— Это совершил меч. Он действует сам по себе и мог поступить по-своему. Мэйзи уронила нож на тарелку и чуть не подавилась бараниной: — Чарли, давай хоть раз поедим в нормальной обстановке. Неужели нет других, более приятных тем для разговора? — Например, о погоде? — фыркнул внук, кивая на пушистый снег за окном, — может, школу закроют в целях профилактики простудных заболеваний, и мы сможем покататься с Высот на санях. — А когда сани перевернутся, я упаду в сугроб и уроню покупки, — засмеялась Мэйзи. Снежинки превратились в хлопья и продолжали медленно падать на землю. После обеда Чарли поднялся в свою комнату. Бабочка Клаеруэн развлекалась на свой лад, порхая перед окнами и представляя себя одной из снежинок. Чарли взял ее на руку, и она перебралась к нему на плечо, где села, сложив крылья, и стала смотреть, как он пишет сочинение по родному языку на тему: «Как я провел каникулы». Чарли задумался. Он никогда не ездил на каникулы в полном смысле этого слова. Были, конечно, перерывы в учебе, но его никто не отправлял на отдых туда, где ласково светит солнце, море теплое и синее, под ногами мягкий белый песок, а над головой голубое небо с перистыми и кучевыми облаками. Время от времени Дядя Патон брал его к своему отцу, который жил у свирепого серого моря, над которым слышны тоскливые крики чаек и дикие волны бьются о черные скалы. Но эти поездки приходилось держать в тайне, потому что если бы Бабушка Бон узнала о местонахождении своего отца, она бы разыскала его и быстро загнала в могилу. Была и другая причина. Там жил брат Джеймса, мальчик по имени Генри. Когда ему исполнилось одиннадцать лет, его кузен Зики, ныне Иезекииль, поймал Генри в ловушку времени с помощью магического стеклянного шарика удивительной красоты. Зики хотел зашвырнуть его в далекое прошлое, но Времяворот отправил мальчика в будущее, где тот встретился с Чарли и его друзьями. Чарли улыбнулся при мысли о Генри, находящемся в безопасности в коттедже своего родного брата на берегу моря. Чарли плавно перешел от реальности в мир фантазий. Он представил себе каникулы, проведенные на одном из Карибских островов. И тут он понял, что его мечта легко осуществима; надо всего лишь найти фотографию человека, который загорает на карибском пляже, и отправиться прямо туда. Но Чарли стал с опаской относиться к путешествиям в картины и фотографии. Это было далеко не так весело, как могло показаться на первый взгляд, а порой и смертельно опасно. Он никого не мог взять с собой, а для возвращения в свой мир ему нужна была помощь друзей или волшебной палочки. И вообще теперь он должен беречь силы для опасного путешествия в Бэдлок, чтобы спасти Билли Грифа. Закончив писать сочинение, Чарли почувствовал, что заслужил крекер, а может, и два. В доме царила тишина. Бабушки, несомненно, спали, а Дядя Патон делал предварительные записи для следующей главы своей книги «История Юбимов». Вечер еще не наступил, а небо уже потемнело, снег продолжал идти, покрывая деревья и кусты белым покрывалом. Чарли не стал включать свет, чтобы ненароком не разбудить Бабушку Бон. В полной темноте он нашел дорогу на кухню и определил по запаху раскрытую упаковку печенья. Достал из холодильника молоко, сложил свои трофеи на стол и принялся за еду, наблюдая за мягко падающими хлопьями снега. В дверь позвонили. Вряд ли этот звук разбудил бабушек; ни они, ни Дядя Патон не сочли нужным подойти к двери. Звонок раздался снова. Улица за окном казалась пустынной; на припаркованных машинах лежал снег глубиной в три дюйма. Когда звонок прозвенел в третий раз, его почти не было слышно. У Чарли сложилось впечатление, что ему все это померещилось, но он решил на всякий случай открыть входную дверь. С порывом ветра в прихожую влетело облако снежинок. На пороге стояла женщина, похожая на фею из зимней сказки. Ее волосы, шуба и сапоги были белыми, как снег, а на плечах лежала мягкая золотисто-звездная