*** Ехали долго, дорога была разбитая - машина то и дело подпрыгивала и петляла, объезжая воронки и перепаханный танками грунт. Мимо проплывали остывавшие от боёв города, сёла, крохотные деревушки. Многие постройки были разрушены, выгоревшие пепелища продолжали дымить. Отступая, наши войска взрывали мосты через небольшие реки, немцы не занимались их ремонтом, а просто налаживали свои временные переправы. По двум таким грузовик осторожно проехал, разгоняя в стороны тонкие полупрозрачные льдины. Они остановились в лесной глуши, на краю деревни. Мишку заставили спрыгнуть на утрамбованный снег, поправляя слетевшую с головы суконную пилотку, он увидел того же офицера в чёрной шинели. Поговорив с кем-то, тот махнул ему рукой, Протасов послушно подбежал. - Унтер-офицер проводит вас до гауптвахты, вам придётся пожить там некоторое время, - сказал немец и ободряюще похлопал Мишку по плечу. - Не беспокойтесь, мы работаем быстро, так что скоро увидимся. Немецкая гауптвахта представляла собой старую деревянную баню, во дворе одного из деревенских домов. Сам дом занимал штаб какого-то подразделения, в соседних домах квартировали солдаты и унтер-офицеры, на заснеженных улицах стояло несколько автомобилей и мотоциклов. Оба маленьких помещения бани были выстужены. Пригнув голову, Мишка осмотрел гауптвахту и вопросительно глянул на сопровождавшего его унтера. Изо рта у обоих валил густой пар, тот понял чем взволнован русский и показал в угол, где стояла аккуратно сложенная стопка дров, затем что-то сказал по-немецкий и двинул сапогом по краю печной пасти, потом, тряхнув коробком спичек, протянул его Мишке. На том и распрощались - унтер вышел из бани, захлопнул дверь и надёжно её подпёр. Протасов остался один. Чтобы быстрее привести жилище в божеский вид он принялся разжигать печь. Перед войной родители дважды отправляли его в подмосковный пионерский лагерь «Коммуна», где ему пришлось научиться делать многое: ставить палатки, определять стороны света, чистить картошку, разводить костры. Поэтому Мишка знал, что делать - он притащил несколько рыхлых полешек, набрал с пола для розжига соломы и прочего мусора, надрал от одного из поленьев щепы. Через полчаса, когда прогрелся дымоход и появилась тяга, в печи весело затрещали дрова и загудело пламя. Баня прогревалась быстро, Мишка лежал на полке, расстелив под собой свою новую немецкую шинель. В общей сложности в бане ему пришлось прожить четверо суток, его регулярно и довольно сносно кормили, трижды в день вы вводили во двор до деревянного туалета, а во второй половине четвертого дня за ним пришёл унтер и жестом приказал следовать за ним. *** В штабной избе было тепло, горела электрическая лампа, питавшаяся от урчащего в сарае генератора, в горнице его ждал знакомый офицер в чёрном мундире и светловолосый мужчина лет тридцати в штатском костюме. Офицер кивнул, предложил сесть: - Мы проверили сведения, полученные четыре дня назад, - сказал он, угощая перебежчика сигаретой. - Подтвердилась практически всё, за исключением некоторых деталей, но это объяснимо - вы были в Красной армии рядовым и вы многого не знали. Вам не полагалось много знать. Не так ли? Мишка с удовольствием затянулся хорошим табачком: - Я рассказал вам всё, что знал, господин офицер. - Вы плохо разбираетесь наших званиях? - Совсем не разбираюсь. - Плохо, господин Протасов, моё звание штурмбанфюрер СД, соответствует майору вермахта. Запоминайте, это вам пригодится. Знаете почему? - Нет. - Потому что мы хотим, чтобы вы поступили к нам на службу и не в простое армейское подразделение, а в Абвер. Вы что-нибудь слышали об Абвере? - Никогда не слышал. Офицер в чёрной форме переглянулся с мужчиной в штатском костюме и засмеялся: - Неудивительно, это засекреченная структура, занимающаяся сбором информации о противнике, о них знают далеко не все даже в рейхе. И так, согласны ли вы послужить интересам Великой Германии? Вопрос был с подвохом, ответ «нет» был равносилен смертельному приговору. - Я согласен служить Германии, господин офицер, иначе не решился бы пересечь линию фронта, - ответил Михаил. - Но хотелось бы подробнее узнать о службе в этом, Абвере. - Разумеется, о будущей службе вам расскажет Александр, - майор кивнул на сидящего рядом мужчину. – Кстати, он ваш соотечественник, а ныне офицер Абвера. Светловолосый растянул в улыбке тонкие губы кивнул и приятным бархатным голосом спросил: - Да вы ведь коренной москвич, Михаил. Не так ли? *** Примерно через час, переодетый в гражданскую одежду Протасов ехал вместе с Александром на тёмно-сером легковом опеле, вслед за клонившимся горизонту солнцу. Он был почти счастлив - побег из отдельной роты смертников удался, немцы его не расстреляли ,не отправили в лагерь для военнопленных, а приняли весьма доброжелательно. Отсидка в банный гауптвахте закончилась, его везут не куда-нибудь, а в школу Абвера. Всё лучше, чем бегать под пулемётным огнём в атаку. Правда, когда он думал о своём будущем, в груди всё же холодело: скоро ли оно наступит и каким будет, удастся ли выжить после окончания разведшколы. Отвечая на вопросы Мишки в штабной избе, светловолосый Александр Эфлинг был красноречив и убедителен, сулил хорошие условия в школе, не сложную работу после её окончания, продвижения по службе, хорошие суммы в рейхсмарках за каждое выполненное задание. Но несмотря на свою молодость, Протасов давно уяснил - говорить всегда легче, чем делать. Слушая обещания Александра, он вспоминал, как Амбал с корешами готовились к очередному делу: долго балаболили за столом, расписывали всё по минутам, старательно учитывали всё, что могло спугнуть фарт и даже чертили мудрёные каракули в ученической тетради. А когда доходило до реального исполнения, то всё шло кувырком, они порой с трудом уносили ноги. *** Служебный Опель Александра Эфлинга въехал в Польшу, где в маленьком местечке под Варшавой, располагалась разведшкола Абвера. За остаток дня они миновали две области, въехали в Белоруссию и остановились на ночлег в резервный пехотной дивизии вермахта, расквартированной на окраине Могилева. Утром, плотно позавтракав, отправились дальше и за день успешно добрались до пригорода Варшавы. В Польше было теплее, а снега гораздо меньше, чем под Тулой и в Белоруссии. Насыщенный влагой воздух имел странный, незнакомый запах. Машина свернула в густой лес и с километра проехала по ровной грунтовой дороге, впереди показался забор из колючей проволоки. - А вот и наша школа, - Александр провёл подбородком в сторону зелёных металлических ворот. - Надеюсь ты не забыл о моем предупреждении? - Не забыл, - вздохнул Протасов. - От двух до четырех недель тебе придется провести в предварительном лагере за колючей проволокой, - рассказывал Александр подробности дальнейшей службы Михаила, когда тот дал согласие сотрудничать с Абвером. - Там тебе промоют мозги, очистят их от Сталинской пропаганды, будешь заниматься строевой и военной подготовкой, получишь общее представление о разведывательной и диверсионной работе. Разумеется, пройдёшь ещё несколько проверок. Придётся постараться, Михаил, иначе тебя отчислят и отправят в Гехаймест лагерь - это отдельная зона концлагеря для военнопленных, где содержатся неудавшиеся агенты, посвящённые в тайны разведслужбы. Если ты успешно пройдёшь все проверки и начальную подготовку, то тебя переведут в разведшколу. Зелёные ворота открылись, Опель остановился. От небольшой деревянный будки к ним подошёл дежурный унтер-офицер, взглянув в раскрытое удостоверение Александра козырнул: - Fahren! (с немецкого - проезжайте) Машина побежала дальше по многочисленным узким и чисто выметенным дорожкам остановилась она у длинного деревянного барака, рядом с которым работала группа военнослужащих - четыре человека размельчали молотками, сваленный в строительные носилки, битый красный кирпич, двое потом посыпали им дорожки. Старшей группы, сунув руки в карманы, курил в сторонке, наблюдая за работой. - Приехали, - Александр открыл дверцу. - Это санблок, здесь ты пройдёшь полную санитарную обработку, прежде чем наденешь новую немецкую форму. Прошу. К автомобилю подошёл младший офицер, Александр представил его Михаилу: - Начальник медицинской службы, лейтенант Нойман, поступаешь в его распоряжение. После санобработки тебя отведут в казарму. - Господин офицер, а как же мои личные вещи? - заволновался Мишка. - Майор пообещал, что мне их вернут. - Вернут, не беспокойтесь. Александр вновь уселся в тёмно-серый Опель, а Протасов, в сопровождении немецкого лейтенанта, поплёлся к бараку. На крыльце он внезапно остановился, мгновение назад его взгляд, бездумно скользивший по дорожке из кирпичной крошки и работавшем курсантом, случайно наткнулся на курившего в сторонке старшего. Мужичок был маленького роста, немного сутулый. Смоля сигарету, он почему-то смотрел на новичка с хитрым прищуром, козырёк суконной пилотки отбрасывал на его лицо густую тень и всё же, цепкая зрительная память Мишки, с небольшим запозданием, определила знакомые черты. «Амбал?» - изумлённо прошептал он, но военный врач не дал ему задержаться на крыльце. - Вам нужно поторопиться, рядовой, - сказал он по-немецки и потянул Мишку за рукав. - Через час вы должны стоять в строю. Глава одиннадцатая Москва; июль 1945 года - Особистов, Костя, мы недолюбливали. Они это видели и к нам в разведку нос не совали - не проходили их хитрые фокусы, потому что у нас была круговая порука, в хорошем смысле слова. Свободных легковушек в этот будний день в управлении не оказалось, все разъехались по срочным делам. Василькову, Егорову и Киму пришлось загружаться в скрипучий тарантас, так МУРовцы называли автобусы «ЗИС 8» довоенного производства. В жару и в холод ездить на них было тяжеловато: если в жару спасали сдвижные стёкла в окнах, то зимой тепла от слабенького мотора едва хватало для обогрева одного водителя. Распределив обязанности, сотрудники группы Старцева рыли землю, перелопачивали архивные материалы по второму, а то и по третьему разу, встречались со свидетелями, обсуждали различные версии, строили предположения и никакого проку. Из скудного списка идей, самой перспективной или, по правде сказать, единственной рабочей оставалась та, которую подбросил майор Васильков. Никаким другим способом выйти на Амбала им не светило. Егоров с Горшеней даже смотались в пару московских тюрем и переговорили со старыми знакомцами из авторитетных блатных. Васю Егорова блатные уважали за его справедливость, за человеческое отношение, платили тем же - выручая нехитрой информацией, если, конечно, это не шло вразрез с воровским кодексом. Но в этот раз не помогли и ураганы - один сказал будто знал Амбала и встречался с ним до войны, с тех пор сведений о нём не имел, другие вообще о таком не слышали. - В конце 1944 года подкатил ко мне один капитан из особого отдела, хотел завербовать, - ты, дескать, ротный, заслуженный разведчик, коммунист, мы на тебя надеемся, - продолжал отвечать Васильков на вопросы Кима. - Отшил я его, сразу сказал - если чего заметим, без вас разберемся, сами. - Ого! - уважительно покачал головой молодой лейтенант. - Лихо вы с ним. И он это стерпел? - Спокойно отвалил, потому что ожидал подобный ответ. В разведке, Костя, хватало отчаянных голов, способных на что угодно. Мои ребята не смотрели ни название, ни на должности. Как-то, в Польше, по нашим тылам гонял на Виллисе пьяный генерал, заместитель командира корпуса, известный самодур и матершинник, порядки наводил. Нарвался на сержанта из моей роты, которого я отправил в тыл за боеприпасами. Генерал остановил нашу полуторку, выхватил пистолет и давай брызгать слюной: - Да я тебя, суку, этакую! Какого х.. драпаешь в тыл? Разворачивай или пристрелю, как собаку! Сержант поднял автомат, передёрнул затвор и такими же матюгами в ответы: - Ты что, смерти захотел? Совсем страх потерял, морда генеральская? Ким восхищённо прошептал: - Вот это я понимаю. Что же было потом? Небось, наказали того сержанта? Васильков усмехнулся: