152 Единство устойчивое, единство изменчивое и сложное единство: вот кватернера три, которые объемлют существ универсальность. Вот почему все то, что приняло существованье, отметину запечатлело первосущности; и образ принципа любого всегда присутствует с началом этим, раскрываясь. Бог Всемогущий, кто может Славу созерцать Твою, пока не облечешься в духах ты, которые суть образ Твой. Слуга Твой Моисей их видел: эти силы Тебя сопровождают, вслед за Тобой и после Тебя грядут. Не в этом ли смысл слова Aharim, которое нам передал язык священный? И разуменье не находит ли опору у иерархии сил этих, которые предшествуют Тебе, исходят из Тебя и за Тобой стремятся? И что же тогда думать об этих хладных переводах, столь смехотворно запечатлевшим способ, коим Бога Моисей узрел? Есть только слово изначальное. И значит, истинное корнесловье нас научило бы всему. Прости же им невежество, Премудрость, и не от мiрa сего ты докажи им истину. Всегда мгновение приходит в жизни человека, когда он зрит ее не только сердцем, но глазами. Блажен же тот, кому ты дозволяешь воспользоваться ей! Ведь знание тогда ему уж станет бесполезным. Не видим ли мы все благодаря усилью, как бы упорству силы повинуясь? Все в жизни существует, даже те, кто мертвы: показывает это, что царствие единства древнее, нежели господство смуты. 153 Как время, наука скоротечна и, как Протей, изменчива; как ум она подвижна. И какова же может быть надежда ваша, ученые мужи, когда намереваетесь вы ею массивные строенья объяснить? Все, что откроете вы для одной эпохи, найдет ли соответствие в другой? Египетские иероглифы с Изидиной скрижалью желал растолковать сам Кирхер Афанасий. Чему же научил он нас? Когда же эти монументы являются плодом премудрости, то изначально необходимо изучить, что из себя премудрость представляет, дабы затем раскрыть ее связующую с ними нить. Но истинное разумение премудрости не обретете вы в обычных изысканиях: оно в них никогда, к тому же, не встречалось. Когда же эти монументы собою честолюбия являют плод, невежества и скверной веры, они достойны только вашего презренья. О, люди несчастливые, казалось бы, что ваша цель есть обретение в вещах истолкованья, которое вас истиною наделяет. И до каких же пор упорствовать пристало вам против иглы прочнейшей? Науки ваши и библиотеки для человеческого духа суть то же, что и для тел людских аптеки. Одно с другим соединив, они не перестанут свидетельствовать против света человека, его усилья и здоровья. Порою могут послужить они смягчению болезней, но чаще же они приводят к смерти и реже к излеченью, и никогда не делают они неуязвимым человека. И если же, веленью повинуясь, стал человек писать, способно это помочь ему в духовном созидании своем. Когда же не читает он нисколько, то это искаженье разума влечет. Но даже и писатели, которых заботит больше наше одобренье и вовсе не развитье человека, остерегаются возможность предоставить нашей мысли, чтоб властвовать над нами безраздельно, мечтая в детстве задержать нас, не дав раскрыться мысленным задаткам нашим. О, истина святая, становишься ты чем среди людей? Не ты ли храм тот, о котором говорил Спаситель, что от него Он ни оставил бы и камня. 154 «Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы» (От Иоанна Святое Благовествование, Глава 21, стих 6). Позвольте человеку проникать в садок для рыбы. Тогда он станет проникаться постепенно и непрерывно водой пути, и истины, и жизни. И эти воды в нем будут подниматься, нисходя, как будто по лестнице библейской Иакова. И силой увлекая его ноги, они исправят путь, и победитель сможет, торжествуя, идти стезей, предуготовленной шагами его войска. Понаблюдаем же над человеком, исшедшим только что из рыбного садка. Одеждами он облечется сияющими более, чем солнце. Он истины епитрахиль наденет, покрыв главу свою тиарой, и меч возьмет, чтобы сражаться с врагами Господа. Он славу