Все, что рассказывала потом Тамара, полностью совпадало с рассказом самой Сони. — Можете себе представить, в каком я была состоянии, когда мы, нагруженные сумками, вошли в дом и Наташа отправилась его осматривать? Я ждала ее крика, вопля! И она, представьте себе, закричала, но не от страха, что увидела мертвые тела, она, дурочка, нашла, оказывается, в шкафу елку! — Скажите, Савушкина, кто мог вынести тела? — Ясно кто — те люди или тот человек, который проник в дом после того, как Соня там прибралась и спустила, бедняжка, тела в подвал. Какие-нибудь бомжи, к примеру! Я слышала, что тела привезла на Нефтебазу Динка Логинова, я знаю ее, баба просто помешана на деньгах. Но не думаю, что это она. Другое дело, она могла случайно найти их где-нибудь… И трупы, и вещи… Это надо с ней говорить. Она баба хитрая, но, если прижать ее и повесить на нее убийство, она все расскажет, никуда не денется. — Тамара, как вы вообще жили весь этот месяц? Как пережили Новый год в том доме? У вас сердце вообще есть? — Было, — дрогнувшим голосом произнесла она. — До того самого дня, пока у одного красивого парня на рыбалке не заболел бок и он с острейшей болью не попал на стол доктора Тропинина… 33 Джип лихо затормозил возле одного из корпусов санатория, из него вышла Дина Логинова в длинном пушистом жилете из чернобурки и замерла, не зная, что ей делать — вдоль аккуратной расчищенной дорожки среди высоких заснеженных сосен выстроились пять машин. Это были, судя по номерам, прокурорские, полиция и еще кто-то, возможно, Закатов. Адвокат предупредил ее, что вдовец обещал весь город перерыть, но убийцу молодой жены найти и уничтожить. Хотя, чего уж тут раздумывать, когда за ней следили и еще вчера вычислили, кому она звонила, кого навещала. Но это же не преступление — навестить своего сына! Да, она определила его в санаторий, подправить здоровье. Только вот почему они все здесь? Зачем понаехали? Что уже успели узнать? Что он им сказал? А что, если Закатов первый вычислил Сашу? Что, если, не разобравшись, расправился с ним? При мысли об этом Дина, воображение которой нарисовало жуткую кровавую картину, почувствовала, как кожа под одеждой отреагировала, покрываясь мурашками. И зубы застучали. Возле крыльца она увидела мужчин, которые курили и тихо переговаривались. Вот чего они ждут? Что случилось там, внутри? Это был не больничный корпус, а гостевой, и там в одном из номеров прятался загнанный в угол Саша, ее единственный сын, который должен был сейчас жить в Москве и учиться на втором курсе престижного экономического института имени Плеханова, а вместо этого лежал сейчас под капельницей, очищая свою кровь от собственных, возможно даже, непоправимых ошибок. Она не чувствовала своих ног, двигалась как во сне, словно плыла навстречу своему горю. Приблизилась к мужчинам, пытаясь найти среди них знакомое лицо — она хотела говорить только с Дождевым. Но его не было. Как ни странно, ее никто не остановил, не окликнул, мол, вы кто, куда идете, туда нельзя. Она шагнула в теплое нутро корпуса, глотнула запах деревянных панелей и мыла, прошла уже знакомым маршрутом до двери, открыла ее, пальцами даже не чувствуя ручки. В комнате было светло, голубоватый молочный свет осветил широкую кровать, на которой сидел, опустив голову, Саша. Напротив него в кресле сидел Дождев. И, к счастью, больше никого. Она подумала: «Как же хорошо, что посторонних нет». Словно он, сам Дождев, в ту минуту перестал быть посторонним. — Что он вам сказал? — спросила она, усаживаясь на кровать и обнимая сына. Он совсем раскис. В сером спортивном костюме, худенький, бледный, он смотрелся как раненая птица, с закатанным рукавом и костлявой тоненькой ручкой с каким-то печальным больничным пятном белого пластыря на сгибе. Пузырек в капельнице, сиротливо стоящей в углу комнаты, был пуст. Значит, все-таки прокапал положенное. — Ма, я все рассказал, — сказал Саша и заплакал. До ее появления он еще держался, а вот теперь, когда она была рядом, он снова почувствовал себя маленьким мальчиком и стал еще слабее. — Вы же понимаете, что он ни при чем! Вы же верите ему?! — Вы, Логинова, на самом деле полагали, что все, о чем вы так долго молчали, останется в тайне? И надеялись, что за двойное убийство будет отвечать обросший случайными уликами невиновный человек? Вы на это надеялись? А ведь вам надо было просто прийти ко мне и все рассказать. Логинова разрыдалась. Когда проезжали мимо Графского озера, скованного льдом и припорошенного снегом, а оттого похожего на гигантскую белую поляну, Саша Логинов, сидящий в наручниках рядом с Дождевым, всхлипнул. Совсем