шаль. Чарли потерял дар речи от изумления. На мгновение ему показалось, что возле их дома опустился на землю снежный ангел. А потом он узнал крестную Оливии: — Элис Энджел. Элис улыбнулась: — Здравствуй, Чарли. Мне можно войти? Он посторонился, и она вошла в прихожую. Тонкий цветочный аромат напомнил мальчику ее магазин «Исполнение желаний», где продавались великолепные белые цветы, наполнявшие воздух нежным благоуханием. — Откуда ты? — Издалека, — ответила она, ставя на пол небольшой кожаный чемодан. Элис скинула ему на руки легкую шубку, и Чарли повесил ее в шкаф для одежды. — Почему ты вернулась? — Из-за Оливии. Он отвел Элис на кухню и поставил чайник на огонь. Ему показалось, что вокруг стало светлее. Там, где стояла крестная, одетая в длинное белое платье и высокие серебристые сапоги, темнота рассеивалась. — Хорошо, что ты вернулась именно сейчас, потому что Оливии угрожает опасность. — Я это почувствовала, — нахмурилась Элис. — Она сама себя выдала. — Расскажи, как это случилось. Пока Мисс Энджел помогала ему сервировать стол, Чарли заваривал чай и рассказывал ей о каменной горгулье и о скелете, который сотворила Оливия, чтобы напугать Эрика, управляющего скульптурами. Напряженное лицо крестной озарила улыбка: — Вполне подходяще для данной ситуации. У Оливии, конечно, буйное воображение, но ей не следовало раскрывать свои способности и привлекать к себе внимание. На лестнице раздались шаги, и сидящие за столом посмотрели на дверь. Чарли надеялся, что это не Бабушка Бон. К счастью в дверях стоял Дядя Патон. Он сразу узнал Мисс Энджел: — Если ты оставила свой магазин и приехала сюда, несмотря на такую сильную метель, значит, произошло что-то очень серьезное. — Так и есть, — грустно подтвердила Элис, — я могу жить за триста миль, но всегда чувствую, когда моя крестница во мне нуждается. Это интуиция, шестое чувство, если хотите. Как только я приехала в город, то сразу же отправилась к дому Оливии, — ее лицо омрачилось, и она сделала маленький глоток чая, — они не позволили мне с ней увидеться. — Как это...? — Мистер Юбим резко опустился на стул возле нее, — Почему? — Дверь открыл отец Оливии, он сказал, что его дочь не в себе. Я умоляла его сказать ей, что я приехала, что я хочу увидеть свою дорогую крестницу, и он поднялся в ее комнату, а я осталась ждать в прихожей. Зеленые глаза Элис наполнились слезами: — Когда Мистер Карусел спустился, он сказал... он сказал..., — она промокнула глаза белым носовым платком. Патон успокаивающе положил свою теплую ладонь на ее руку: — Что сказал ее отец? Элис выпрямила спину и заправила платок в рукав: — Он сказал, что Оливия не хочет меня видеть, и что я должна немедленно покинуть их дом. Чарли не мог поверить услышанному. Оливия так любила свою крестную мать. Что могло случиться, кто настроил ее против Элис Энджел, если только... — Боюсь, они уже добрались до нее, — голос женщины окреп, — но я не собираюсь сдаваться, и уж точно не собираюсь покидать этот город. Я останусь здесь до тех пор, пока Оливия не придет в себя. — Проблема в том, — неуверенно начала Элис, — что я не знаю, где мне остановиться. Дом, в котором я жила раньше, все еще пуст, но там очень, очень холодно. — Ты останешься здесь, — Дядя Патон взволнованно вскочил на ноги, — это не обсуждается, я настаиваю. Мэйзи вошла на кухню как раз в тот момент, когда Патон собрался за ней бежать. Она внимательно, не перебивая, выслушала рассказ Элис, ее сердце переполняло сочувствие к этой женщине. Мэйзи очень хотела ее поддержать и хоть чем-то помочь. Не говоря лишних слов, бабушка достала из духовки торт, а потом убежала наверх, чтобы застелить кровать в пустующей спальне матери Чарли. За все это время Бабушка Бон ни разу не дала о себе знать. Она даже не появилась за ужином. Чарли тихонько постучал в ее дверь, но ответа не последовало. — Может быть, она куда-нибудь ушла? Или все еще спит? — подумал он. В девять часов