— Посланный за нами автомобиль опоздал из-за спущенного колеса. Тот, что приехал, был угнан накануне, номера скрутили со служебного транспорта. Похищение совершенно точно готовилось заранее. — А что говорит водитель? — уточнил я. Альберт Павлович поднял глаза к потолку. — Кто знает? — Вам вообще ничего не сообщили? — опешил я. Куратор покачал головой. — Ясно одно: целью нападения был Филипп Гаврилович. Предположительно из министерства просочилась некая информация о передовых разработках, и одна из зарубежных разведок решила половить рыбку в мутной воде. Как это ни прискорбно признавать, но и без того непростая ситуация запуталась окончательно. Теперь отыскать злоумышленника нам будет несравненно сложнее. Вдовец раздражённо поднялся из-за стола, бросил салфетку и выдал: — Отыскать? Нам? Да мы никого не ищем! Нас заперли в четырёх стенах! А если бы не нуждались в моей экспертной оценке, то и обратно бы выслали! Альберт Павлович примирительно улыбнулся, но этой не слишком-то дружелюбной гримасой заведующего лабораторией не впечатлил, и тот ушёл к себе. — Положа руку на сердце, дела обстоят именно так, — заявил мне после этого куратор. — Розысками занимается комиссариат, нас в столице оставили исключительно на случай, если придётся проводить экспертизу научной документации. Я вздохнул. — Стоило бы расспросить шофёра, пока было время. Альберт Павлович насмешливо фыркнул. — Пытаться без предварительной подготовки разговорить незнакомого человека — всё равно что вслепую мину неизвестной конструкции обезвреживать! — заявил он, закинув ногу на ногу. — А вдруг бы у него оказался ментальный блок? Вот умер бы он в ходе допроса — и что тогда? Всех собак бы на нас повесили. Зимник бы и повесил. Я выставил перед собой открытые ладони, признавая правоту собеседника. — Об этом я не подумал. — Если б только об этом! — фыркнул куратор. — Ты вообще себя не лучшим образом проявил! Крыть было нечем, и я кивнул. — Так и есть, чуть не пропал. Их точно в паре работать натаскивали. Один по площадям бил, другой точечно — контратаковать почти не получалось. Альберт Павлович досадливо отмахнулся. — Да не об этом речь! Скажи, как ты мог засаду прошляпить? Это ведь твой хлеб! Моё дело с людьми разговаривать, а обеспечение безопасности на тебе! Я самую малость даже покраснел от смущения. Пусть счёл претензию не вполне обоснованной, но имелось в ней и рациональное зерно, так что в спор вступать не стал и кивнул. — Виноват. Исправлюсь. — Уж постарайся! — нацелил на меня куратор указательный палец. — Избежать нападения несравненно проще, нежели героически победить в неравной схватке! Мне было не очень понятно, каким образом кто-то из нас мог предотвратить сегодняшнее нападение, но Альберт Павлович пребывал в откровенно дурном расположении духа, и я вновь кивнул, поднялся из-за стола и отошёл к окну. Полюбовался на заснеженный сквер и купол собора, вздохнул и вернулся на диван. Нервозность обернулась неприятным ознобом — внутренности будто ледком прихватило, захотелось выпить. Держался-держался, и вот — проняло. — И что будем делать? — спросил я, лишь бы только больше не оставаться в давящей тишине. — Мы — будем ждать, — заявил Альберт Павлович и взглянул на часы. — А тебе пора на тренировку. И купи на обратном пути газет. Лично мне покидать гостиницу категорически не хотелось — свои десять мегаджоулей я удерживал и гармонию источника-девять ощущал предельно чётко, — а на улице стылый ветер, мороз и влажный воздух. Брр… — Стоит ли куда-то сегодня ходить? — усомнился я. — Вдруг какие-то новости появятся? Да и после перелёта не оклемался ещё толком… — Стоит, Петенька! Стоит! — отрезал Альберт Павлович. — Я обещал Звонарю, что обеспечу тебе все условия для полноценных тренировок, и я их тебе обеспечил. А ещё обещал, что ты не станешь филонить, так что ноги в руки и пошёл! Только документы не забудь, а то не пустят. Упрямиться не было никакого смысла, пришлось собираться. Я замотался шарфом, надел пальто и с кепкой в руке подошёл к двери. — Иди, закрою, — отпустил меня куратор. Стоило только шагнуть из номера, и