– Нет, Уилл! – резко ответила Фиона, разрывая объятия. – Я не хочу… я… не могу. Уилл снова привалился к спинке дивана и закрыл глаза: – Почему? Что не так? – Я… я могу забеременеть. Он приоткрыл один глаз: – Ты же знаешь о способах предохранения. Я бы принял все меры. – Дело… не в этом… Я не могу… Я не… – Фиона, я все понял, – сказал он, беря ее за руку. – Ты не готова. Это главное. Дальше можешь не объяснять. Я понимаю. Я был слишком настойчив. – Нет, Уилл, ты не был слишком настойчив! – вырвалось у нее. – Я… я тоже тебя хочу. Очень… Просто я… – Тсс! – Он остановил ее поцелуем, затем надел ей на плечи лямки камисоли. – Хотя бы скрой свои… Для мужчины это пытка. Фиона оделась, застегнулась на все пуговицы. Ее щеки горели, но совсем не от стыда. Она соврала. Уиллу. Себе. Убедила его, что сдержанность вызвана страхом забеременеть, прекрасно зная истинную причину, которую отказывалась признавать. Его слова «Я тебя хочу… Я хочу… заняться с тобой любовью» были словами Джо, произнесенными в тот памятный день, когда Фиона лишилась невинности на его узкой кровати и когда он сказал, что любит ее и будет любить всегда. Стоило Уиллу произнести эти слова, в ее мозгу замелькали картины той субботы… Тогда Джо вытряхнул ей на колени содержимое их заветной банки из-под какао и следил за ее удивленными глазами. Подарил ей колечко с маленьким сапфиром. Поднял на руки. Фиона помнила его прикосновения, то, как он входил в нее, открывая ее для себя и себя для нее, пока они не стали одним телом, одним сердцем, одной душой. Эти картины мучили Фиону. Ей хотелось быть с Уиллом, думать только о нем, любить его. Хотелось шагнуть вперед, оставив Джо позади. Фионе очень этого хотелось. Но сколько она ни пыталась, результат всегда был один и тот же: Джо неизменно возвращался. То она слышала голос, похожий на голос Джо, то встречала глаза почти такого же цвета, как у него, то походка незнакомого парня как две капли воды напоминала самоуверенную походку Джо. И Джо мгновенно возвращался, завладевая ее мыслями и сердцем. – Фиона, почему ты плачешь? – осторожно спросил Уилл. Она смущенно вытерла щеки, даже не подозревая, что по ним катятся слезы. Уилл достал платок и вытер ей глаза. – Я тебя огорчил. Прости, пожалуйста. Проявил непозволительную требовательность. Какой же я болван! Честное слово! Не плачь, дорогая. Это разбивает мне сердце. – Он притянул Фиону к себе и прошептал: – Я бы никогда не овладел тобой против твоего желания. Никогда. Я скорее умру, чем сделаю тебе больно. Я позволил себе поддаться чувствам, а мои чувства к тебе очень сильны. – Уилл разжал руки, заглянул ей в глаза. – Фиона, в таких вещах я совершенный профан. Могу прожужжать тебе все уши, рассказывая о делах. Теперь ты и сама это знаешь. А как доходит до сердечных дел – просто теряюсь. И всегда был таким… Я скажу тебе то, о чем прежде не говорил. Фиона сжала руки. Нет, Уилл, только не сейчас. Прошу тебя, только не сейчас. – Я давно хотел тебе это сказать, да вот… боялся, наверное. Вдруг у тебя нет ответных чувств? Я… я люблю тебя, Фиона. Зачем он это сказал? Почему сейчас? Почему не в один из прекрасных вечеров, когда они возвращались с обеда, держась за руки и смеясь, когда она совершенно не вспоминала о Джо? У них ведь были такие вечера, дававшие ей надежду, заставлявшие верить, что она сможет забыть любовь всей своей жизни. Уилл нежно, с любовью, поцеловал ее. Заглянул в глаза, ожидая ответа. Надо ему сказать, что она не может откликнуться на его признание, поскольку любит и всегда будет любить другого человека. Сколько бы она ни пыталась вырвать из сердца ту любовь, у нее ничего не получалось. Она ненавидела себя за то, что продолжала любить того парня. Но вслух Фиона сказала другое: – Ой, Уилл… я… я тоже тебя люблю. Глава 44 – Напрасно я тебе это позволяю. Тебе еще рано так много ходить, – нервничала Фиона. – Только не поднимай столько шума! – проворчал Ник. – Со мною все носятся, словно я хрупкий цветок, который того и гляди завянет. Или сломается под напором ветра. Напомнить тебе, сколько всяких ужинов и вечеринок я успел посетить? Хватит считать меня больным! – Да, злишься ты как вполне здоровый. – Извини. – Ник попытался сделать виноватое лицо. – Но я прекрасно себя чувствую. Честное слово, Фи! – Без вранья? – Без вранья. Со здоровьем у меня все в порядке. Но спокойно смотреть на