою вину, и его тщательно сдерживаемое безумие прорвалось наружу – он понес какую-то ахинею про змееногую богиню Табити, скифского царя царей Таргитая, чьим потомком якобы являлся, и так далее. С тех пор прошло два с лишним года, и вот Некрасов вновь появился на горизонте. Точнее, появился он раньше – Кесаев вспомнил об эксперте еще вчера, но до конца ничего не решил. Перестав постукивать ручкой, Кесаев поднял глаза на Витвицкого. – Да, я знаком с Евгением Николаевичем. И, пожалуй, соглашусь с вами – он действительно эксперт, штучный специалист. Что ж… – неожиданно для себя Кесаев вздохнул, – будем вызывать. Идите, капитан, отдыхайте. Витвицкий встал, сделал несколько шагов к двери, остановился. – Товарищ полковник, что касается старшего лейтенанта Овсянниковой – я не прошу, я требую… – Все, капитан, все! – отмахнулся мужчина. – Требует он… Идите! Это приказ. Подчиненный вышел, недовольно хлопнув дверью громче, чем следует. Кесаев открыл блокнот. Там было написано: «Привлечь к расследованию» и список из нескольких фамилий. Фамилия Некрасов стояла первой. Полковник жирно, дважды, подчеркнул ее и взялся за телефон. * * * По темной улице вечернего города, скупо освещенного фонарями, ехал автобус. В салоне сидели несколько человек – пара возвращавшихся со сверхурочной работяг, оживленно обсуждающих футбольный чемпионат, старушка в платке с сумкой, две женщины средних лет, явно пересидевшие положенное по КЗОТу время за подготовкой какого-нибудь отчета, и мальчик-подросток с нотной папкой и скрипичным футляром – занятия в музыкальной школе заканчивались поздно. Седьмым человеком в салоне автобуса был Чикатило. Он сидел на последнем, самом заднем сиденье и смотрел на тонкую шею мальчика. Автобус подрулил к остановке. Скрипач встал, двинулся к дверям. Чикатило неотрывно следил за ним, глаза его остекленели, рука непроизвольно огладила промежность. Двери автобуса с шипением раскрылись. Работяги, продолжая на ходу спорить о защите киевского «Динамо» и нападении «Динамо» тбилисского, вышли. Следом по ступенькам сбежал мальчик со скрипкой. Последним, в закрывающиеся уже двери, из автобуса выскочил Чикатило в плаще нараспашку. На пустынной остановке мужчина огляделся. Работяги маячили в паре сотен метров, продолжая свой спор. Автобус, освещенный изнутри, словно аквариум, уехал. Мальчика со скрипкой нигде не было видно. Чикатило заскрипел зубами, сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, но тут возле выходящей углом к проезжей части пятиэтажки в полосе света от фонаря возникла худенькая фигурка со скрипичным футляром и нотной папкой в руке. Облизнув пересохшие губы, Чикатило устремился вслед за мальчиком. Они шли по пустынной улице метрах в тридцати друг от друга. Чикатило сокращал расстояние, его рука в кармане двигалась, по лицу пробегали гримасы удовольствия, чередующиеся с судорогами. Взгляд блуждал по сторонам в поисках укромного места. Мальчик неожиданно свернул в проулок между темными громадами домов. Преследователь непроизвольно улыбнулся, на всякий случай огляделся, вокруг – никого. Тяжело дыша, он нырнул в проулок вслед за скрипачом и… замер, едва не споткнувшись. В проулке, под одиноким фонарем, дорогу мальчику со скрипкой преградила скамейка, на спинке которой сидели несколько подростков самого шпанистого вида – волосатые, в модных безрукавках из верейской джинсы, в расстегнутых для шика полусапожках. Один из подростков, вихрастый, с рассеченной скулой, спрыгнул на асфальт. – Оп-па… Какие люди! Куда спешишь, скрипач? – Домой, – спокойно ответил мальчик, переложив футляр со скрипкой из одной руки в другую. – К мамочке? – прогнусавил вихрастый, заступая дорогу. – В теплую кроватку? Со скамейки спрыгнул другой подросток, чернявый и плечистый, с пробивающимися усами. Он хлопнул вихрастого по плечу. – Серый, ша. Отвали, это свой пацан. И отодвинув недовольного Серого, чернявый сунул музыканту ладонь дощечкой: – Здорова, Левик. Мальчик со скрипкой степенно, как взрослый, поздоровался. – Это будущий Страус, – объяснил друзьям чернявый и спросил у скрипача: – Запалки есть, Страус? Чикатило стоял в паре десятков шагов от ребят и не знал, что делать. Мальчик достал из кармана коробок спичек: – Штраус, – мягко, снисходительно поправил он чернявого. – Вот, держи. – Да по херу, – чернявый взял спички. – Курить будешь? – Ага, – скрипач шмыгнул, вытер нос рукавом и словно стер с лица остатки интеллигентности. – Мамка только чтоб не запалила… – Елочку пожуешь, – кивнул на заросли туи возле скамейки чернявый и достал пачку «Примы». Они закурили, профессионально выпустив по облаку горького дыма, как старые, бывалые курцы. Вихрастый подросток все это время с недоверием и даже злобой смотрел на музыканта – у него сорвалось развлечение. То, что типичный терпила, маменькин сынок со скрипочкой, оказался своим в доску пацаном и вон стоит, курит и лениво роняет слова, как и положено дворовому оторве, окончательно расстроило вихрастого. Он пошарил взглядом по окрестностям в поисках хоть какого-то выхода своего недовольства и внезапно заметил стоящего в тени тополя незнакомца. – Э, слышь! – задиристо крикнул пацан. – Ты шо тут прилип? Шо надо?! Чикатило вышел из ступора, смешался. – Курить вредно, ребята, – сказал он, топчась на месте и перекладывая портфель из руки в руку. – А тебе, дедуня, никто и не предлагает, – бросил вихрастый. – Вали отсюда. Сидевшие на скамейки подростки загомонили, скрипач крикнул что-то обидное. Мужчина опустил плечи, словно став меньше, повернулся и побрел прочь, быстро скрывшись во мраке. * * * Спустя десять минут он сидел на той же остановке, на которой вышел следом за скрипачом, и тупо глядел перед собой на грязный асфальт. Неожиданно перед глазами Чикатило появились женские ножки, выше колен закрытые серой юбкой. Чикатило поднял взгляд: перед ним стояла молодая и весьма симпатичная девушка, можно даже сказать – настоящая южная красавица, смуглокожая и кудрявая. – Вам плохо? – спросила она с искренним участием в голосе. Девушке и впрямь показалось, что немолодому мужчине в плаще и шляпе нехорошо. Судя по позе, он не был пьян, и в то же время нельзя было сказать, что он просто задумался. Обвисшие плечи, серое, землистое даже в неярком свете вечерних фонарей лицо… Спустя полчаса девушка будет мертва. Чикатило заведет ее в лесок, ударит несколько раз ножом в живот, зажмет рот потной ладонью… А на остановке он разыграл приступ: – Да, с сердцем плохо.