– Не надо, – отмахнулся Майкл. – В гостиной поем. – Не валяй дурака! Тарелку и чашку с чаем на коленках не удержишь. Нет уж, садись по-настоящему. Майкл сел, не глядя ни на кого из собравшихся. Мэри поставила перед ним тарелку с едой, подала нож, вилку и салфетку. Фиона налила дяде чая. – Спасибо, – буркнул Майкл, дрожащими руками взял чашку и сделал несколько глотков. – А чай хороший. – Из новой партии, что я заказала в фирме «Миллардс», – пояснила Фиона. – Индийский. Майкл кивнул, затем, взглянув на племянницу, приподнял голову и сказал: – На ужин я пью чай, а не виски… даже если кто-то думает по-другому. «Да, слух ты еще не пропил», – подумала Фиона. – Под пироги идет только чай. Виски разрушает вкус пищи, а пирог у Мэри – просто объедение. Мне даже сравнивать не с чем. – Ой, будет тебе! – засмеялась Мэри, разыгрывая скромность. – Мам, Фиона права, – подхватил Иэн. – А мне после твоего пирога… что-то картошечки захотелось. Там еще осталось? – Половина кастрюли. Только накладывай сам. – Хорошо. Я и подливки возьму. Можно? Они все играли в непринужденность, стараясь не пялиться на Майкла. Иэн размял картошку в подливе и спросил, не осталось ли зеленого горошка. Алек попросил еще чая. Шейми рыгнул. Фиона сказала ему, что на этом его ужин закончился, и заставила извиниться. Казалось, все заранее договорились вести себя так, словно у них обычный ужин и они, включая Майкла, уже двадцать лет подряд собираются за общим столом. Никаких упреков, никаких уговоров, ни слова порицания. До сих пор ни у Фионы, ни у Мэри не получалось вытащить Майкла из его скорлупы. Сегодня им удалось. Хорошая еда. Дружественная обстановка. Разговоры, ничуть не касавшиеся его нынешнего состояния. Майкл сидел опустив голову, непривычно застенчивый. Возможно, он не надеялся, что его вообще позовут к столу. – Дядя Майкл, пожалуй, нам надо поставить решетки на окна. Как ты думаешь? – спросила Фиона, пытаясь втянуть его в разговор. – Ты не знаешь, где их можно заказать сразу для обеих квартир? – Решетки на окна? Кому они нужны? – Нелл. Она скоро начнет ходить, а мы не можем каждую минуту следить за ней. Услышав свое имя, Нелл пискнула из корзины, стоявшей под кухонным окном. Майкл сжался и бросил вилку. «Сейчас взбрыкнет!» – с тревогой подумала Фиона. Решив предупредить дядино возмущение, она подхватила сестренку: – А вот и наша девочка! Разбудили мы ее. И как вообще она может спать под такой шум. – Фиона вновь села, усадив малышку на колени. – Мэри, можно ее угостить картошкой? – Да. И хлебца ей дай с подливой. Только проверь, чтобы лук не попался, а то реву не оберешься. Алек спросил у Мэри, не забыла ли она оставить картофельные очистки для его компостной ямы. Шейми и Иэн переглянулись и сморщили носы. Фиона размяла картошку и стала кормить Нелл. Майкл сидел не шевелясь. Он забыл про еду и смотрел только на дочку. – Можно мне ее подержать? – вдруг едва слышно спросил он. Фиона протянула ему ребенка. Майкл отодвинул стул и взял дочь. По его лицу Фиона поняла: он думает о Молли. «Не убегай! – мысленно взмолилась она. – Останься со своим ребенком». – Элинор Грейс, – дрожащим голосом произнес он, – какая ж ты красавица! Нелл сидела на худых, жилистых руках отца. Ее громадные темно-синие глаза смотрели прямо на него. Потом, наморщив лобик, она изрекла: – Ба, ба, па! На лице Майкла появилось изумление. – Она сказала «па»! – воскликнул он. – Па! Она узнаёт меня! – Конечно. Как же ей не узнать своего отца? – пожала плечами Фиона, умолчав, что малышкины «ба» и «па» относились ко многим людям и предметам окружающего мира. – Па! Па! – ворковала Нелл, подпрыгивая на отцовском колене. «Умница, Нелл. Продолжай в том же духе», – мысленно просила сестру Фиона. Она посмотрела на Мэри. Та была сама не своя от волнения. Дрожащей рукой Майкл провел по щечке Нелл. Малышка уцепилась за его палец