— Да пошли вы все! — зло выцедил я, толкая дверь в тот самый номер, который она только что покинула. Ну, разумеется… Жилое помещение занимала семья Видовых. Инка сильно обрадовалась, завидев меня — прижалась, обволакивая знакомым теплом, бормоча слова лишние, но все равно приятные. — Спасибо тебе, Мишенька! — выдохнула она с чувством. — Да ладно… — буркнул я. — Врачи смотрели? — Смотрели! — часто закивала «Хорошистка». — Сказали — рак мозга. Неоперабельный… — голос ее стал упадать. — Олегу меньше месяца осталось. Неделя, может… — Ничего, — сухо сказал я. — У нас свои методы. Да, Вася? — Ага! — кивнул мальчик, как-то странно глядя на меня. — Будешь ассистировать. — Ага! Я уже пробовал… немножко. — Стоп! — нахмурился я, вглядываясь в его лицо. — Устал сильно? — Да так… — замялся Васёнок. — Чуточку. — Вижу, какую чуточку, — заворчал я. — Вон, бледный весь! Посиди лучше в сторонке, побереги свои извилины. Они тебе еще пригодятся. Было видно, что мальчик огорчен, но он послушно залез в кресло у окна. На мягкий подлокотник изящно присела Инна, по-прежнему сплетая и расплетая пальцы. А я закатал рукава, в прямом и переносном смысле. Олег глянул на меня снизу вверх, и — вот странность! — он испытывал по отношению ко мне вовсе не вину, а горечь. Мысли читать я разучился, и слава богу (на фиг мне такой бонус!), но сканировать эмоции, перепады психического настроя — это со мной с детства. «Может, наш Олежа просто не видит ничего особенного в том, чтобы развлечься с чужой женой?» — подумал я, накручивая себя, и оборвал рефлексии. Не время! Обещал спасти — спасай. Сперва я напитал мозг Видова энергией, ускорил иммунитет, подстегнул все жизненные процессы, а потом закрыл глаза (свои, разумеется!). Не знаю, как там иные хилеры с экстрасенсами… экстраскунсами… А я вот не могу толком объяснить, что и как… животворю. Зловещая астроцитома угнездилась в Олеговой голове в чрезвычайно неудачном участке мозга — между корой и подкоркой. Я видел ее… не зрением… как кругляш темноты. Его надо было «засветить»… Чего ж тут непонятного, верно? Минут пятнадцать я возился, пока мрачное траурное пятно не съежилось, меня цвет на темно-серый, местами белесый. — Вася, подойди, — сказал я напряженным голосом. — Наложи руку… Чуешь? Мальчик здорово сосредоточился. — Похоже на серую кляксу! — вытолкнул он. — Правильно! Долечишь ее за меня. Еще дня два… или три, пока вовсе не «сотрется». Но недолго! Как только почувствуешь усталость — сразу прекращай сеанс! Лучше потом лишний день-другой полечишь. Понял? — Понял, — серьезно кивнул Васенок. — А ты… Вы? Я сделал вид, что не заметил оговорки. — А мне пора. Инночка, пока! — Пока-пока! — расцвела Видова, вскакивая с кресла, но не решаясь приблизиться. Ну, глаза ее сказали достаточно… Выйдя в коридор, я сначала услышал радостный визг. А уже потом мою тушку чуть не сбила Юлька. — Папусечка! Папусечка! — девчонка повисла на мне, болтая ногами и радостно смеясь. — Вот здорово! — Привет, Юльчонок! — я закружил дочку, и подхватил ее на руки. — Я уже большая, папочка! — зарумянилась она. — Тяжелая! — Юлиус, — мой голос звучал проникновенно, — ты для меня останешься маленькой, даже когда вымахаешь в двадцатилетнюю дылду! — Дылду! — девочка хихикнула, и крепко обняла меня за шею. — А маму ты видел? — А как же! — бодро отозвался я, и вернул Юльку на пол. — Папусечка-а… — доча оглянулась на Васёнка, неуверенно маячившего у дверей, и решительно схватила его за руку. — Пап, мы всё знаем! Вася — мой брат? Усмешка моя вышла кривоватой. — А