— Ну, это не очень-то радушный прием, не находишь? Томми отшатывается в сторону, и мимо него проходит Чезаре Уголи. Вместе с ним входят трое парней и занимают места по углам комнаты. Чезаре далеко за пятьдесят, но по его виду этого не скажешь. Несмотря на седину в волосах, есть в нем какой-то стержень – вы сразу понимаете, что с ним лучше не связываться. Чезаре расстегивает пуговицу пиджака, демонстрируя надетый под ним костюмный жилет. — Чезаре, — говорю я. — Не отец, да? — ухмыляется он. В этом вопросе между нами все непросто. От него мне ничего не нужно, кроме власти. Его имя имеет вес, и иметь отношение к нему – мне только на пользу. В остальном же я ничего не чувствую к этому человеку. Он бросил меня на милость тяжелых кулаков Маттео. Но я не жалею. В этом мы с Уной похожи: оба признаем, что росли в условиях, далеких от идеальных, но соглашаемся с тем, что это сделало нас сильными – теми, кто мы есть сейчас. А раз негативный опыт сделал тебя сильнее, то был ли он негативным по своей сути? Может, просто воспитательным? Чезаре подходит ближе ко мне, и я выхожу из-за стола, чтобы поприветствовать его. Он обнимает меня и целует в щеку – дань традициям. Чезаре до сих пор говорит с сильным акцентом и чтит обычаи. — Чем могу помочь? — довольно резко спрашиваю я. Честно говоря, сейчас у меня нет времени любезничать, и я не хочу, чтобы он появлялся здесь, пока рядом Уна. Он, может быть, и стар, но весьма могущественен, а Уна положила очень многих его соотечественников, включая убитого Арнальдо. Естественно, ей наплевать на какие-либо убеждения, и, если Чезаре закажет ее, она, не задумываясь, его прирежет. И это все, что мне нужно. — Неро, до меня дошли слухи … — Чезаре делает шаг назад и садится в стоящее у стола кресло. Закинув ногу на ногу, он стряхивает с брюк невидимую пылинку. — Я не стал бы придавать значения слухам. Он улыбается и смотрит на меня из-под темных бровей. — Поцелуй Смерти … — начинает он, и я напрягаюсь. — Я слышал, она твоя шлюха. Прищурив глаза, я встречаю его пристальный взгляд. Можно было соврать. Но я не хочу. Мафии не понравится, что я с Уной, но она для мафии – идеальный вариант, даже если пока этого никто не понимает. Организация сильна ровно настолько, насколько сильны ее лидеры. Зачем связываться с домохозяйкой, когда можно заполучить королеву? — Она - моя женщина, — говорю я. Лицо Чезаре непроницаемо, но я вижу, как сжимаются его челюсти. — И тебе известно, что она сделала? — Я в курсе, что она действовала в соответствии с планом, — планом, о котором он прекрасно знал. — Что-то я не припомню такого плана, в который входило бы убийство двадцати итальянцев, — говорит он. — Хороших итальянцев. — На войне не без потерь, отец. Скажи спасибо Арнальдо. Чего он ожидал, подсылая к ней наемных убийц? — я усмехаюсь. — Она - «Поцелуй Смерти». Ему ни за что не удалось бы выйти победителем из той битвы. — Арнальдо был хорошим человеком. Верным. Горькая ирония. — Арнальдо привел всю организацию в упадок. Ты этого хочешь? Стать пережитком прошлого? Чезаре наклоняется вперед – его движение должно расцениваться как угроза. Я решительно встречаю его взгляд. — Я рискнул, поставив на тебя, — говорит он. — Вот и я рискнул, поставив на нее. Она предана мне, — временами я сомневаюсь в Уне, но когда доходит до дела и на карту поставлено все, я доверяю ей. Уна может позиционировать себя охотником-одиночкой, но я знаю: она предана мне так же, как я предан ей. Чезаре вздыхает. — Она русская. Одна из элитных русских убийц. Ее преданность всегда будет принадлежать Николаю Иванову. Всегда. Связь с ней, в лучшем случае, очень большой риск. Но даже если она и будет тебе верна, ты не сможешь жениться на ней. — Я знаю обычаи. — Ты уже взрослый. Если хочешь стоять во главе, найди себе хорошую итальянку. Запрокинув голову, я смеюсь. — При всем моем уважении, я не знаю, что делать с хорошей женщиной. — Можешь играть со своей шлюхой, Неро, но не забывай о своем долге. Да уж. Как раз свой долг Чезаре выполнил на отлично: трахнул замужнюю женщину и бросил своего ребенка на воспитание ее мужа-мудака. Я снова бросаю на него взгляд, но уже без намека на юмор. — Я - не племенной жеребец-производитель. Вопрос обсуждению не подлежит, — мой голос звучит холодно. Из-за этого я могу лишиться всего, но не собираюсь просто сидеть и вести себя так, будто Уна – не