— Но если ты этого не сделаешь, то тогда посадят нашу Тамару. — Тамару? — И тут до Сони начал доходить смысл того, о чем она раньше просто не успела подумать. — Тамара… Да она же сама все и расскажет! И Соня криво усмехнулась, затем тихо, дробно, трясясь всем телом, захихикала. — Эй, подруга, ну-ка, успокаивайся! Еще только истерики твоей не хватало! Вот и пусть она сама все расскажет! Но тогда нас с тобой вызовут, понимаешь? То есть мы не сами придем, чтобы дать показания, а нас, повторяю, вызовут. А это не одно и то же. Давай поднимайся, пойдем к Дождеву прямо сейчас, поняла? Я вообще не понимаю, почему тебя так волнует, что скажут в городе. Поговорят-поговорят, да и забудут! Каждый живет своей жизнью, поняла? Конечно, первое время нам всем кости будут перемывать, смотреть нам в спину, шушукаться, ну и что? Думаешь, кто-то из них, из жителей нашего прекрасного города, поступил бы по-другому, окажись в твоей ситуации? Сто раз подумали бы, прежде чем принять решение. И девяносто девять процентов из них поступили бы точно так же, как и ты, вернее, как мы, — молчали бы до последнего. Именно из страха, что влипнут в это дело по самые помидоры. Мы и молчали бы, если бы не арестовали Тамару. — Наташа, я боюсь… — Я слышала это уже. А теперь представь, как поступила бы сама Тамара, если бы на заточке этой проклятой обнаружили оказавшиеся там совершенно случайно твои отпечатки? А? Представила себе ситуацию? Как ты думаешь, она стала бы тебе помогать? — Да, ты права. Она точно помогла бы. Во всяком случае, сделала бы все возможное, чтобы меня спасти. Но она — не я. Она — совсем другой человек. Она — сильная. — Ну что ж, хорошо, — и Наташа поднялась со своего места. — Оставайся здесь со своими страхами, пусть они сожрут тебя со всеми твоими потрохами. А я пойду и все расскажу. И вот что я тебе скажу, моя дорогая. Если бы это было в кино, то по закону жанра ты выхватила бы сейчас пистолет из кармана и пристрелила бы меня здесь, бабах! Чтобы я не пошла к Дождеву. Но то кино. А в жизни все иначе. Я уйду, а ты посидишь здесь, покиснешь, да и поплетешься домой, выпьешь винишка, да и заберешься под одеяло, как страус. — Ладно, я тоже пойду с тобой. Соня с трудом, словно тело не подчинялось ей, поднялась и поплелась за Наташей к выходу. Ей казалось, что зубы ее стучат так громко, что могут разбудить прикорнувшую на высоком стуле за барной стойкой официантку. 28 Допрос Зинаиды Логиновой ничего не дал. Она, напуганная до смерти тем, что ее задержали в связи с убийством (!) какого-то доктора, да еще и повезли в другой город на допрос, рассказала всю правду. Что приезжала в Маркс к сестре за мясом, и Дина, сестра, сказала, что нашла в чужой машине какие-то вещи, причем вещи хорошие, дорогие, ну, и предложила ей выкупить у нее за двадцать тысяч. Зинаида, торгующая с мужем на рынке, моментально оценив свою выгоду, согласилась, взяла вещи и расплатилась с сестрой. На вопрос Дождева, часто ли сестра обращается к ней с подобным, Зина ответила, что нет, в первый раз. Что в основном она сама приезжает в город и привозит продукты на продажу. Еще добавила, что с этого момента «Дина мне больше не сестра», что нормальная сестра никогда бы так не подставила и что «теперь пусть сама все расхлебывает». Зинаида собственноручно написала список вещей, проданных ей сестрой, среди которых не было духов. — Духи она мне просто так подарила, денег не взяла, они же не новые. «Знала бы она, — подумал Дождев, — что именно специфический запах дорогих „кароновских“ духов и вывел следствие к ней самой». Организовали очную ставку сестер. Зинаида вела себя агрессивно, громко материлась, обращаясь к сестре, Дина же, напротив, сидела, поджав губы и постоянно повторяла «прости, Зина». Картина бы ясная, Зинаиду отпустили, Дина через Дождева передала сестре деньги на дорогу — сумма оказалась внушительной — сто тысяч рублей. Таким образом она, как было понятно, извинялась перед сестрой за причиненные страхи и неудобства. Все ушли, дверь захлопнулась, кабинет опустел, но обрывки произнесенных сестрами фраз словно продолжали звучать в ушах Дождева. Утро было густым на