– Что ты предпочитаешь? Чай с лепешками? Мороженое с содовой? Или мягкий пломбир со взбитыми сливками, орехами и… Фи, я тебя спрашиваю! Фионы рядом с ним не было. Она вновь глазела на разваливающийся дом. Ее руки лежали на чугунной ограде, отделявшей двор перед домом от тротуара. Фиона зачарованно смотрела на высокие заколоченные окна. – Да что ты приклеилась к этой развалине? – удивился Ник, подходя к ней. – А ведь когда-то он был потрясающе красивым. – Ну был. Зато теперь даже рядом стоять опасно. Идем, пока карниз не свалился и не пришиб нас обоих. Но Фиона не собиралась уходить. – Должно быть, кто-то любил этот дом. Розы не выросли здесь сами собой. А посмотри на это… – Она перегнулась через ограду и потрогала голубую ветку дельфиниума. – И этот кто-то взял и ушел отсюда. Не представляю, как человек решился на такое. Ник нетерпеливо вздохнул. Ему хотелось поскорее уйти. Он устал, проголодался. Впрочем, была и еще одна причина. Ему было не отделаться от неприятного ощущения, что за ними следят. Ник огляделся по сторонам, пытаясь отнести это за счет дурацкого воображения. Нет. За ними действительно наблюдали. Неподалеку, через два дома от этого, мужчина подметал тротуар и неприветливо поглядывал на них. – Эй! Что вы тут делаете? На нашей улице праздношатающихся не жалуют! – крикнул он. – Мы не праздношатающиеся, – ответила Фиона, убрала руки с ограды и сделала несколько шагов в сторону мужчины. – Мы любуемся этим зданием. – Говори за себя, – проворчал Ник. – Вы знаете, почему дом стоит заколоченным? – спросила Фиона. – Еще бы мне не знать! Я ж за ним присматриваю. Фиона подошла к нему и представилась. Нику не оставалось иного, как тоже подойти и назвать свое имя. Хранитель сообщил, что его зовут Фред Уилкокс и что он следит за домом по поручению владелицы – престарелой дамы по имени Эсперанса Николсон. – Почему же она покинула дом? – А вам-то что? – угрюмо спросил Уилкокс. – Мне грустно смотреть, как разваливается такой красивый дом. – Согласен. Грустно смотреть. – Почувствовав искренность слов Фионы, смотритель немного смягчился. – Пятьдесят с лишним лет назад отец мисс Николсон подарил ей этот дом. Свадебный подарок. Они с мужем должны были здесь поселиться после медового месяца. Она сама занималась убранством дома. Выбирала мебель, ковры, обои… все до мелочей. И учтите, каждая вещь была высшего качества, а не дешевка. За день до свадьбы жених ее бросил. Это бедняжку и подкосило. Она осталась жить с отцом, сделалась затворницей. Отец давно умер, а она так и живет в его доме. Свадебный подарок приказала заколотить и оставила разрушаться. Ни жить в нем не хочет, ни сдавать внаем, ни продавать. – Мисс Николсон будто наказывает дом за случившееся, – сказала Фиона. – Мистер Уилкокс, а можно нам зайти внутрь и осмотреть дом? – Нет, этого я позволить не могу, – покачал головой Уилкокс. – Чего доброго, на вас еще что-то упадет или вы куда-нибудь провалитесь. Ник уже отчаялся получить желанную чашку чая. Настроение у него было весьма подавленное. Он так и не нашел места для своей галереи. Ему хотелось поскорее выбраться из окрестностей Грамерси-парка и забыть о бездарно проведенном дне. Но если в голову Фионы что-то втемяшилось, никакие уговоры и разумные доводы не помогут. Порывшись в кармане, Ник извлек доллар и протянул Уилкоксу, надеясь, что маленькая взятка сделает смотрителя более сговорчивым, и не ошибся. – Ладно. Вот вам ключ от первого этажа, – сказал Уилкокс, подавая Фионе массивный почерневший ключ. – Если с вами что-то случится, если вы свернете там свои глупые шеи, я ничего не знаю. Вы влезли через отошедшую доску. – Согласны! – ответил Ник. Он поспешил вслед за Фионой, успевшей пройти через ворота. Ник продирался через заросли цветов, выросших здесь без всякого садовника, и сорных трав. Фиона сражалась с дверью, пытаясь ее открыть. – Если я хотя бы мельком увижу крысу, то сразу убегу, – предупредил Ник. – Лучше помоги мне повернуть ключ. Замок не поддается. Думаю, проржавел. Ник со всей имевшейся у него силой навалился на ключ: – Похоже, действительно заржавел. Подожди… нет, поворачивается. Фионе не терпелось оказаться внутри. Она даже оттолкнула Ника, рванула дверь и… попала под дождь сгнивших деревянных обломков и кусочков ржавого железа. Уилкокс не преувеличивал: здесь все в любой момент могло рухнуть. Смеясь, Ник стряхнул мусор с ее волос. Внутренняя дверь сгнила и сама отвалилась с петель, перегородив прихожую. Осторожно переступив через нее, они вошли в дом. – Фиона, ты только глянь! Какая красота! Честное слово! – издевательским