утвердит свою, невольников освобождая и очищая элементы вещества с виновным человеком. Вот почему, когда по повелению Его ловцы сумели вправо бросить сеть и вытащить ее с «… большими рыбами, которых было сто пятьдесят три…» (От Иоанна Святое Благовествование, Глава 21, стих 11). Несчастие тому, кто, просветившись в духе, в садке очистившись, стремиться продолжает к заблужденьям духа нечестивым! И это значит оскверняться в духе, жизнь смерти подчиняя и придавая жизни смерть. Тогда ему необходимым станет пред духом время долгое идти, хоть прежде дух сам шел пред ним. 155 Но какова же мысль Божественного духа? Сие – душа людская и существо бессмертное, в котором преломилось сиянье всех божественных лучей. И какова же мысль у сил производящих и активных естества? Сие – животная душа, мгновенная субстанция, в которой проявляются совместно все свойства чувственные, производящие, вегетативные. И какова же мысль души бессмертной человека? Се – колесница славная, на коей он покоится, которой необходимо его одушевлять от своего огня: на ней однажды должен воспарить он к славе. И какова же мысль души животной? Се – тело плоти, творенье смешанное и подвластное распаду, поскольку различные начала, в его строении принявшие участье, способны разделиться в действии своем, когда крепившее их средоточье устранилось. И какова же мысль у колесницы славной, на коей покоится бессмертная душа людская? Се жизнедеятельность, что в развитии творится, идущем от деяний простых в простые же деянья. Но какова же мысль у тела плоти? Се делание смерти, поскольку, стремясь к истоку, который не является простым, его все результаты, распростершись, сильнее разделяются и ослабляются. И вот посредством сих волокон хрупких и непрочных свет, истина, любовь проходят без опаски. И даже если человека мысль произведет сложение миров, умов, и тяжести всего, что обрело существованье, то все равно не сможет тем исчислить любовь Своего Бога. 156 Мне нужно рассмотреть одну обширную картину. Сам Искупитель преобразился на глазах своих троих учеников избранных. Пред ними Он развил зародыш мужа изначального. Он дал познать им сиянье этой славной формы, в которую мы облеклись бы, когда бы замыслу последовали нашего происхожденья; и значит, ученикам Он показал его предел. И если люди готовыми бы больше оказались, чтоб в истину войти, и если человечество не бросилось бы в иго материи и тьмы, могла б сияющей остаться эта форма славная, восставив человека посредством силы притяжения своей. Но тяжесть преступления принудило его образовать собою грубую рубаху, и необходимым стало, чтобы она его покинула, усилью повинуясь, поскольку через милосердье она бы тщетно удалилась бы от человека. В Преображении сем земля ничуть не трепетала, и не затмились вовсе небеса, и мертвые не вышли из своих гробниц и не бродили по улицам Иерусалима, вгоняя в ужас горожан. Любовию одной оно являлось, последней милосердия попыткой, которая могла бы устрашить, когда б пришла от правосудия. «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст. Ибо сказваю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликните: «благословен Грядый во имя Господне!» (Святое Благовествование от Матфея, Глава 23, стих 37–39). 157 Что человек несет на землю, за исключеньем преступлений, скверн, небрежности преступной? Какая бездна пребывание его земное! Жестокость – вот достойная расплата за Божии благодеянья! И поведение его – одно самоубийство для души! О, человек, способна ли верховная десница тебя из сей клоаки вырвать, из пропасти всегда отверстой? Ведь вместо распространения живительного света на себе подобных, ты сам в подлунном мiрe предохраниться не спешишь от сумрака и смерти. Господь покоя, когда молитве предаемся мы, то почему же ощущаем, что преступление и все его черты вдруг удаляются от нас? Не потому ли, что вполне вы милосердны, чтоб впредь не вспоминать об этом вам?