более чем простая подстилка. Нет уж. Мне пришлось изрядно потрудиться ради этого дерьма. — Пришла пора мафии шагнуть в новый век. Сильная женщина рядом со мной принесет гораздо больше пользы, чем послушная рабыня в постели. Лицо Чезаре начинает наливаться кровью, и в воцарившейся тишине даже люди, пришедшие с ним, неловко переминаются с ноги на ногу. — Это необходимая жертва, — говорит он. — И мне известно это лучше, чем кому-либо. Я смотрю на него в упор. — Нет. — Нет? — его брови взлетают вверх. — Ты рискнешь своим положением, своей репутацией и уважением, своей культурой – и все ради этой женщины? Я резко поднимаюсь на ноги и обхожу стол. — Если мужчины уважают меня только за то, какую бабу я трахаю, то я не нуждаюсь ни их в преданности, ни в уважении. Власти добиваются поступками и холодным расчетом. Они считают Уну врагом, но мы-то с тобой лучше знаем, — я смотрю на него, приподняв бровь. Он лично помог организовать весь этот план с привлечением Уны, а теперь я должен отказаться от нее именно из-за того, что она совершила с его же собственного одобрения? Ну, что ж …это очень в духе его идеологии семьи. — Если тебе нужна марионетка, то стоило оставить Арнальдо, — говорю я, понизив голос. Моя власть построена на страхе, и мало есть на свете людей, которых боятся больше, чем Уну. Она словно миф, легенда, шепот ветра, сказка, которой пугают детей. Вот только Уна пугает взрослых. С ней наши позиции укрепятся, но, кажется, Чезаре настолько ослеплен своими родовыми традициями, что не может этого разглядеть. Это новый мир. Принцип неприкосновенности женщин и детей больше не должен иметь к нам отношения, потому что появилось слишком много ублюдков вроде меня, у которых нет ни чести, ни совести. Чего я жду от матери своих детей? Чтобы она, беспомощно съежившись, сидела перед лицом врага и ожидала, когда я спасу ее? Или чтобы, как Уна, сама расправилась с врагами на месте? Выбор очевиден. Пусть она станет примером. Пусть заставит мафию иначе взглянуть на вещи. — Она не итальянка, — шипит Чезаре. — Нет, не итальянка. Найди мне итальянку с ее мастерством, беспощадностью и преданностью, и я рассмотрю ее кандидатуру, — я ставлю это условие, потому что знаю: он не сможет его выполнить. Мафия не позволяет женщинам вступать в противостояние. Так что… насколько эти традиции мешают мне, настолько же они мешают и ему. Чезаре поднимается с кресла, одергивает пиджак и застегивает пуговицу. — Я буду на связи. Я провожаю его – не хочу, чтобы на выходе он столкнулся с Уной. А она появляется из кухни ровно в ту же секунду, как за Чезаре закрывается дверь. В руке у нее большая банка «Нутеллы», а во рту – ложка. Прислонившись плечом к дверному косяку, Уна вынимает ложку изо рта и медленным движением языка облизывает ее. — Не захотел знакомить меня с папочкой, дорогой? — с сарказмом спрашивает она. Я с трудом отрываю взгляд от ее рта. Маленькая капелька шоколада на верхней губе сводит меня с ума. — Считаю этот шаг небезопасным. — Боишься, что он попытается убить будущую мать, носящую в себе ублюдка? — уголки ее губ приподнимаются, и я подхожу к ней вплотную. Уна поднимает на меня глаза, и я, схватив ее за основание шеи, притягиваю ближе к себе. Склонив голову, я целую ее и, проведя языком по верхней губе, слизываю прилипший шоколад. — Назови еще раз моего ребенка ублюдком, Morte, и увидишь, что произойдет, — выдыхаю я ей в губы. Она смотрит мне прямо в глаза и бормочет: — Какой обидчивый. Формально ведь это ребенок был зачат незаконнорожденным, бастардом. Или твой статус теперь изменился? — Уна немного отступает и прикусывает нижнюю губу. — О, тебе просто чертовски нравится выводить меня из себя, — я сгребаю в горсть ее волосы и с силой оттягиваю назад. Банка выскальзывает из ее руки и падает на пол, разбиваясь вдребезги. Уна улыбается так, словно только что победила в игре. В мгновение ока она прижимает маленький нож к моему горлу. — А ты веди себя хорошо, — поддразнивает она. — Мы не умеем вести себя хорошо. В ее глазах появляется тот неистовый блеск. — Нет. Не умеем, — шепчет она и делает легкий надрез на моей коже. Я чувствую легкое жжение, сменяющееся ощущением тепла стекающей струйки крови. — Ох, Morte, — сделав шаг вперед, я вталкиваю Уну в комнату за ее спиной. — Твою мать, ну, я тебе сейчас устрою! — Валяй, устраивай! Не стоит ей искушать судьбу. Глава 11 Уна