Оставалось плюхнуться на заднее сиденье такси, и вытолкнуть: — Al hotel Nacional de Cuba, por favor.[8] — Si, señor… Я откинул голову и закрыл глаза. Сюрприз удался. Глава 7 Воскресенье, 26 марта. Утро Гавана, Ведадо Рита до того устала за день, до того измучилась, что заснула сразу, не ворочаясь полночи, как ей думалось поначалу, снова и снова переживая… разрыв? Недоразумение же полнейшее! Причем, происходило всё, как в тягостном сне — и она слова не сказала, и Миша… Молча ушел. С самого утра эта горестная сцена, этот тоскливый, гнетущий кадр вертелись в голове нескончаемым дублем. Они с Мишей как будто разошлись — безмолвно, одиноко… А что было делать? Кричать? Ругаться? Оправдываться? Девушка сжала губы. Ей каяться не в чем. Она в феврале — нет, в январе еще! — честно предупредила, что снимется в «обнаженке». Миша тогда улыбнулся, приятно и нежно, сказав, что будет гордиться своей женщиной, а другие пусть ему завидуют… Рита запустила пальцы в гривку волос, рассеянно перебирая пряди. Может, повлиял неучтенный фактор? Между девичьих бровок залегла складочка. Вероятно, Миша вспомнил тот давний декабрь, когда он спешил к Инне, радовался, а та раздевалась для Олега… И вчера — та же самая картина! Как назло, прямо! Снова Гайдай, снова съемки… Только в роли Инны — другая актриса. — Возможно… — вяло пробормотала Рита. Только ей от этого не легче. «Сто-о-оп…» — задумалась она, порывисто напрягаясь. А почему Миша вообще в асьенде появился? На съемки пришел, а не в отель? «Старлетку» бросило в жар. Мучительное желание выгородить любимого — всё еще любимого! — достигло такого накала, что даже пересилило обиду. «Может, он не знал, что это кино? — пронеслось в девичьей головке. — Ну, да! Все же разошлись — хлестать кофе или колу! Юпитера́ — за ширмой, операторские рельсы — за кроватью этой дурацкой… И Миша решил, что я с Олегом! Что я там… живу с ним⁈» Рита застонала и спрятала лицо в ладонях. Да, именно так всё и выглядело. Недаром же чернокожий администратор в гостинице усиленно тряс своими кучерями: «Но, но, сеньора! Никто вас не спрашиваль, никто не приходиль!» Да что толку… Девушка бессильно уронила руки на колени. Что теперь? Бегать, искать Мишу, лепетать оправдания? Еще чего… Она даже звонить ему не станет! Радик в чемодане. На Кубе, хоть и с помехами, но берет… Нет. Рита гибко встала, и прошла к окну, разбираясь в себе, заныривая в ту душевную муть, что всколыхнулась вчера и никак не осядет. Она вовсе не тешит глупую гордыню, она… Девушка раздраженно пожала плечами. Да боится она! Боится не успеть сказать всё по радиофону, а если Миша не дослушает, если в ухо запикают частые гудки… Это будет конец. И почему, почему именно ей нужно «спасать любовь», «сохранять семью»⁈ Что за пошлый долг? Тяжко вздохнув, Рита поплелась в ванную. Стоя под душем, она равнодушно глядела на себя в запотевшее зеркало. Тоже мне, красавица выискалась… Девушка с непонятным ожесточением терла мочалкой упругие груди, бока, живот… Для чего это всё? Для кого? В расстроенных чувствах, она быстро оделась, и вышла в гулкий коридор. Заслышав веселый смех дочери, что позванивал за дверью Инкиного номера, Рита грустно улыбнулась. Ну, хоть у Юли все хорошо… — Риточка! — выглянул Гайдай из-за двери в отдалении. — На минутку! Гарина послушно двинулась на режиссерский голос. — Проходите, Риточка, проходите! — напевно заговорила Нина Павловна. — А то мой уже весь испереживался! Для Гребешковой в картине нашлась ма-аленькая роль — вредной таможенницы. Эпизод сняли еще в Москве, но не бросать же супруга на съедение пылким мулаткам… Номер Леониду Иовичу достался трехкомнатный, и режиссер зазвал Риту в небольшой приватный кабинет. Угловатый письменный стол, блестевший полировкой, был заставлен