и принялась сосать. – Как она похожа на мать, – сказал он. – Вылитая Молли. И вдруг, прикрыв лицо ладонью, Майкл заплакал. По его щекам катились крупные слезы, падая на платьице Нелл. Из груди вырывались судорожные рыдания. Его душа выплескивала горе быстро и стремительно, как весенний ливень в пустыне, сметая все преграды, которые он успел возвести. Вся его злость, вся горечь унеслись вместе со слезами. Осталась лишь безмерная печаль. – Боже, сколько шуму из-за одного ребенка! – пробормотал Алек. Мэри наградила свекра сердитым взглядом. – Ты правильно сделал, Майкл, – сказала она. – Тебе надо было выплакаться. Давно. Плакать по такой женщине, как Молли, не стыдно. Выпустил горе наружу. Теперь тебе станет полегче. – Мэри, как мне ее не хватает! – срывающимся голосом произнес он. – Жаль, что она не видит Нелл. Мэри кивнула, потом крепко сжала его руку: – Майкл, она видит. Оттуда. Глава 32 – Заднюю дверь проверил? – спросил Эд Эйкерс у Джо, успевшего закрыть ставни и повесить замок на дверь магазинчика. – Само собой. – Персики убрал повыше? А то мыши вмиг их испоганят. – Конечно убрал. И вишни тоже. Эд, я все проверил. – Рад слышать. Вот, держи. Добавка к твоему жалованью, – сказал Эд, хлопая его по плечу, и Джо вежливо поблагодарил. – Ты это честно заработал. С тех пор как ты начал у меня работать, торговля пошла в гору. Ты сумеешь продать даже песок на побережье. Что ж, а мне пора домой. Целый день отдыхал от миссус и ее шайки демонов, но когда-то надо возвращаться в это логово. Согласен? – Иначе никак, – улыбнулся Джо. Эду перевалило за сорок. Он был отцом двенадцати детей и любил пожаловаться на жену и потомство. «Миссис Эйкерс и ее спиногрызы» – так он их называл. Эд обожал рассказывать про то, какой кавардак они устраивают, какой ад кромешный, какой чумой порой оказываются. Он сетовал, что на такую ораву никаких денег не хватит. Однако, возвращаясь домой, он всегда нес увесистый пакет с вишнями, клубникой или помятыми печенюшками, которые пекарня продавала по дешевке. Сетования были чем-то вроде ритуала, привычным спектаклем, но Джо делал вид, будто слышит все это впервые. – Да. Уж такова моя ноша, – продолжал Эд, кивая в такт словам. Джо ждал, когда хозяин уйдет, но Эд почему-то мешкал. Подергал замок, посмотрел на вечернее небо, предсказав ясное и теплое июньское воскресенье, потом, словно не зная, с чего начать, сказал: – Послушай, Джо. Конечно, это не мое дело, но почему бы тебе не погулять на деньги, что я дал сверх? Я не говорю просадить их подчистую. Сходил бы в паб, развеялся. Ну что ты все один да один? Ты ж молодой парень. Я в твои годы любил компании. – Может, в другой раз и схожу. А сегодня я с ног валюсь, – ответил Джо. – Накормлю Бакстера, отскребу его шкуру и пораньше завалюсь спать. – Тебе виднее, – вздохнул Эд. – Похоже что так. Пока, Эд. До понедельника. – Пока, парень. Джо зашагал в западную сторону. В трех улицах отсюда находились конюшни, в которых владельцы лотков и магазинов держали своих лошадей и повозки. Одна из них принадлежала Эду, который позволил Джо ночевать на чердаке, где хранилось сено. Хозяина устраивало, что лошадь под присмотром. Джо сон на сене тоже устраивал. Во-первых, бесплатно, а во-вторых – это гораздо лучше, чем завшивленные ночлежки, где тебя окружает неизвестно кто. Полтора месяца назад он ушел от Милли в чем был и в прямом смысле оказался на улице. Спал где придется, ел что попало, перебиваясь случайными заработками вокруг Ковент-Гардена. Но заработать удавалось не всегда. В один из таких дней, голодный, ослабевший, он споткнулся и упал возле паба. Кто-то заботливо помог ему встать. К своему удивлению и стыду, этим человеком оказался Мэтт Бирн, парень с Монтегю-стрит, который теперь работал на Ковент-Гардене. Мэтт узнал его и спросил, что́ с ним приключилось. Видя, в каком состоянии Джо, Мэтт