события, допросы, разговоры с Соболевым, который настаивал на том, чтобы отпустили Закатова. — Ваня, да ты пойми, если мы его сейчас отпустим, он точно кого-нибудь убьет. Его люди рыщут по городу, собирают сплетни, практически ночуют в больнице (которая, кстати говоря, превратилась в настоящий источник сомнительной информации) буквально бок о бок с журналистами. Уже все сошлись на мнении, что убийца местный и что информацию о нем нужно искать именно там. Блогеры каждый день выдают в сети по несколько порций клеветы, сочиняют прямо на ходу разные небылицы, да еще и подают под такими забористыми заголовками, что просто волосы встают дыбом… Да ты и сам все знаешь… И вот теперь мы выпускаем Закатова, и он начинает свои разборки… — Закатов не такой человек, он не станет устраивать самосуд. — Ваня, брось! Ты только представь… Хотя нет, не надо ничего представлять, но я уверен, что и ты тоже не стал бы дожидаться, когда поймают преступника, ты в каждом подозрительном человеке видел бы убийцу близкого тебе человека. Однако Закатова он все же отпустил. Понимал — улик против него практически нет. Одни только подозрения. Но прежде они с Соболевым поговорили с вдовцом, объяснили ему, что лучше было бы ему возвратиться домой, что следствие уже вышло на след настоящего убийцы и что люди Закатова могут только помешать его поймать. Закатова, конечно, интересовала Зинаида Логинова, на след которой вышли его друзья. Тема шляпки с перепелиными перьями, по мнению Андрея, должна была привести прямо к убийце. Дождев в который раз отметил нездоровый цвет лица Закатова, его потухший взгляд. Подумалось, что не скоро тот вынырнет из колодца своего черного, отчаянного вдовства, что на это, возможно, уйдут годы. Так любить жену, так долго терпеть ее измену в надежде, что она вернется, и вдруг потерять ее навсегда. Конечно, Закатов никуда не уехал. Дождеву доложили, что он со своими людьми поселился в гостинице «Ветерок», той самой, где в одном из номеров встречалась со своим любовником его жена Мила. Тамару Савушкину уже привезли, ее допрос откладывался то из-за сестер Логиновых, то из-за беседы с Закатовым, теперь вот появилась еще одна информация, которую нужно было срочно проверить — зачем и к кому ночью после допроса отправилась Дина Логинова. Сразу же после допроса, когда они со своим адвокатом сели в машину и отправились в сторону Нефтебазы, за ними установили слежку. Адвокат довез Логинову до самого дома, высадил ее и уехал. Логинова зашла в дом, включила во всех комнатах свет; к ней в дом поднялся работник Юра, после чего он вышел и отправился в свою времянку, где вскоре погасло окно — судя по всему, он, успокоившись, что хозяйку отпустили, лег спать. Но Логинова спать не собиралась. Примерно через полчаса она вышла из дома с большой сумкой, открыла багажник своего джипа, стоящего во дворе перед гаражом, открыла ворота, села в машину и выехала с Нефтебазы. Но направилась не в город, а в лес! Дорога, которая шла от Нефтебазы вдоль залива и которую регулярно расчищали (не в пример городским улицам), вела к ведомственному санаторию, где отдыхали работники нефтяной промышленности. Логинова остановилась возле одного из спальных корпусов, вышла из машины, взяла сумку из багажника и кому-то позвонила. Разговор был короткий, после чего женщина вошла в этот корпус беспрепятственно и вышла оттуда примерно через полчаса, снова с сумкой, но явно пустой, легкой. Забросила сумку на заднее сиденье машины, села и поехала обратно на Нефтебазу. Вернулась домой. Вскоре все окна в доме погасли. Дождев послал все того же оперативника в санаторий выяснить, к кому приезжала Логинова. Ну вот, теперь можно было вызывать Савушкину на допрос. Дождев представить себе не мог, каким образом отпечатки ее пальцев могли оказаться на заточке. На орудии убийства сразу двух человек! Была у него, конечно, версия, которую нужно было проверить — не она ли подбросила ему эту заточку через мальчишку? Но Тамара Савушкина неглупая женщина, она не могла не понимать, что держит в руках орудие убийства, а потому она, операционная сестра, уж догадалась бы надеть перчатки. Дождев