громоздким телевизиром «Филипс», плоским ящиком видеомагнитофона «Сони» и магнитофоном «Ритм-320» — для синхронной записи фонограммы. — Гляньте, Риточка! — засуетился Гайдай, ероша и без того растрепанные волосы. — Телевизир! Добрался и я, наконец, до этого чуда техники. Хотя им еще в «Белом солнце пустыни» пользовались. В первый раз, правда. Когда это было… Двадцать лет назад! Ну, я и отстал… Присаживайтесь! Оглаживая юбку, девушка заняла краешек стула. На черно-белом экране монитора застыла видеокартинка, словно нескромное фото со сцены «Сиеста» — мужчина и женщина, голые и смешные, тянутся друг к другу. — Очень помогает в работе, — бормотал режиссер, щелкая клавишами. — Сразу видно, что и как вышло, в чем огрехи… Не надо ждать, пока кинопленку проявят. Смотрите! Рита замерла. На экране задвигались она и Видов. Собственная нагота смущала девушку не слишком. Стройная ножка чуть ли не во всю длину… Узенькая талия… Но волнующий изгиб бедра целомудренно — и как бы случайно — прикрыт уголком простыни. — Плавочки не заметны… — пробормотала Гарина. — Да! Да! — горячо поддержал Гайдай. — Вот, видите? Ладони прикрывают груди. Только самый краешек выглядывает из-под локтя… Да, вот тут вы протягиваете руки, кладете на плечи Олегу… грудь качнулась в кадре… Но вы ее тут же загораживаете плечом! — И камера снимает уже со спины, — простодушно вмешалась Гребешкова. — Вон, только краешек левой выглядывает… — Да, да! — нетерпеливо сказал режиссер. В его глазах плеснула досада, тут же смазанная блеском очков. — Видите, Риточка? Ничего особенного! — он пригладил ладонью разлохмаченный чуб. — А то вы, смотрю, как-то упали духом… — и весело хихикнул: — Не надо падать! Ни духом, ни телом! — Да всё уже, Леонид Иович, — Рита притворно оживилась. — Так, просто… Перепад настроения! — Вот и хорошо! — обрадовался Гайдай, хлопнув в ладоши. — Понимаю, выходной, но… Поработаем, может? — Я только «за», — улыбнулась девушка. — Отлично! Вы еще не завтракали? Вижу, что нет. Пойдемте, спустимся в ресторан! Нинок, ты с нами? — Куда ж я вас одних отпущу… — нарочно заворчала Нина Павловна, отыгрывая ревнивую жену. * * * Рита стояла у окна будуара, выходившего в патио. Плотные шторы невинного розового оттенка распахнуты, на стекла в причудливой раме падает тень навеса, а за темным рядом колонн жарит солнце, и кажется, что фонтан сыпет не сверкающими брызгами воды, а стразами. В этом эпизоде Гарина не ощущала дискомфорта, даже уличный зной не донимал ее, укрытую «доспехами» Литы. Ниже — ношенные джинсы со штанинами, неловко отрубленными мачете, и «легко превратившиеся» в коротенькие шортики. Выше — легкая маечка с узкими бретельками, красиво обтянувшая груди. Женственный, соблазнительный образ грубо правили онеры и причиндалы «расхитительницы гробниц» — с бедра на бедро перевешивался оружейный пояс с кобурами, а стройные ножки были обуты в тупоносые ботинки со шнуровкой и медными оковками. — Сцена «Прощание»! Кадр три, дубль два! — Свет! Камера! — Есть… «Хлопушка» ударила по ушам резким стуком, будто крокодилья пасть ляскнула. — Тишина! Начали! Рита слегка напряглась — Олег опасливо обнял ее за талию. — Ты была так холодна… — пробормотал он чуть обиженно. — Остыла, — сухо усмехнулась «Лита», поражаясь тому, насколько киношный сценарий соответствует тошному реалу. Играть «нелюбовь» оказалось гораздо сложнее, чем страсть, зато не нужно притворяться. А уж до чего доволен режиссер — вообще отдельная песня. Девушка неслышно вздохнула. «Зыбкого сердца весы» так и не пришли в равновесие. Она как бы поставила ситуацию на паузу. Сколько будет длится отсрочка жизни, неведомо, но и гонять по кругу одни и те же мысли… Чего для? — Стоп! Снято! Рита расслабила плечи, и тут Видов растянуто выдохнул: