– Но вот, допустим, я ребенок – зачем я пойду с чужим человеком в лес? – кипятился тем временем инженер. – Романыч, ты вроде ж в школе работал, как там, разве детей не учат, что с кем попало ходить не нужно? – снова спросил у Чикатило водитель. – Конечно, учат, – на этот раз уверенно ответил тот, но тут же добавил: – А если человек добрый? – Кстати! – вдруг, будто припомнив, повысил голос бухгалтер. – Мне же зять утром только рассказал, у них есть подозреваемый! – У кого – у них? – спросил инженер. – Зять в милиции работает, – начал объяснять бухгалтер. – Интернат для дуриков знаете? Ну так вот, парень, обычный, учился в этом интернате – и вдруг признался, что это он мальца за станцией ножом запырял. Чикатило с интересом слушал, подавшись вперед и буквально впившись глазами в старичка-бухгалтера. – Погоди, Дмитрич, у тебя ж зять водила, мы вместе на курсах были, – перебил говорившего водитель. Бухгалтер кивнул. – Так он теперь в милиции водителем и работает. На «бобике». Он этого парня с интерната возил на место, ну, где убийство. – Зачем? – заинтересованно спросил Чикатило. – На следственный эксперимент, – важно пояснил старичок. – Чтобы тот показал, где и как убивал. В милиции всегда следственные эксперименты проводят. – Ну и шо, показал? – снова спросил Чикатило. – А как же. Все указал – где тело лежало, куда удочки сломанные сунул… – бухгалтер для достоверности даже сделал какие-то движения руками. – От же ж сука, бля! Тварь паскудная! – взорвался водитель. – Удочки он указал… Ребенка ножом! Ну как можно?! Своими бы руками удавил пидораса! – он повернулся к Чикатило, ища поддержку: – Верно я говорю, Романыч? – Конечно, – уверенно кивнул тот. – Детей трогать нельзя. Они – наше будущее. И удочки жалко… У меня такие в детстве были. Ладно, мужики, я пошел, работа ждет. Чикатило пошел к проходной. Разговор у ворот продолжился уже без него. * * * Вечером того же дня в кабинете, выделенном в ростовском УВД для московской группы, собрались Кесаев, Горюнов и остальные варяги, как их называли в управлении. Обсуждали сложившуюся ситуацию и планы на будущее. – Итак, товарищи… – Кесаев прохаживался по кабинету мягкой походкой хищника. – Уже можно подводить какие-то итоги нашей работы, но итоги эти, мягко говоря, невыразительные. – Что вы имеете в виду, Тимур Русланович? – не понял Горюнов. – По-моему, мы очень здорово продвинулись, в первую очередь благодаря местным товарищам. Эти два друга-с-перепуга, Шеин и Жарков, поют как соловьи, один заливистее второго… – Товарищ майор! – внезапно рассердился следователь. – Смените-ка тон. Мы тут не анекдоты в курилке травим! Наступила тишина. Кесаев в упор посмотрел на Горюнова, тот не выдержал, неловко улыбнулся, отвел глаза. – Тимур Русланович, а в чем вы сомневаетесь? – подал голос один из московских оперов. – Не знаю… – после долгой паузы ответил мужчина. – Но интуиция подсказывает, что тут все ой как непросто. Поэтому от намеченного плана действий мы пока отказываться не будем. Он снова прошелся по кабинету – от окна к двери и обратно – и спросил у другого опера: – Игорь, что там по запрошенным делам? – Они в архиве, товарищ полковник. Начальник архива сказал, что у них свободных людей нет и мы должны выделить человека для работы. Кесаев кивнул. – Понятно. Будет им человек. * * * Усталые Витвицкий и Овсянникова шли по коридору, негромко переговариваясь. – Я бы кофе сейчас выпила. Большую чашку… – сказала Овсянникова, украдкой бросив взгляд на своего спутника. Витвицкий молчал, по-прежнему пребывая в себе, в своих мыслях. Девушка поняла это, переключилась на деловой тон: – Что мы будем делать дальше? – А вы что думаете? – откликнулся Витвицкий. – Если честно, у меня теперь нет сомнений, я уже говорила, – устало сказала девушка. – Я только хочу понять – зачем? Этот Шеин, он же не злой, он просто глупый и сильный. Может на танцах подраться или калитку сломать, но чтобы ребенка ножом, да еще вот так… – Я изложу свои соображения в аналитической записке, – твердо сказал Витвицкий. – Здесь масса нестыковок. – Да какие нестыковки, господи! Он же сам признался… – воскликнула Овсянникова. Распахнулась дверь, в коридор выглянул заместитель Ковалева Липягин. Он явно услышал голос старшего лейтенанта. – Овсянникова! Ира! Зайди к шефу, он тебе пару ласковых хотел сказать. Дверь закрылась. Овсянникова остановилась, повернулась к психологу: – Ну вот, уже доложили… Кофе так и так накрылся бы… Ладно, пойду на ковер получать втык от начальства. – За что?! – удивился Витвицкий. – У нас инициатива наказуема, – грустно улыбнулась Овсянникова. – Впрочем, наверное, как и везде. – Это какой-то пещерный бюрократизм, – возмутился Витвицкий. – Офицер, особенно в уголовном розыске, это самостоятельная мыслящая единица! – Что-то я сомневаюсь, – усмехнулась Овсянникова. – Ладно, спасибо вам за поддержку, Виталий. Всего доброго. Она ушла. Мужчина остался один, двинулся дальше и неожиданно столкнулся с вышедшим из-за угла Кесаевым. – Здравствуйте, товарищ полковник… Кесаев, окинув подчиненного хмурым взглядом, подхватил его под локоть и буквально потащил за собой. – Ну-ка, пойдем, разговор есть… Втолкнув Витвицкого в кабинет, Кесаев плотно закрыл за собой дверь. – Товарищ полковник… – начал было Витвицкий, но Кесаев резко оборвал его: – Сядь! Тот послушно сел за стол. – Скажи мне, капитан, с какой целью мы сюда приехали? Ну?! – загремел Кесаев, давая выход накопившемуся раздражению. Витвицкий под напором Кесаева стушевался, опустил голову. – Не слышу! Витвицкий вскинулся, встал, как на уроке, заговорил, заметно волнуясь: – Товарищ полковник, прекратите тыкать! Я бы попросил вас обращаться ко мне на «вы»! Это первое! – Ух ты. А есть и второе? – в голосе следователя слышалась насмешка. – Я понимаю вашу иронию, но есть! – голос Витвицкого зазвенел. – И третье, и четвертое. Следственный эксперимент… – Прошел неудачно? Витвицкий на мгновение сбился с мысли. – Нет, почему… Подозреваемый указал место… – внезапно он буквально закричал, перебив сам себя. – Но я считаю, что это все неправильно!