— О-ох… Побледнев, он рухнул, с костяным звуком ударившись коленями об пол, уронил голову на грудь, и завалился вбок. От неожиданности девушка замерла, но лишь на мгновенье. — Эй! — стремительно присев, она дотронулась пальцами до шеи актера — слабый пульс едва прощупывался. — Врача! Скорей! Олегу плохо! Тот же день, позже Гавана, 20-я улица Трехэтажные корпуса Центральной клиники им. Сира Гарсия больше напоминали отель «три звезды», чем больницу. Внутри всё чистенько, аккуратненько, толпы врачей, улыбчивых или серьезных, а очередей вообще ни одной. Что бы там не шипели «голоса» про Фиделя, но медицина у кубинцев — высшего уровня. Рита оглянулась. В «скорую» пустили лишь ее с Инкой, а Харатьян с Боярским догоняли на такси — старом «Москвиче-412». Дима что-то горячо, но негромко втолковывал Михаилу. Тот хмуро кивал, соглашаясь. Еще бы… Под Новый год ему «полтинник» стукнет… Прибрела Видова, и утомленно плюхнулась на мягкий диванчик. Покосилась на Ритин наряд, улыбнулась неловко. — Хорошо, хоть пистолеты сняла, а то бы всех докторов распугала, — пошутила она натужно. Гарина мельком отразила улыбку. — И что доктора говорят? — Терендят по-испански и латински, — без радости вздохнула Инна. — Консилиум у них… Рита успокаивающе взяла подругу за руку. — Да ладно… — Видова усмешливо изогнула губы. — Я, к сожалению, спокойна… Переживаю, конечно, все же Олег не чужой мне, но горя нет. Да и чего заранее оплакивать? — Тоже верно… — О, идет! — Инна вскочила, распрямляясь пружинкой. Рита не спеша поднялась следом. Из кабинета, где продолжал шуметь медперсонал, вышел высокий, худой кубинец, загорелый до черноты. — Доктор Рамирес! — воскликнула Видова. А Гарина похолодела — уж слишком серьезное лицо у врача. — Сеньора… — по-русски и мягко заговорил врач, похоже, испытывая стыд за свою беспомощность. — Всё слишком запущено, сеньора. Впрочем, даже если бы вашего мужа доставили раньше, мы все равно ничем не смогли бы ему помочь. У сеньора Видова — рак мозга, и совершенно неоперабельный… Инна даже не качнулась, лишь кровь отлила от лица. — И… — вымолвила она. — С-сколько?.. Эрнесто Рамирес удрученно кивнул, поняв не договоренное. — В зависимости от того, как будет расти опухоль… От недели до месяца. Но на месяц я бы не рассчитывал. Извините, сеньора… — Да нет, я понимаю… — промямлила Видова, растерянно оглядываясь. — А… Можно его забрать? — Да, да, конечно, сеньора! Наши санитары доставят Олего в отель, и поднимут прямо в номер. — Грасиас… — Инкины губы сломались в жалкой гримасе. Врач неуклюже поклонился и побрел в ординаторскую, ожесточенно срывая марлевую повязку. * * * …Видова переложили с носилок на койку, как неживого. Он еле заметно дышал, иногда открывал глаза, но смутно понимал, где он и кто с ним. Правая рука «Олего» лежала плетью, изредка сжимаясь в слабенький кулак, а левая беспокойно елозила по груди, словно ища потерянное. — Не одно, так другое, — жалобно причитала Инна, скорчившись на стуле, — не другое, так третье… Васёнок встал за спинкой кровати, решительно сжав пухлые губы. Не глядя на маму, он наложил ладони на лоб Олега, едва касаясь волос приговоренного. Гены целителя сработали-таки: больной задышал чаще, глубже, да и взгляд прояснился. Глаза медленно закатились, высматривая своего лекаря — и узнавая Васю. Но не радость отразилась в Олеговых зрачках, а тоска и боль. Рита покусала губу, и сказала, наклоняясь к Инне: — Вот что… Позвони Мише. — Миша на Кубе⁈ — встрепенулась Видова. Ее ресницы изумленно вспорхнули. — Должен быть. Может, еще в Гаване… Звони! Подхватившись, Инка засеменила к дверям, а Гарина вышла в коридор, как только затих голос подруги, торопливый и умоляющий. — Дозвонилась? — небрежно спросила она. — Да! — выдавила Видова трясущимися губами. — Обещал подъехать… Последним порог переступил Вася. Он выглядел сильно утомленным, а бледность и круги под глазами старили пятиклассника. — Заснул, — глухо сказал мальчик, и поднял требовательный, но спокойный и ясный взгляд. — Мам… Дядя Миша — это мой папа? Рита замерла, чувствуя, как бухает сердце в груди. Инна опустила радик и прислонилась к стене, глядя куда-то вбок. — Да, — вытолкнула она со стыдом, но и с облегчением. А Гарина отмерла, и даже чуток повеселела, замечая радостный блеск в глазах мальчишки. — Только ты не говори… ему, — смущенно молвила Видова, поведя рукою к двери. — Мне кажется, — медленно проговорил Васёнок, — что дядя Олег знает. Тот же день, позже Гавана, Ведадо Звонок Инны совершенно выбил меня из колеи. Я и без того не знал, куда деваться, а тут еще это… Только закатился в «Ла Флоридиту», где выпивал Хемингуэй, как сразу — беги бегом, чертов Айболит, спасай Риткиного любовничка! Я кисло переморщился, и даже оскалился от злости. Не на Риту, на себя. В запале можно такого наговорить — всю жизнь потом отмываться будешь. Мои разум и душа бились на ринге без правил, изнемогая — умом я понимал, что всё — адюльтер, получи и распишись! Но с детским упорством не верил в измену — назло фактам, вопреки всему, что было дано глазам! Изворачивался, сбивая категоричность обвинений неуверенными и безвольными «якобы», «наверное», «вроде». Отчаянно цеплялся за самые смешные и нелепые версии, придумывал массу объяснений, пока не махнул рукой на алгебру с гармонией — и не выцедил изрядную порцию текилы… Помогло — расслабился, даже как-то просел, будто дохлый осьминог на песке. Да лишь бы отупеть! Голова, правда, ноет, но мы ж целители… — Cantinero, un granizado, por favor! И получил высокий стакан холодной воды с ароматом непонятно каких фруктов. Огладил сосуд ладонью, накачивая энергией, но перестарался — мой «гранизадо» взбурлил и расплескался. «Да пребудет с тобой Сила, джедай хренов…» * * * Я очень не хотел столкнуться с Ритой — и страстно жаждал этой встречи. Мозг кипел! Ревность, обида, унижение — с такого варева и свихнуться недолго. Вот и мечталось мне, как супружница всё-всё-всё объяснит, пусть и самым ледяным тоном! Пусть даже бросит меня, но потом, когда всё-всё-всё станет ясным, как летний день. А вышло так, что киношники заселили почти весь этаж в «Гавана либре» — попробуй, прошмыгни незамеченным. И мы встретились. Почти. Я углядел Риту издали — она вышла из одного номера, и вошла в соседний. Процокала каблучками, отворачиваясь — и провернула ключ в замке.