как ребенок. А когда машина повернула на дорогу, ведущую к дачному поселку, он начал тихо подвывать. Дождев никак не мог понять, что двигало его матерью, когда она, заполучив опасные улики, решилась отвезти их своей сестре, базарной торгашке, и это вместо того, чтобы вообще избавиться от них! Да там одна эта шапка с затейливыми перепелиными перьями чего стоила! Наижирнейшая улика!!! Машина остановилась перед воротами дома Марты Круль. Рядом стояло еще несколько машин, среди которых режущая глаза белая машина «Скорой помощи», — в гараже, где обнаружили труп, работали эксперты. Примерно в километре от этого дома, на даче, приехавшие родственники нашли исчезнувшего на сутки уже мертвого главу семейства, пятидесятилетнего мужчину. Во время новогоднего застолья он, хозяин дачи, забыл там свой телефон, вернулся и был убит, зарезан ножом. Так уж случилось, что именно это убийство и привело оперативников в дом Марты Круль — следы убийцы, четкие на свежем снегу, привели их прямо к месту совершения другого преступления — убийства доктора Тропинина. И показания сына Логиновой лишь подтвердили этот факт. — Выходи! — Дождев с трудом сдерживал себя, чтобы не врезать этому маменькиному сынку прямо сейчас. Возле гаража он увидел Соболева и Закатова. Андрей Закатов выглядел совсем больным. Вот зачем Соболев привез его сюда? Чтобы показать убийцу? А что, если тот, не разобравшись, набросится на Логинова? Соболев, увидев Дождева, быстрым шагом направился к нему. — Ваня! Ты зачем привез сюда Закатова? — Скажи спасибо, что я сдерживал его все это время, иначе неизвестно, куда бы привела его месть… А так — он увидел как бы настоящего убийцу и успокоился. Хотя какое уж теперь спокойствие… — Следствие не закончено, мы работаем, — сухо ответил ему Дождев, кивая на побелевшего от ужаса Сашу Логинова. Дождев махнул рукой, и к ним присоединился фотограф с камерой. — Фиксируй! А ты, — обратился он к Саше, — рассказывай! Как все было? — Я же только что вам рассказал, там, когда мы были в санатории. Дождев посмотрел на него так, что тот от страха вообще закрыл глаза. Но заговорил. Камера заработала. — Нам были нужны деньги. Домой я пойти не мог, мать увидела бы меня, не узнала бы, я так похудел… Я же, типа, в Москве должен был быть. А я уже полгода как жил на квартире сестры Антона. Она уехала в Уфу к матери, и мы вынесли из квартиры все, что можно, чтобы были деньги на наркотики. Антон постоянно твердил, что надо ехать в Маркс, к моей матери, она же типа богатая, постараться там раздобыть денег. Но, говорю, если бы мать меня увидела, то сразу бы все поняла. Я же похудел килограмм на двадцать, если не больше. Она подумала бы, что я заболел. Короче, я не мог показываться ей на глаза. Пройти незамеченным в дом тоже не мог, там этот Юрок, да и соседи… Если бы вынес что-то, то мать вызвала бы полицию… Короче, мы все равно приехали. На автобусе. Еле-еле пешком добрались до Нефтебазы, сил вообще не было. Да и замерзли мы, дожди тогда шли, ветер. Покружили вокруг дома, я так и не решился туда зайти. Видел мать в окне, понимал, что если она меня увидит, все, нам кранты. А Антон настаивал, чтобы я вошел в дом… Короче: я вспомнил, что здесь, неподалеку, в нашем магазине может оставаться какой-то алкоголь там, сигареты… Замок там хилый, место вообще идеальное — кругом не в сезон ни души. Антон даже договорился с кем-то на рынке, что привезет и продаст водку. Главное, договаривался, хотя мы еще тогда не знали, что там есть, в магазине. Мы остановили частника, попросили довезти его сюда, в поселок, типа, нам надо на дачу. Метров за пятьсот остановились, чтобы этот мужик не догадался, что нам нужно в магазин. Иначе, когда мать обнаружила бы, что магазин обнесли, полиция могла бы найти этого частника, и тогда бы он описал нас… Мы еле-еле добрались до магазина, машина уехала, конечно. Хотели открыть магазин, но там такие замки! И двери железные! А окна маленькие, на них решетки! Не магазин — крепость, блин! Стало совсем холодно, мы промокли, замерзли как цуцики. Антон матерился, один раз даже ударил меня, вспомнил, сколько я ему задолжал, короче так… И тут он увидел тачку, она стояла вот здесь, где сейчас стоит ваша. Прямо перед воротами этого дома. Было примерно четыре часа утра. Мы же ночью сюда приехали. Он сказал, что, типа, вот где мы сейчас погреемся. Я отговаривал его, сказал, что там люди, что вызовут полицию, мать узнает… Но он так уверенно пошел, я еле-еле за ним поспевал. И здесь все, как назло (!), все было открыто. Ну, просто все! И ворота, и калитка, и дом! Мы понятия не имели, сколько