за спиной щёлкнул замок, тогда я поднёс ко рту кулак и откашлялся. Дверь напротив чуть приоткрылась, и в узкую щель на меня глянул филер республиканского комиссариата. — Ушёл, — негромко произнёс я и двинулся к парадной лестнице. Там раскланялся с коридорным и взял его на заметку — скрывал внутренний потенциал он чрезвычайно искусно, просто сейчас моя чувствительность была обострена до предела, вот и уловил лёгкие возмущения, создаваемые сверхэнергией. Возникла мысль вернуться в номер и сообщить об операторе Альберту Павловичу, но решил не суетиться, спустился этажом ниже и прошёлся по нему, будто бы в поисках нужного номера, а на деле играл настройками заземления, пытаясь уловить присутствие в гостинице других операторов. И — уловил. Аномалии сверхэнергетического характера обнаружились и на четвёртом этаже, и на третьем. Спустившись в итоге в холл, я полюбовался на роскошное убранство и заглянул в буфет, после чего зашёл в кабину подъёмника и велел лифтёру подняться на шестой этаж. Прошёлся по нему, поднялся в мансарды и тоже небезрезультатно. Когда вернулся к номеру и постучал, то на всякий случай громогласно объявил: — Альберт Павлович, я перчатки забыл! — Заходи! Дверь отперли, я переступил через порог, оповестил куратора о своих подозрениях касательно коридорного, а заодно перечислил номера, в которых уловил присутствие операторов и с беспечным видом зашагал по ковровой дорожке, демонстративно помахивая зажатыми в опущенной руке перчатками. На улице оказалось холодно и даже очень. Только вышел на крыльцо и вдохнул морозного воздуха, как мигом ноздри защипало. Прям ух! Пришлось прикрыть нос шарфом. К набережной я двинулся без всякой спешки, то и дело озираясь по сторонам с видом восторженного провинциала, коего мне особо даже и не пришлось изображать. Интересно же! Первый раз в столице! Собор этот ещё — ну как на него не оглянуться? Попутно я пытался выявить наружное наблюдение и отслеживал возмущение энергетического фона, но то ли и даром никому не сдался, то ли вели меня настоящие мастера своего дела, только никаких признаков слежки не заметил. Специально же проверяться не посчитал нужным, поскольку шёл не куда-нибудь, а в столичное отделение Республиканского идеологического комиссариата. Даже если и пустили следом топтунов, мне с того никакого ущерба, а им, соответственно, выгоды. На мосту порыв студёного ветра разом выдул из-под пальто решительно всё тепло, меня аж до костей холодом пробрало, а неприкрытое шарфом лицо будто наждачкой ошкурили. И ведь всю зиму по заснеженным лесам сутки в неделю шастал, а к столь пронзительной стылости оказался не готов. Даже возник соблазн задействовать сверхспособности, но не стал, только попытался усилить кровоток в поверхностных тканях и конечностях. Стало легче, правда, лишь самую малость. Втянув голову в плечи, я поспешил дальше и теперь уже посматривал по сторонам без всякого интереса, просто играл роль. И даже так столица поражала и подавляла. Центр Новинска этому району ничем особо не уступал, но был насквозь современным, не сказать — модерновым, здесь же ощущался имперский размах. Это впечатляло и в какой-то мере даже воодушевляло. Пока дошёл до Якорной площади, продрог так, что зубами дробь выбивать начал. И вроде идти было всего три или четыре квартала, а пробрало не на шутку. Сама площадь примыкала к набережной канала, первые этажи ближайших к нему зданий занимали преимущественно кафе и рестораны, дальше в конторского вида строениях квартировали какие-то государственные учреждения, а в глубине площади высился бывший дворец, если только дворцы бывают бывшими. Под пристальными взглядами озябших на морозе полицейских я поднялся на парадное крыльцо и прошёл в приёмную комиссариата, где и предъявил паспорт. Дежурный сверился с каким-то журналом и выдал квиток, который надлежало отметить у коменданта полигона, а затем поручил одному из помощников проводить меня в гардероб для посетителей. Помимо этого, пришлось ещё заглянуть в каморку фотографа, где меня невесть зачем зафиксировали на фотоплёнку. На полигоне тоже не обошлось