тоном произнес Ник, вертя головой по сторонам. Потолок почти весь обрушился. На месте обвалившихся кусков штукатурки темнели остатки дранки. Обои свисали бумажными лоскутами. На полу блестели мелкие осколки, бывшие когда-то хрустальной люстрой. Белые чехлы, которыми заботливо укрыли мебель, почернели от нескольких слоев плесени. Однако Фиона не собиралась уходить. Из первой комнаты она через шаткие раздвижные двери перебралась во вторую. Ник поплелся следом, считая, что она сошла с ума. Он решительно не понимал, чем ее может притягивать это место. Где-то на полпути он ступил на сгнившую половицу, и его нога провалилась по щиколотку. Чертыхаясь, Ник вытащил ногу и пошел дальше. – Ник! Ну разве не прелесть? – донесся голос Фионы из другой комнаты. – Настоящий рай, но только если ты из породы термитов, – буркнул он, обходя очередной участок сгнившего пола. Пока Ник очищал манжеты от щепок, Фиона восхищенно смотрела на зеркала в затейливых рамах, серебряная амальгама которых отшелушивалась от стекла. Ник хотел было посетовать, что обилие пыли вызывает у него аллергию, но выражение лица Фионы заставило его промолчать. Если до сих пор он не понимал ее одержимости домом, то сейчас, видя, как трепетно она сдувает паутину с каминной полки, вдруг понял: Фиона отождествляла себя с этим домом. Дом воспринимался ею как живое существо, которое кто-то бросил. Совсем как ее саму. Фиона наклонилась к каминной полке, чтобы получше рассмотреть узоры, и вдруг завизжала от страха, когда из каминной решетки вылетела стая бродячих кошек. Они понеслись в заднюю часть дома и исчезли, поочередно протиснувшись через дыру в черном от грязи окошке. Фиона нервно рассмеялась и вдруг пошла следом за кошками: – Хочу посмотреть задний двор. Эта дверь тоже не открылась с первого раза. Замок был цел, но петли проржавели. Навалившись вдвоем, они сумели отодвинуть дверь от косяка. Фиона первой протиснулась в образовавшуюся щель. – Ник! Скорее иди сюда! Это надо видеть! Удивляясь, чем ее привлек задний двор, Ник протиснулся следом и сразу понял новый взрыв восторга Фионы. Чайные розы. Их тут были сотни. Весь просторный задний двор утопал в розах. Они покрывали стены забора, дорожки, ржавый железный диван, налезали друг на друга, купаясь в солнечном свете. Ник сразу узнал сорт роз. Его отец их обожал. Сад их оксфордширского поместья тоже утопал в розах. Чайные розы, эти аристократические старые девы. Ник помнил рассказ садовника о некоем англичанине, покоренном красотой и ароматом чайных роз. Рискуя жизнью, этот человек сто лет назад сумел вывезти их из Китая. Их было тяжело выращивать, повторное цветение считалось почти чудом. А эти цвели себе на летней жаре! – Ник, понюхай их. Они пахнут чаем! – продолжала восторгаться Фиона. – Посмотри… Ты когда-нибудь видел такой оттенок розового? А вот этот, бледно-желтый… Она бегала от куста к кусту, зарываясь в лепестки, словно ошалелый шмель. Ник поднес цветок к носу, закрыл глаза и вдохнул. На мгновение он перенесся в такой же погожий летний день в Оксфордшире. Когда он снова открыл глаза, к нему подбежала Фиона. Она игриво запихнула розу ему за ухо, обвила шею и крепко обняла. – Ну и ну, старая туфля! Вот уж не думал, что розы так действуют на тебя. – Еще как! – воскликнула она, беря Ника за руки. – И красивые большие старые дома в окрестностях Грамерси-парка тоже. И чай. Ник, вот оно, наше место! Неужели ты до сих пор не понял? Этот дом станет твоей галереей… и моим чайным салоном! Глава 45 – Неужели ваша хозяйка не может уделить мне всего пять минут? – упрашивала Фиона. – Обещаю не злоупотреблять ее любезностью. – Вы уже злоупотребили. Мисс Николсон не принимает посетителей. – Но я всего лишь хочу спросить ее о… доме в окрестностях Грамерси-парка. – В таком случае предлагаю обратиться к ее поверенному мистеру Реймонду Гилфойлу. Лексингтон-авеню, дом сорок восемь. Дворецкий мисс Николсон собрался закрыть дверь, но Фиона успела просунуть ногу в дверь. – Я уже там была. Поверенный сказал, что она не желает ни сдавать, ни продавать свою собственность. – В таком случае вы уже получили ответ. – Но… – Соблаговолите убрать ногу, мисс Финнеган. Всего хорошего. Дверь уже закрывалась, когда из глубины дома донесся капризный женский голос: – Харрис, кто там? Из-за чего этот шум? – Какая-то докучливая особа. Не волнуйтесь, мадам. Я ее выпроводил. Дверь захлопнулась. Фиона осталась стоять на крыльце. «Вот и конец моих мечтаний», – сокрушенно подумала она. Гилфойл повторил слова Уилкокса. Сколько еще подтверждений ей нужно? Мисс Николсон не желает сдавать