вечера Мэйзи заглянула в комнату Бабушки Бон и вышла оттуда на цыпочках: — Неужели ты не слышишь, как она храпит? Наверное, опять выпила неразбавленного виски. Чарли улегся в постель. Завтра в школу. Интересно, будет ли там Оливия? И что она будет делать? Чью сторону она теперь примет? Несмотря на вопросы, заполнявшие его разум, Чарли обнаружил, что засыпает. Ему приятно было сознавать, что в комнате наверху находится Элис Энджел. Ничего, что она чей-то ангел-хранитель. — Пусть она будет нашим добрым ангелом, — сказал себе Чарли, — хотя бы на то время, пока Оливия не придет в норму. И тут его мысли обратились к Билли Грифу, перенесенному на девятьсот лет в прошлое в замок чародея. Неудивительно, что мальчик не хотел возвращаться домой: его другом была самая красивая девушка на свете — девушка с темными кудрями и нежной улыбкой, красавица по имени Матильда. Чарли отдал бы все на свете, только чтобы снова ее увидеть. На самом деле Билли проводил время совсем не так хорошо, как представлял себе Чарли. Его постоянно наказывали, и он винил в этом своего домашнего питомца крысу Рембрандта. Гладкая, черная шкурка, круглые любопытные глаза, длинные роскошные усы и пытливый ум — эти качества выгодно выделяли его в обществе себе подобных. По роковому стечению обстоятельств он оказался в кармане Билли, когда тот перенесся в мир, изображенный на старинной картине. Произошло это с помощью злых чар и темного заклинания коварного чародея Графа Харкена из замка Бэдлок. Малышу Билли очень нравилась его новая жизнь: роскошная одежда, вкусная еда и иллюзорные джунгли с волшебными животными, которые он мог посещать каждый день. А еще там жила Матильда, внучка Графа Харкена, самый добрый друг, которого Билли когда-либо знал. Но Рембрандт хотел домой. Он ворчал, жаловался, грыз новые ботинки Билли и вообще вел себя отвратительно. Мальчик обладал способностью общаться с животными. Он понимал каждый писк, вой, мурлыканье, щебетание и шипение любого существа. Но однажды Рембрандт зашел слишком далеко. Это случилось во время обеда — самое неудачное время, которое он только мог выбрать. Каждая трапеза во дворце чародея проходила очень торжественно. Парадная столовая находилась в огромном, великолепном зале. Со сводчатого потолка сияли звезды, похожие на настоящие, а стены, облицованные черным мрамором, украшало сверкающее оружие. Длина полированного стола достигала двадцати футов. Сегодня, впрочем, как и обычно, Граф занимал кресло во главе стола, его жена, сидела в противоположном конце. Им приходилось разговаривать друг с другом на повышенных тонах, и от их бесконечного крика у Билли разболелась голова. Он сидел рядом с Матильдой, напротив Эдгара, ее брата, жестокого мальчишки, владевшего колдовскими способностями. Ему нравилось пугать Билли, внезапно появляясь в самых неожиданных местах не обычным способом, а проходя сквозь стену или закрытую дверь. Обедающим достаточно было произнести название блюда, которое они хотели съесть, и оно тут же появлялось перед ними на столе. Билли обычно выбирал то же самое, что ела Матильда. В первую очередь он старался досыта накормить Рембрандта, чтобы тот ненароком не высунулся и не попался на глаза Эдгару. Брат Матильды люто ненавидел крысу; он называл ее гнусной, наглой тварью, которая вообще не имела право на существование, а уж тем более не имела никакого права жить во дворце. Рембрандту надоели кусочки, которыми его потчевал Билли, и он решил попробовать то, чем так вкусно пахло с тарелки Эдгара. Недолго думая, крыса перескочила с колен мальчика на стол и бросилась к Эдгару, рассчитывая на теплый и радушный прием, но тот вскочил с диким воплем, схватил со стены острый коллекционный кинжал и со всей силы метнул его в грызуна. К счастью, он промахнулся. Клинок пролетел мимо Рембрандта, скользнул по гладкой столешнице и запрыгал по полу. Билли поднялся на ноги, опрокинув при этом стул, и закричал: