- Чёрта с два его наказали. Генерал тот мигом протрезвел, нырнул свою машину и умчался в сторону штаба, а моему сержанту ничего за это не было, хотя об этом случае узнали многие. Похоже генерал сам не желал поднимать шум, чтобы не прослыть идиотом. *** Олесь Бойко и Ефим Баранец, по заданию Старцева, пытались раздобыть дополнительную информацию о погибшим на фронте, Михаиле Протасове. В архивах новыми сведениями разжиться не удалось, Протасов был новичком, слишком мелкой и незаметной сошкой в криминальном мире, чтобы заводить на него отдельное архивное дело. Тем не менее, Бойко кое-что отыскал, а именно встретился с подполковником запаса Скрябиным, командовавшем в 1941 году отдельной ротой. То, что этот израненный майор еле ходивший на костылях выжил, было настоящим чудом. Протасова он, конечно же, не помнил, через отдельную роту таких прошло несколько тысяч, а вот штурм Одоева запомнил хорошо. - В дивизию пришла директива – завтра, двадцать первого декабря, в честь дня рождения товарища Сталина, овладеть Одоевым, - рассказывал он. - Десять раз мы поднимались в атаку, пытаясь форсировать узкую реку. Немец в ответ открывал шквальный огонь из пулемётов и орудий, народу там полегло не счесть. Одоев взяли двадцать второго декабря, погибших потом хоронили в общих могилах: кого опознали, от кого только руки ноги остались. Повторно изучая материалы, оперативники отметили одну интересную особенность, касающуюся главаря банды: как было известно, двадцать второго сентября 1941 года, банда молодых парней, под предводительством Амбала, среди бела дня напала на инкассатора и его охрану возле продуктового магазина на большой Пионерской. Водителю Петренко – орденоносец, участник гражданской войны, удалось отбить нападение - одного он уложил на месте и двоих ранил. Одним из раненых оказался Протасов, вторым сам Амбал то бишь Сермягин Николай Анатольевич. Так вот, этот проныра Сермягин вторично за свою криминальную карьеру использовал трюк с побегом из больницы. Рана была опасной - пуля застряла в правом лёгком и поэтому в больнице подранка серьёзно не охраняли полагали, что он и встать то не сможет. Выставили сменный пост у палаты, где Сермягина готовили к операции и принялись ждать, пока доктора его выходит. А он возьми да у дери через окошко - связал две простыни с пододеяльником и втихаря спустился со второго этажа. Только его и видели… Сегодня оперативники спланировали очередное посещение одной из дальних московских тюрем. Васильков, Егоров и Ким, по просьбе Старцева, отправились туда, где осенью 1941 года, во время следствия, содержался Михаил Протасов. В ходе розыскных действий группа выяснила, что обоих следователей, раскручивавших дело по нападению на инкассатора нет в живых. Первый добился отправки на фронт и погиб под Сталинградом, второй скончался годом позже, в конце 1943, когда в Москве и во многих других городах бушевала страшная эпидемия гриппа. Зато остался в живых некий Евстигней Посонник, иногда использовавшийся сотрудниками НКВД в качестве подсадного. Он отбывал пятнадцати летний срок за целый букет ночных краж. В силу преклонного возраста и слабого здоровья Евстигней стал ссученным, согласился работать на администрацию тюрьмы, а также снабжать следователей информации в обмен на то, что его не отправят в лагерь - всё таки пребывание в Московской тюрьме было несравнимо с тяжелейшей лагерной работой. К этому персонажу, захватив гостиницы, МУРовцы и приехали. *** - В камере-то не бось дымить не разрешают? – спокойно, по домашнему интересовался Егоров, будто знал сегодняшнего собеседника много лет. - Не разрешают, гражданин начальник, - наслаждался табачным дымом Евстигней. - А мне страсть как хочется, только тут душу и отвожу. - Ну кури, кури, не стесняйся. Встреча происходила с глазу на глаз, в специальной комнате для свиданий. Тюремная охрана привела сюда Евстигнея по просьбе оперативников и удалилась в коридор. Разговор поручили опытному Егорову - он лучше всех умел общаться со здешним контингентом. Ким торчал у двери, Васильков прогуливался вдоль стены под узким оконцем, расположенным под самым потолком. На столе, помимо папирос, перед старым ураганом, лежал объёмный кулёк чая и три куска комкового сахара - гостинцы ценившиеся в неволе превыше всего остального. - Как же так получается, Евстигней, - закидывал Василий вопросы. - Он вроде как простачок, неумеха, подстрелили на первом же деле, а расколоть ты его не сумели - Не сумел, начальник, отпираться не буду. Он, как заладил свое, так ни на шаг в сторону. - А что конкретно он говорил? - Накануне, стало быть нападения, познакомился с блатными в каком-то сквере. - В каком сквере? - Извиняй начальник, запамятовал. Пять годков уж минуло. Нормальными, говорит, пацаны показались, угостили винцом, по базарили, ну и предложили срубить лёгких бабок. - И он так сразу согласился? - Сказывал, что изголодался сильно, даже рёбра свои показывал. Потому и дал слабину. - Что говорил о банде? продолжал Василий - Двоих назвал Экибастуз и… - Евстигней наморщил лоб. - Серый что ли. Всего то их пятеро было, вместе