разную дрянь, которую нам показывают, не могу. Ярдах в десяти от них, на углу Ирвинг-плейс и Восемнадцатой улицы, стоял агент по недвижимости. Это было причиной дурного настроения Ника. – Все в порядке, мистер Сомс? – невозмутимо спросил агент, поворачиваясь к ним. – Вы не устали? Уверен, следующее место вам понравится. Настоящая жемчужина. – Вот-вот. Жемчужина среди собачьих будок, – пробормотал Ник. Ему отчаянно хотелось найти место для своей галереи. С того трагического момента прошло уже два месяца, и Ник рвался возобновить работу. – После всех этих хождений меня жутко мучает жажда. Посидеть бы где-нибудь и промочить горло, – сказал он, беря Фиону под руку. – Поблизости наверняка отыщется кафе-кондитерская. Ты уже заглядывала в эти места? – Пока нет, но обязательно загляну. Мне везет не больше твоего. Даже не знаю, где улыбнется счастье. Все хорошие места заняты, а те, что показывают, или тесные, или слишком дорогие. – Я тоже сомневаюсь, – кивнул Ник, – что сумею найти второе такое же идеальное место. Вот где была настоящая жемчужина. Уилл, случайно, не знает похожих мест? – Нет. Я спрашивала. – А как поживает сам бравый мистер Макклейн? – Отлично. Ник, я… его люблю. Услышав об этом, Ник даже остановился: – Так скоро? Ты уверена? – Уверена! – с воодушевлением ответила Фиона. С чрезмерным воодушевлением. «Как-то все это очень внезапно», – подумал Ник. – Помнишь, ты мне говорил, что я обязательно полюблю снова и забуду о Джо? Так оно и случилось. Я тебе не поверила, но ты оказался прав. Теперь я люблю другого человека. Ник недоверчиво улыбнулся: – Так это же замечательно. Он очень… – Он очень хороший человек! – отчеканила Фиона. – Умный, добрый, великодушный. И он любит меня. Он признался мне в любви. «Кого ты пытаешься убедить, старая форель? Меня или себя?» – раздумывал Ник. Фиона смотрела в сторону. Лицо у нее отнюдь не лучилось счастьем. Скорее наоборот: хмурое, скрытное. И такие же суровые, напряженные глаза. – Ты уже встречалась с его семьей? – спросил Ник. – Нет. Сейчас неподходящее время. Старшему сыну Уилла очень не нравится, что его отец встречается со мной. Скорее всего, из-за моего происхождения. – Да ну? А этот крысеныш кем себя считает?! – рассердился Ник. – Пусть почтет за счастье, что в его семье появится такая, как ты. Поганые американцы со своими погаными претензиями! Ишь, аристократы выискались! А чем их предки два поколения назад занимались? Лес валили и разбогатели на этом? Фиона улыбнулась его любезности и вновь стала похожей на себя. – А каков твой титул, мистер Щеголь? – иронично спросила она, беря Ника за руку. – Герцог Непреклонский? Наследный принц Шалтай-Болтайский? – Что-то в этом роде, – ответил Ник, вдруг перестав улыбаться. Нелепые титулы, выдуманные Фионой, звучали на удивление знакомо. Ника давным-давно никто не называл с добавлением его настоящего титула. И вряд ли назовет. Его это очень устраивало. Собственное высокое происхождение не принесло ему ничего, кроме горя. Покидая Англию, Ник оставил на британском берегу и свое аристократическое прошлое, более не желая быть причастным к тому миру. – Гляди-ка, принц Пустяшно-Суетливый, опять этот дом, – сказала Фиона. – Какой? – спросил Ник, радуясь перемене темы. – Ветхий и разваливающийся. Вон там. Мы уже дважды проходили мимо него. И как можно бросить дом гнить и разрушаться? Выпустив руку Ника, она подошла ближе к странному дому, чтобы получше рассмотреть. Солнце, светившее прямо в глаза, заставляло ее прищуриться. Ник тоже посмотрел на дом, пытаясь понять, чем же тот заинтересовал Фиону. Безнадежная развалина. Не сегодня завтра совсем рухнет. Правда, возле самого крыльца рос красивый куст малиново-красных ползучих роз. Их стебли свисали над дверью. – Мистер Сомс! – крикнул агент по недвижимости. – Идем, Фи. Нас зовут. Пора взглянуть на очередное темное, убогое и жуткое логово. Агент показал им еще четыре помещения, ни одно из которых не устроило Ника. Втроем они вернулись на угол Ирвинг-плейс и Восемнадцатой улицы, где и простились с агентом, обещавшим уведомить мистера Сомса, как только появится что-нибудь еще. – Фи, давай все-таки перекусим, – предложил Ник. Он мысленно выбирал, куда бы им пойти: в ресторан отеля «Пятая авеню» или в один из новых ресторанов «Чайлдс» с безупречно чистыми полами, выложенными белой плиткой, и расторопными официантками.