– Вот. Выпей. Дядина заботливость была ей непривычна, но она с благодарностью взяла чашку. Майкл уселся на другой стул. Он тер заспанные глаза и отчаянно зевал. Фиону вновь поразило сходство дяди с отцом. В мозгу мелькнул образ отца, каким она его видела во сне. Фиона попыталась удержать размытую картинку. Кажется, отец хотел ей что-то передать и о чем-то рассказать. Но о чем? – Я возвращаюсь в кровать, – объявил Майкл. – Будем надеяться, что призрак дважды за ночь не приходит. И ты ложись. От дядиных слов образ отца растаял и исчез. – Мне теперь при всем желании не уснуть, – сказала Фиона и встала. Нет, ей никак нельзя ложиться. Будет ворочаться с боку на бок, заново переживая кошмарный сон. Работа – единственное противоядие от ее страхов, единственное занятие, куда можно погрузиться целиком. Фиона потянулась за висевшим на стуле фартуком. – Ночь на дворе, – проворчал Майкл. – Куда ты собралась? – В магазин. Подготовлюсь к утреннему открытию. – Хотя бы дождись, пока рассветет. Нельзя тебе быть там одной. Фиона устало улыбнулась. Одной? Со всеми призраками и воспоминаниями? – Не волнуйся, дядя Майкл. Призрак составит мне компанию. И дружков своих позовет. Когда ему не спалось, а такое случалось довольно часто, Николас Сомс отправлялся на прогулку по ночным улицам Манхэттена. Темнота дарила ему чувство спокойствия и умиротворенности. Чудовище, именуемое темпом нью-йоркской жизни, отдыхало. Нику казалось, что город принадлежит только ему одному. На тротуарах пусто. Ставни на витринах магазинов опущены. Светились только окна пабов и ресторанов. Если хочешь, останавливайся и смотри на то, что вызвало у тебя интерес. Редкие прохожие тебе не помешают. Никто не будет ворчать, если ты остановишься, чтобы полюбоваться красивым зданием или живописным двором. Сегодня его прогулка затянулась. Выйдя из своего отеля на углу Пятой авеню и Двадцать третьей улицы, он добрался до Вашингтон-сквер, а потом и до Бликер-стрит. Время перевалило за полночь. Почувствовав себя уставшим, Ник решил выйти на Бродвей и, если повезет, поймать кеб. Он уже собрался пересечь Бликер-стрит, когда увидел их. Двоих мужчин. Они шли рядом. Они не держались за руки и даже не касались друг друга плечом, однако Ник сразу понял, кто эти люди. Ему было достаточно увидеть легкий наклон головы, услышать непринужденный смех. Один из них открыл дверь ресторана, и оба скрылись внутри. Ник застыл как вкопанный. К двери подошли еще двое, потом один, затем сразу четверо. Когда ему хватило смелости пересечь улицу, рядом с дверью он увидел маленькую неброскую вывеску с названием заведения: «Слайд». Кто-то его обошел, взявшись за дверную ручку. – Вы идете? – спросил молодой мужчина со светлыми вьющимися волосами. – Я? Нет… я… нет, благодарю. – Как вам угодно, – усмехнулся блондин. Дверь открылась и быстро закрылась, но Ник успел услышать смех, вдохнуть запах сигарет и вина. Он закусил губу. Ему хотелось войти. Хотелось ненадолго оказаться в кругу своих. Распить бутылочку кларета с кем-то вроде этого симпатичного блондина. Сбросить маску. Всего на час. Ник взялся за ручку, потом отпустил. Слишком опасно. Он не был свободен проявлять свою истинную природу. Разве он не усвоил трагический урок недавнего прошлого? Забыл, сколько горя и боли принес себе, семье, Анри? Ник отошел от двери, скрывшись в тени большого развесистого вяза. «Уходи отсюда! – мысленно приказал себе Ник. – Поворачивайся и уходи. Немедленно!» Даже стоять здесь было рискованно. Вдруг его кто-нибудь заметил? Кто-нибудь из знакомых. Бросив прощальный взгляд на «Слайд», Ник увидел мужчину, направлявшегося в заведение. Высокого, красивого, с длинными темными волосами, которые густыми локонами падали на плечи. Мужчина прошел мимо вяза, прищурился и со смехом спросил застывшего Ника: – Ты никак собрался всю ночь обниматься с деревом… Цыпленок Цыпа? Продолжая смеяться, он скрылся за дверью. Ник смотрел на дверь, рассеянно теребя волосы. За ней находились настоящие сокровища мира, которых он жаждал. Общество подобных себе. Смех. Тепло. Понимание. Его тоска сделалась невыносимой. «Я зайду совсем ненадолго, – убеждал он себя. – Всего на часик. Пропущу рюмочку-другую. Поболтаю с кем-нибудь. Совершенно невинное развлечение. Немножко выпью и уйду. Всего-навсего». Глава 31 – Шейми, голубчик, тебе еще пирога? – спросила Мэри, поднимаясь из-за стола. Шейми энергично закивал, протягивая ей тарелку. – Бездонная яма, – заметила Фиона. – Не говори глупостей. У него хороший, здоровый аппетит. Такой и должен быть у растущего мальчишки. – Тогда и мне положи, мам. – Иэн тоже встал, чтобы помочь матери. – И мне, – сказала Фиона. – Фиона, это уже третий кусок! – засмеялась Мэри. – И кто у нас бездонная яма? Смущенно хихикая, Фиона подала Иэну тарелку. Мэри потрясающе готовила. Корочки ее пирогов получались золотистыми и таяли во рту. Мясо плавало в сочной подливе. Картофельное пюре напоминало облака. Даже горох, пройдя через ее руки, становился вкусным. Мэри вновь доверху наполнила тарелки. Еду она готовила с избытком, чему Фиона только радовалась. Особенно сейчас, утоляя свой зверский голод. Как всегда по субботам, Фиона с самого утра крутилась волчком. Покупателей было столько, что не присесть даже на минутку. Ели в кухне Майкла, которая была просторнее, чем у Мэри, и имела большой стол, позволявший уместиться всем. Фиона готовила плохо и совсем не интересовалась кухонными премудростями, но следила, чтобы Шейми ел горячую пищу. Почти с самого начала они с Мэри заключили соглашение. Фиона обязывалась поставлять продукты для ужина, а Мэри – готовить. Это устраивало обеих. Фиона любила ужинать в обществе троих Манро. Она привыкла считать этих людей своей семьей, равно как они приняли ее и Шейми в свою. Из этой идиллии выпадал лишь ее дядя, который по-прежнему основную часть времени проводил в пивной Уэлана. – Ну как, всем достаточно? – спросила Мэри, расставляя тарелки, прежде чем сесть самой. – Мне точно хватит, – ответила Фиона. – Забыл тебе сказать, – обратился к ней Алек. – К среде я обновлю растения в витринных ящиках. – Серьезно? – обрадовалась она. – Во всех? – Да. Новые растения уже готовы. Надо будет лишь убрать старые и подрыхлить землю. Тебе понравится. Фионе еще не встречались люди, подобные Алеку. Он жил садом. Потребность возиться с землей и растениями была у него сродни потребности дышать. Свои кустики и цветы он любил, как детей, отдавая им все время и заботу. Он искренне тревожился, если на одном из его любимых розовых кустов появлялось пятнышко ржавчины или мучнистая роса. Шейми обожал Алека. Оба часами пропадали на заднем дворе: старик в твидовом пиджаке и шапочке и мальчишка в коротких штанишках и свитере. Выпалывали сорняки, удобряли цветочные клумбы навозом, ставили подпорки для роз и хлопотали возле пионов. Как-то, войдя в магазин с черного хода, Фиона увидела брата, застывшего от удивления. Веснушчатое лицо Шейми сияло. Затаив дыхание, он смотрел на большую