без формальностей: после того как лифт опустился на один из подвальных уровней, я под неусыпным присмотром инструктора едва ли не битый час сдавал нормативы по оперированию сверхэнергией: фокусировал силовые выплески, направлял в цель электрические разряды, дозировал воздействие давлением. Отчасти даже снова себя курсантом ощутил. Ностальгии — нет, ностальгии не испытал. Когда, наконец, меня запустили в не слишком-то просторное помещение с куполообразным сводом потолка, я уже достаточно разогрелся, чтобы без дополнительной подготовки приступить к отработке техники двойного вдоха, точнее — той её вариации, которую продумал во время перелёта специально для своих специфических нужд. Выплёскивал энергию и усилием воли пытался удержать её рассеянной в пространстве, не втянуть обратно и не позволить развеяться, окружить себя облаком сверхсилы, выдержав некую минимально допустимую плотность и требуемый объём. И при этом — предельно уменьшить просадку потенциала. Увы, поймать верный баланс никак не получалось, я то и дело лишался полога, и тогда приходилось начинать всё заново. Растратив всю энергию, я погрузился в медитацию и постарался достичь состояния внутреннего равновесия, а приблизившись к оному, вошёл в резонанс. Поехали! Сверхсила хлынула приятным холодком, и хоть с момента предыдущего транса прошло не так уж и много времени, обуздать входящий поток не составило труда, ещё и удержал в себе все те миллионы сверхджоулей, которые получилось втянуть. Пусть ненадолго, но — удержал. На миг я уподобился держащему на плечах небо Атланту, меня почти что вдавило в пол, всего скрутило и едва не разорвало изнутри. Тогда начал понемногу стравливать энергию. Та не успевала рассеиваться и в помещении заметно похолодало, по камням побежала изморозь. Истекающая из меня сверхсила резала миллионом опасных бритв, захотелось плюнуть на всё и пустить ситуацию на самотёк, но сдержался, не дал слабину. У меня — приоритеты. Сцепил зубы и — вперёд! Увы, сколько ни скрипел зубами в предельном напряжении всех сил, потенциал так и продолжал убывать. Лишь некоторое время спустя я смог чуть расслабиться и погрузиться в медитацию, начал распределять удерживаемые мегаджоули по организму, работать с ними, выправлять внутреннюю энергетику и воздействовать на нервную систему, пытаться сплавить её в единое целое с силовыми каналами. Удачно или нет — так сразу и не скажешь. Упражнялся никак не меньше двух часов и пропотел, обругал даже себя за то, что не удосужился переодеться перед тренировкой. Так-то здесь и душевые есть, и комната отдыха. Но вот чего в подвале комиссариата не было — это буфета, и я решил перед возвращением в гостиницу заглянуть в одно из окрестных кафе. Не могу сказать, будто семь потов сошло, но горячий чай сейчас точно не помешает. И десерт. И пятьдесят грамм коньяка… Впрочем, нет — алкоголем увлекаться всё же не стоило. Когда поднялся в приёмную, мне взамен временного пропуска вручили карточку с фотоснимком, подписями и печатями, дозволявшую в том числе двухнедельное посещение ведомственного полигона в любое время дня и ночи. Я хмыкнул при виде этой формулировки и, ни на что особо не рассчитывая, подошёл к висевшему на стене телефонному аппарату, отыскал в справочнике внутренний номер Василя, набрал его. Как ни странно, мой товарищ оказался на месте, не нашлось у него и неотложных дел. — Самое большее через пятнадцать минут спущусь, — сказал он. — Нормально? — Само собой! Василь и в самом деле не заставил себя ждать, вскоре он вышел в приёмную в элегантном, но каком-то очень уж непрактичном пальто антрацитовой расцветки и в тон ему шляпе, смотревшейся на крупной голове удивительно органично. — Уши-то не отморозишь? — удивился я, поднимая воротник пальто и посильнее натягивая кепку. — Служебным положением пользуюсь, — хохотнул мой товарищ, надевая перчатки. — Грею ухи сверхсилой. Ну а что такого? Операторов в столице на порядок меньше, чем в Новинске, а населения во столько же раз больше, никто и не догадывается обычно даже. — А те, кто догадываются, преимущественно состоят на госслужбе?