чувствовал, что разгадка этого громкого убийства где-то рядом, и все его действия, связанные с появлением в деле новых свидетелей и улик, казались ему логичными, правильными. Такого же мнения придерживался и Ваня Соболев. Но как-то все так складывалось, что вместо того, чтобы схватить, поймать преступника, он постепенно всех отпускал. То Дину Логинову, то Закатова… Он собирался было позвонить, чтобы привели Савушкину, как в дверь кабинета постучали. Затем, не дожидаясь ответа, вошла знакомая ему женщина — маникюрша Наполова. Подруга Савушкиной, кстати. Она, войдя в кабинет, остановилась перед столом и теперь стояла, глядя на Дождева широко раскрытыми, полными ужаса глазами. — Дмитрий Сергеевич, здрасте. — Проходите, гражданка Наполова, присаживайтесь. «Ну вот, — подумал Дождев, — сейчас в деле появится новая информация, которую надо будет проверять и которая, скорее всего, не будет иметь к убийству Тропинина никакого отношения. Так, сплошные подозрения, какие-то интересные только окружению доктора детали, фразы, события… Весь город теперь вычисляет убийцу». — Я должна вам кое-что рассказать, — начала Наполова неуверенно, садясь на стул, — но боюсь это делать потому, что вы меня тогда арестуете. Мне очень трудно было прийти сюда. Вы не могли бы мне гарантировать, что меня выпустят отсюда, потому что я ни в чем не виновата? Меня, можно сказать, заставили это сделать. — Что сделать? — Как что? Прийти сюда! Я не хотела, но как-то так получается, что у меня другого выхода нет… — Я слушаю вас. — Ну, хорошо. Раз уж пришла… Все началось тогда, когда мы вместе с Тамарой и Наташей решили отпраздновать Новый год за городом… Поначалу Наполова говорила тихо, проглатывая слова и запинаясь, а потом, уже на эмоциях, заговорила быстро, жестикулируя, сквозь слезы и даже истерично. Ее рассказ настолько потряс Дождева, что он не задал ей ни одного вопроса, боясь ее спугнуть, опасаясь, что она вдруг замолчит. История обнаружения трупов в загородном доме возле Графского озера не могла быть ею придумана. Конечно, все это было правдой. И теперь, после рассказа маникюрши, образ потенциальной убийцы Савушкиной просветлел. Он даже улыбнулся про себя, подумав о том, как же он был прав, когда в поисках причины, по которой на заточке были обнаружены следы Тамары Савушкиной, он предположил версию ее причастности к «подкидыванию» следствию через мальчишку орудия убийства. Образ женщины-убийцы в лице серьезной операционной медсестры моментально исчез. Он даже вздохнул с облегчением, поскольку именно эту версию он изначально считал невероятной, абсурдной. Трудно было представить себе, чего натерпелись в новогоднюю ночь три подружки. Сначала признание Наполовой о том, что в доме находятся трупы, затем — их исчезновение. Потом найденная у калитки дома заточка, которую Наполова упорно называла шилом. И идея подбросить ее, чтобы у следствия была возможность с помощью отпечатков пальцев вычислить убийцу. Задавать этой напуганной женщине вопрос: «Почему вы, гражданка Наполова, не сообщили сразу в полицию о том, что обнаружили в доме вашей знакомой трупы?», не имело уже никакого смысла. Об этом она рассказывала по ходу своей истории. Буквально весь ее рассказ был пронизан ее страхами. Но больше всего она, конечно, боялась, что ее посадят за несовершенное ею преступление. — Где сейчас находится Кравченко? — Здесь, за дверью. — Так, понятно. А что вы можете рассказать о вашей подруге Тамаре Савушкиной? Как она вела себя все это время, что вы находились в доме? — Как вела? Да она самая сильная из нас. Но тоже, конечно, переживала. Она же живой человек. Постоянно думала, как нам выкарабкаться из этой ситуации, как избавиться от трупов. Поначалу она предложила вывезти их на своей машине поближе к Графскому озеру и там оставить, чтобы какая-нибудь другая машина заметила… Но потом мы передумали… — В смысле «передумали»? — Я же рассказывала вам — мы все это планировали, когда думали, что трупы в подвале, ну, а потом-то мы спустились в подвал, выпили перед этим, конечно, для храбрости. Спустились, а трупов-то и нет! И простыней в крови тоже не было. Ничего!