бабочку, облюбовавшую его руку. Неожиданно бабочка вспорхнула и улетела. Шейми тоскливо поглядел ей вслед, уязвленный таким отношением к себе. Фиона хотела подбежать к брату, обнять и успокоить, пообещав, что бабочка вернется, но Алек ее опередил. Положив руку на плечо Шейми, он стал рассказывать о жизни и повадках бабочек. Чувствуя, что мальчишка обижен таким отношением насекомого, Алек объяснил: бабочкам просто некогда. Они занимаются важным делом: опыляют цветы. Вот и эта бабочка набрала пыльцы с их крепкого, здорового куста сирени, чтобы опылить другой и помочь тому кусту вырасти. И Шейми, который умел сердито топать ногой и плакать от досады, слушал слова Алека без слез и хмурой гримасы на лице, не утверждая, что бабочка тоже умрет. Вскоре оба снова вскапывали клумбу. Фиона мысленно поблагодарила старика. Этот садовник умел взращивать не только цветы. Пока Шейми взахлеб перечислял названия всех цветов и растений, которые они сегодня посадили, Фиона услышала, как хлопнула входная дверь. По тяжелым шагам в коридоре она безошибочно узнала Майкла. «Сейчас будет деньги клянчить», – с раздражением подумала Фиона. Обычно Майкл возвращался от Уэлана гораздо позже. Должно быть, опять остался без цента в кармане. – Как думаешь, он сядет с нами есть? – шепотом спросила Мэри. – Только в том случае, если к мясному пирогу ты добавишь виски, – невесело усмехнулась Фиона. Она почти потеряла надежду, что ее дядя когда-нибудь бросит пить. – Когда он в последний раз ел по-человечески? Надо его покормить. – Думаешь, я не пробовала? Я всегда собираю остатки от нашего ужина и ставлю на видное место. Иногда ест, а иногда будто не замечает. – Позови его за стол. – Мэри, меня он не послушает. Отмахнется, как всегда. Лучше сама позови. – Хорошо. Позову. – В этом веке или в следующем? – проворчал Алек. – Продолжайте обычный разговор, – сказала Мэри. – Он не согласится, если подумает, что мы говорим о нем. – Так оно и есть, – пожал плечами Алек. – Думаю, действительно пора освежить витрину новыми цветами, – защебетала Фиона, словно не замечая возвращения дяди, хотя его шаги приближались; торопливо пройдя мимо кухни, Майкл прошел в гостиную. – Представляете, какая будет красота? Снизу цветы, а сверху к ним спускаются кружевные занавески? Алек, я надеюсь, ты не поскупишься на розовые цветы. И обязательно добавь солнечно-желтых, чтобы… – Майкл, это ты? – весело крикнула Мэри. После нескольких секунд молчания последовало угрюмое: – Ага. – Поди, голоден? Я испекла пирог с мясом и луком. Как раз тебя дожидается. Фиона одобрительно закивала. Мэри умела не только готовить. Сейчас она заманивала на кухню настороженного, раненого зверя, который, вероятнее всего, взмахнет хвостом и убежит, чем согласится взять угощение с протянутой руки. И снова тишина. – Говоришь, с мясом и луком? – Да. Иди попробуй. Фиона не верила своим глазам. Дядя согласился. Он вошел, держа в руке снятую шапку. Фиона изо всех сил старалась не выказывать удивления. Майкл вызывал у нее жалость вперемешку со злостью. Он был тощий, как бездомный пес, потерял фунтов тридцать, если сравнивать с фотографией, присланной Молли. Лицо опухшее, как у утопленника. Длинные волосы забыли о существовании гребня. Одежда давно просилась в стирку. Он был небрит, и от него разило пабом. – Добрый вечер, Майкл, – улыбнулась ему Мэри. – Чая выпьешь? А то пирог плохо идет всухомятку. – Выпью, – согласился он. – Тогда садись. Сюда, между мной и Фионой. Иэн сейчас подвинется.