там людей. Но когда открыли дом, поняли, что люди там, в доме, — так было тепло, даже жарко! Повсюду были включены радиаторы, а в камине еще тлели угли… Сигарету можно? Соболев протянул ему сигарету, дал закурить. — Пойдем, все покажешь, — сказал Дождев. Закатов издали наблюдал за ними. Дмитрий подумал, что еще месяц тому назад он был здоровым и крепким мужчиной, а как сдал! Они вошли в дом. — Вот, в этом камине были угли, от них такой жар был. Мы сначала просто грелись. Сидели на ковре и грелись. Потом осмотрелись. В доме было тихо, понятное дело, все спали. На столе стояла бутылка вина, закуска… Антон зачем-то закупорил бутылку и вместе с закуской положил в пакет. А мне было так страшно! Короче, я остался на диване, лег и укутался пледом. Мне вообще тогда казалось, что я умираю, так было плохо. И я даже хотел, чтобы нас нашла полиция, чтобы мать увидела меня и забрала. Умирать не хотелось. Антон куда-то ушел. Его долго не было. А когда он вернулся, то взял вдруг да и включил свет! Я спросил его, ты что, типа, спятил, зачем свет-то включил! А он отмахнулся, мол, все нормально. Я спросил, что, никого нет дома? Он ответил: теперь никого. Тогда меня просто мороз по коже ударил… Я пошел в ту сторону, откуда пришел Антон. Вошел в спальню и увидел… Меня стошнило… — Ты не слышал никаких звуков? — Нет. Думаю, я задремал на время, пока он их… убивал. — Что было потом? — Потом я орал на него, сказал, что он сошел с ума, что он подставил меня, что все теперь — нам конец. Но он был спокойным. Показал мне перстень, такой крупный, там еще жаба такая с зелеными глазами. Потом достал из кармана другие украшения, принес кошелек, показал деньги… Сказал, что теперь мы богаты. — Что было потом? — Он взял все, уложил в сумку, которую мы нашли в доме. Деньги и драгоценности он взял себе, я отказался. Но сумку он приказал взять мне и продать шубу, куртку и все остальное. Я делал все, как он велел, потому что боялся, что он и меня может убить. Мы вышли с сумкой, у Антона были ключи от машины, от белого «мерса», на котором приехали эти двое… Он не умеет водить, сказал, чтобы я отогнал и спрятал машину за нашим магазином, чтобы никто ее не нашел. Ее на самом деле с дороги и не видно. Сумку с вещами мы оставили в машине и пешком добрались до города, он пошел на базар, там есть скупка золота. Я хотел его остановить, сказал, что у него не примут все это и вообще вызовут полицию. Он сказал, что я прав, что у него пока есть деньги, и он купит дурь. Он и мне тоже дал пять тысяч. Мы договорились встретиться с ним на площади в условленном месте. Пригрозил мне, если я не приду, то мне будет плохо. Но как только он ушел, я сразу же остановил такси и поехал домой. Я рассказал все матери. — И что она? Почему не обратилась в полицию? — Она сказала, что это опасно, что меня могут посадить за соучастие. Что надо просто обо всем забыть. Но чтобы меня не посадили, надо вернуться в тот дом и вытереть все мои отпечатки пальцев. Я сказал, что не поеду туда. Она сказала, что надо бы еще и избавиться от трупов, но я сказал, что это еще опаснее… Что пусть их найдут весной или уже летом, когда вся эта история забудется. — И что, вы вернулись туда? — Мать поехала. Сказала, что в мертвеце узнала доктора Тропинина, которого все ищут. Потом протерла все, к чему я мог прикасаться. Сама надела на свои сапоги обрезанные валенки, чтобы не наследить, была в перчатках. Про машину я ей ничего не рассказал. Не знаю, почему. Мне было так плохо, я прямо подыхал. К тому же я трясся от страха, что меня найдет Антон. Короче, мать определила меня в санаторий, у нее там знакомые. И стала меня лечить. И недавно я рассказал ей про машину, она поехала и забрала оттуда вещи. А потом, когда узнала, что за доктора Тропинина дадут сто тысяч, решила заработать на этом, дура… Она все испортила. — Она сама забирала трупы или ей помогал ее работник? — Нет, я помогал. Мы приехали туда ночью, вошли в спальню, а там, прикиньте — никаких трупов. И все чисто вымыто! Пахнет хлоркой. Мы перепугались. Я вообще обалдел. Мать сказала, что надо осмотреть дом. Это она догадалась спуститься в подвал. Там мы их и нашли. Они воняли… Я сказал, что не прикоснусь к ним. Тогда она сказала, что лучше уж избавиться от них, тогда и в доме будет чисто, и никаких следов нигде не будет. — Антон не появлялся? — Нет. Думаю, он снял хату, какую-нибудь времянку или вообще уехал отсюда, деньги-то у него были, да и драгоценности. Ему было на что покупать дурь. Он знал, что я его не выдам. Да ему вообще было уже все по барабану… Но я все равно боялся его появления.