или продавать разваливающийся дом. Но Фиона лелеяла глупую надежду: если ей удастся самой поговорить с хозяйкой, возможно, та передумает. Порыв ветра попытался сорвать ее шляпу, и Фиона потуже завязала тесемки. – А катись все к чертям! – выругалась она. Ей хотелось получить тот дом. Отчаянно хотелось! Увидев его на прошлой неделе, она только о нем и думала. Конечно, дом находился в ужасном состоянии. Но стоит приложить руки и немного потрудиться – и он обретет прежнее великолепие. Уилкокс говорил, что водопровод и канализация находятся в исправном состоянии. Когда отец мисс Николсон покупал этот дом, там заменили все трубы. Уилкокс регулярно пропускал воду, чтобы трубы не ржавели и не забивались. Конечно, нужно восстанавливать кирпичную кладку там, где кирпичи выпали. Да и крыша в плачевном состоянии. Потолок, полы, стены, двери – со всем этим придется повозиться. Кухня тоже никуда не годилась – на таком старье теперь не готовят. Но в остальном дом был крепким. Хотя мисс Николсон не волновала судьба ее собственности, Уилкокс признался, что ему больно смотреть, как дом разрушается, и потому он год за годом старается не дать дому рухнуть. Фиона с Ником уже не раз обсуждали, как они всё там устроят. Она возьмет себе первый и второй этажи. На третьем Ник разместит свою галерею, а на четвертом будет жить. Арендную плату они разделят пополам. Деньги на ремонт и обустройство придется брать взаймы у Первого коммерческого банка. Конечно, хорошо бы вообще обойтись без займов, но таких денег ни у Фионы, ни у Ника не было. В настоящее время они оба испытывали острую нехватку денег. Свои деньги Фиона вложила в «Тэс-Ти». За последний месяц ей пришлось взять в магазин еще двух девушек. Она купила фургон, лошадей и наняла кучера, потратилась на создание и рекламу ее новых ароматизированных чаев. Вместе со Стюартом они экспериментировали несколько недель, пытаясь найти идеальные пропорции. Желаемого результата удалось добиться далеко не сразу. Полученная смесь обладала достаточной крепостью, хорошо сочеталась с ароматическими добавками и в то же время не заглушала их чисто чайным вкусом. Много денег уходило у Фионы на покупку акций «Чая Бертона». Лондонские грузчики все-таки объявили забастовку. После долгих месяцев агитации за повышение оплаты и восьмичасовой рабочий день союз распорядился остановить работу. Последней каплей стал очередной отказ выплатить обещанные премиальные. Объединились все: и те, кто имел постоянную работу, и те, кто был на подхвате. К ним присоединились портовые грузчики. Темза не перестала течь, но работа на ее берегах остановилась. Это сказалось на прибылях всех, чьи предприятия так или иначе были связаны с рекой. Стоимость акций «Чая Бертона» упала почти вдвое по сравнению с первоначальной, и Фиона тратила каждый доллар прибыли на покупку все новых и новых акций. Она перевела телеграфом пятьсот долларов в фонд рабочего союза, сделав это анонимно. Майкл разъярился, узнав, какую сумму племянница отправила в Англию, но Фиона думала не о нем. Она это делала в память о родителях, Чарли и Айлин. Если бы могла, то послала бы миллион. Ник тоже поиздержался. Отец обещал учредить для него инвестиционный фонд и посылать деньги раз в три месяца. До сих пор Ник не получил ни одного чека. По мнению Ника, отец явно надеялся, что непутевый сын скоро умрет и избавит банк от ненужных расходов. Из Лондона Ник уезжал с двумя тысячами фунтов, от которых нынче осталось совсем мало. Ему пришлось платить таможенную пошлину за присланные картины. Часть денег ушла на ремонт помещения, арендованного у миссис Мэкки. К тому же он успел купить десятки полотен у молодых художников, с которыми познакомился в Нью-Йорке. Среди купленных картин были произведения Чайлда Гассама, Уильяма Меррита Чейза и Фрэнка Бенсона. На руках у него оставалось всего триста долларов. Фиона воочию убедилась, что Ник совершенно не умеет обращаться с деньгами. На дворе был август. Почти пять месяцев, как они живут в Нью-Йорке, а он так и не удосужился открыть счет в банке. Когда Фиона перевезла Ника в дядину квартиру, то узнала, что свою наличность этот великовозрастный ребенок хранит в… коричневых ботинках: купюры в правом, а монеты – в левом. Ник заявил, что ненавидит банки и не желает даже приближаться к ним. Фионе пришлось самой открыть для него счет в Первом коммерческом банке. Ник принялся возражать. Тогда она спросила: а когда у него начнут покупать картины, как он поступит с чеками клиентов? Тоже запихнет в ботинок, надеясь, что там они волшебным образом превратятся в бумажные деньги?