с Мишкой, двоих он не упомнил, а двоих, стало быть, назвал. - Ну и как он тебе? - Крепкий малый, я неделю его по всякому пытал, ни шиша не добился. И на допросах его опосля здорово обрабатывали, а он молчал, никого из своей компании не сдал. Так что, ежели пошёл по воровской стезе, то нервишек вашему брату попортит. - А ты, случаем, ничего про него больше не слыхивал? - Не, - крутанул плешивой башкой Евстигней. - Не видал, не слыхал. Как Егоров и ожидал подсадной Евстигней ничего нового в расследовании не привнёс. Подтвердил лишь некоторые предположения, относительно личности Михаила Протасова, не более того. *** Поблагодарив тюремное начальство, мюМУРовцы загрузились в тарантас и поехали в управление. Покачиваясь и поскрипывая рессорами, автобус не спеша катил в сторону Петровке. Сыщики молчали, лишь водитель тарантаса - пожилой Павел Гордеевич крутил баранку, да что-то напевал в пышные седые усы. Расположившись в середине салона, где меньше трясло, МУРовцы молчали, потом Егоров, припомнив давешний разговор по дороге в тюрьму, очнулся: - Да, про разведку много ходит легенд. - Так ведь и у нас тут, в тылу, порой такие казусы случались, что волосы дыбом. Вы про кражу шифровального аппарата слыхали? - Нет, - хором ответили Васильков с Кимом. - Рассказать? - Давай. Гордеич, я закурю? - крикнул Василий водителю. - Кури, - отмахнулся тот. - В сорок первом это случилось, зимой, - капитан до предела отодвинул половинку форточки и достал беломорину. - К нам в МУР заявились товарищи из СМЕРШа и сразу в кабинет Рудина. (Рудин Касриель Менделевич 1898 - 1945 - комиссар милиции третьего ранга, начальник Московского уголовного розыска с 1939 по 1943 годы): - Так мол и так, товарищ комиссар, беда у нас, выручаете. При транспортировке из кузова грузовика пропал трофейный шифровальный аппарат. В кабине, помимо шофёра, сидели двое конвойных солдат и теперь, за утерю особо ценного имущества, грозит расстрел. Рудин был сыщиком от Бога, недаром в угро работал с 1921 года, попросил доставить к нему этих горе-солдатиков. Те перед ним едва не на колени: - Христом Богом клянемся, не крали аппарат, не знаем куда он подевался. Тогда Рудин отобрал десять оперативников и приказал проследить весь путь грузовика… Пристроившись в хвост длинной пробке, тарантас остановился, навстречу двигалась длинная колонна техники с солдатами, прицепленными орудиями, полевыми кухнями. - С учений что ли каких? - предположил Павел Гордеевич. - Из Европы возвращаются, - сказал Васильков. – Видите, на бортах белой краской написаны буквенные обозначения? - Есть такое дело. Последние буквы «П», «Л», значит пересекали Польско-советскую границу. На расформирование небось едут, потому никакой секретности. При ближайшем рассмотрении, техника действительно выглядела неважнецки – пробоины, вмятины и сколы от пуль, щитки на некоторых орудиях вырваны, от заводской тёмно-зелёной краски почти ничего не осталось. - А я полагал наших бойцов по железке возвращают, - подивился водитель. - Возвращают, только на всех эшелонов не хватает. С мая месяца по репарации с Германии вывозят технику, станки, стройматериалы, десятки грузовых эшелоннов в день. Вот и приходится кому-то дорожную пыль глотать. Помолчав, Павел Гордеевич вздохнул: - Много их кажись, цельная дивизия, придётся обождать. Делать было нечего Костя Ким попросил Егорова продолжить рассказ. - …Мне тоже пришлось заниматься поиском того аппарата, - затушил Василий окурок о каблук ботинка. - Изучили мы маршрут грузовика и в одном из городских кварталов заметили ватагу пацанов, цеплявшихся крюками за проезжавшие машины. Самые отважные и ловкие запрыгивали в кузова и сбрасывали дружкам различные вещи. Одного поймали, припугнули судом военного времени, ну он раскололся. Сказал, что некий Ванька на прошлой неделе вытащил из грузовика непонятную машинку, нашли этого Ваньку, тот особо и не отпирался - ну вытащил какую-то ерунду, поиграл, покрутил и выбросил за ненадобностью в подвал, пустующего магазина. - Во дают сорванцы, - подивился Костя. - Отыскали аппарат? - Отыскали, в том самом подвале, под магазином. И спасли, между прочим, конвоиров от смерти, - засмеялся Егоров. Это была не вся история, он хотел было продолжить, но тут у правого борта тарантаса мелькнула тень. В ту же секунду в проём сдвинутого окошка, влетел тёмный предмет, вскользь задевший голову Василия. Тот вскрикнул, схватился руками за темечко и начал заваливаться в проход между сидений. Предмет же, изменив направление, поскакал по полу в переднюю часть салона. Никто, из сидящих в тарантасе не понял, что произошло. Никто, кроме Василькова. Резким толчком, он уложив на сиденье Костю, прыгнул к Егорову, схватил его за пиджак и рванул назад, подальше от, крутившейся под ногами Павла Гордеевич, гранаты. Глава двенадцатая Варшавская разведшкола – Москва; декабрь 1941 – июнь 1942 года - Да уж, в Польше всяко поспокойнее, чем Сталинском лагере под названием СССР. Не, мне тут нравится, - улыбаясь зимнему солнышку, рассказывал Амбал. - Зима тёплая, продукты хорошие, яблок хоть обожрись. Я решил тут остаться.