повел его в паб и угостил обедом. За едой Джо, особо не вдаваясь в подробности, рассказал о распавшемся браке и трудностях в поиске работы. Многие охотно взяли бы его к себе, но Томми Петерсон уведомил всех: Джо Бристоу ни в коем случае не брать. Желающих ссориться с Петерсоном не было. Выслушав его рассказ, возмущенный Мэтт посоветовал Джо обратиться к Эду Эйкерсу, которому требовался помощник. Эд вел свои дела без оглядки на Петерсона, еще не успевшего подмять под себя весь Ковент-Гарден. Новая работа Джо не была чем-то захватывающим. Мелкооптовый торговец Эйкерс поставлял фрукты и овощи лоточникам и владельцам магазинчиков. После должности, которую Джо занимал у Петерсона, это было похоже на разжалование из полковников в рядовые. Но он не сетовал. Лучше такая работа, чем голодать. У торговца подержанной одеждой Джо купил пару одеял, служивших ему постелью на чердаке. Ел он в дешевых кондитерских, а мылся раз в неделю в общественных банях. Джо вполне устраивали суровые условия его нынешней жизни. Он ни от кого не зависел, у него была крыша над головой и возможность проводить вечера в одиночестве. Одиночество стало главной его ценностью. Мимо прошла стайка шумных фабричных девчонок, принарядившихся по случаю субботнего вечера. Одна улыбнулась ему. Джо отвернулся. Затем ему встретилась молодая супружеская пара. Они шли, держась за руки. Джо прибавил шагу. Он соврал Эду. Дело было вовсе не в усталости. С недавних пор ему стало тяжело находиться среди людей. Вид счастливой пары, смех фабричных девчонок – все это больно задевало его. Когда-то и он был таким: веселым, оптимистичным, радующимся всему, что нес с собой очередной день. Но потом его жизнь изменилась. Всем, кто с ним соприкасался, он причинял боль; всё, к чему притрагивался сам, превращалось в дерьмо. Заглянув в ближайшую кондитерскую, Джо купил булочку с сосиской. Кондитерская больше напоминала дыру в стене, но там было два колченогих столика и прилавок. За прилавком стояла хорошенькая брюнетка. Она давно улыбалась и строила ему глазки, а сегодня предложила хотя бы раз поесть спокойно, за столом. Ну куда он вечно спешит? Джо сухо отказался, торопясь поскорее попасть в конюшню, где никто его не потревожит, если не считать коня Бакстера и старого черного кота, любившего спать у него в ногах. Луны на небе не было, только звезды, а потому Джо не сразу попал ключом в замочную скважину. Ощупью нашел керосиновый фонарь, висевший слева от двери, и коробок спичек. – Привет, Бакстер! – крикнул он в темноту. – Ну и кто у нас красавец? Гнедой жеребец Бакстер отозвался ржанием. Джо пристроил фонарь на сучок опорного столба и прошел в стойло, чтобы почесать коню за ушами. Почуяв еду, конь потянулся мягкими, поросшими щетиной губами к карману Джо. – Нет, старик. Булочкой с сосиской я с тобой точно не поделюсь. Хоть мне и говорили, что это свинина, я сильно сомневаюсь. Вполне может быть и конина. Тогда ты превратишься в каннибала… или как это называется у лошадей. А это, Бакс, считается преступлением. Тебя повесят, а мы останемся без тягловой силы. Лучше съешь другое угощение. Джо вынул из брючного кармана две морковины и скормил коню. Потом вывел Бакстера из стойла. Пусть стоит, где захочет. Привязывать его не требовалось. Бакстер вел себя как джентльмен. Пока конь стоял, глядя на Джо большими черными глазами, Джо отскреб его от дневной грязи, крепко и ритмично двигая щеткой от шеи и вдоль крупа. Когда шкура заблестела, Джо пальцами расчесал Бакстеру гриву. Конь обошелся бы без морковок и без чистки, но Джо убеждал себя, что знаки внимания благотворно влияют на характер Бакстера. По правде говоря, этот ежевечерний ритуал требовался самому Джо. Он нуждался в заботе хоть о каком-то живом существе. Это позволяло ему заполнить болезненную пустоту внутри и уводило разум от мыслей от боли, причиненной другим.