зачем спрашиваете, раз знаете? — А нам хочется, чтобы ты сам сказал! Да, Вась? Мальчик смущенно кивнул, а я опустился на корточки, и притянул их обоих к себе. Не скрою, это было приятно — ощутить родство, вот так, напрямую. Слышать, как колотятся маленькие сердечки и чувствовать взволнованное дыхание детей. Моих детей. А их мамы — потом. Глава 8 Понедельник, 27 марта. Вечер Карибское море, борт д/э «Бриз» «Хорошо, хоть вахту стоять не надо, — дремотно подумал я, растягиваясь на койке, — и что судно, а не корабль!» Каково это — сидеть за броней, в стальной коробке, как шпрот? Иван хвастался еще, что у него-де своя каюта на «Риге»… Ага! Легкие дуновения вентилятора и закатные цвета лампочки аварийного освещения… А тут — вон какая красота! В раздраенный иллюминатор подмахивал ветерок, игриво колыша занавески, и били навылет алые лучи заходящего солнца. Извечный шум набегающих волн поневоле клонил в сон, а слабая качка баюкала. Что еще нужно для счастья ленивой особи рода человеческого? Гальюн напротив, камбуз рядом… Однако внутренний непокой не давал забыться. И навеянная дрёма лупилась с меня, как дешевая позолота. Рывком я сел, и глянул на море. Смотреть там было особо не на что — кругом шумливая вода. Волнуется, перекатывается плавными, обливными складками, как плиссированная юбка… Правда, Ромуальдыч с Гириным живо спелись — тягали из «флибустьерского дальнего синего» рыбку большую и малую. Божественно вкусную в жареном виде. Я откинулся спиной на переборку, и сложил руки на животе. Не самая героическая поза, да плевать… Вчерашний разгул эмоций ожидаемо сменился жалким «депрессняком». Смешное негодование «рогоносца» истощилось, увяло, вытесняясь пугающим чувством непростительной ошибки. Может, даже непоправимой. Не знаю, что там реально происходило, на чертовой асьенде, но уж точно не то, что я себе напридумывал! Усмешка скривила мои губы. «Вчера рычал, сегодня скулит…» В узкую дверь каюты легонько постучали. — Ворвитесь! — скучно отозвался я. Внутрь заглянул Вайткус, похожий на борца в тяжелом весе. — Етта… Разрешите войти? — Уже нахватались у нашего лейтенанта? — в мой голос густо подмешалась ехидца. — У капитан-лейтенанта! — весомо поправил Ромуальдыч, переступая комингс. — О, как! — подивился я. — Это когда ж он успел? — А вот! — загордился боцман своим «крестником». — Выучил матросиков, как полагается. Те поначалу матом стонали, а сейчас носы дерут — героически отразили налет вражеской авиации! Ваня говорит, налюбоваться не мог — все сосредоточились донельзя, уставные скороговорки наперебой: «Цель высотная… Взять на сопровождение… Скорость… Дальность… Курс… Цель поражена!» Кондёры поддувают свежачка, а все мокрые от пота, словно в море окунулись… — Молодцы, — кивнул я, и вежливо добавил, чтобы поддержать разговор: — Могу поспорить, что «вражескую авиацию» суданцам Штаты подкинули. — Ну, а кто ж еще? — усмешливо фыркнул Вайткус. — «Фантомы» и «Ф-111». Сначала они, вроде как, Каиру достались, а египтяне их живо Хартуму передарили. И пошла веселуха… Етта… К-хм… Я, вообще-то, за другим зашел. Ты чего смурной такой, а? Что-то сжалось внутри, всколыхнулось, нагоняя унявшуюся было тоску. — Да-а… — поморщился я, отводя глаза. — Нелады с Ритой. — Умгу… — глубокомысленно заключил Ромуальдыч. Оседлав стул, он сложил руки на спинке, и с выражением продекламировал стишки, ходившие среди «молодежи и студенчества»: — «Всё может быть, всё может статься — с женою может муж расстаться. Но чтобы бросить пить… курить… Нет, еттого не может быть!»