моменты, когда ты выглядела сердитой, когда ты не смотрела, потому что они были знакомы. Я заслужил гнев и ненависть, которые ты носила в себе. Но когда ты смеешься вместе с Кариной или улыбаешься кому-то, кого ты даже не знаешь, когда они проходят мимо тебя в коридоре... — Он качает головой. — Я не владею этими моментами. Они мне не принадлежат. Я совершенно уверен, что не имею права брать их и делать своими собственными. — Я даже не знала, что ты рисуешь, — шепчу я. Он выгибает темную бровь, склонив голову набок. — Разве? — Э-э, да. Знала. Не знаю, почему я это сказал. Я просто… — Ты не знаешь, что делать. Ты не знаешь, как себя чувствовать. Ты боишься правды и того, что она может означать. Низ — это верх, а верх — это низ… В его устах это звучит так запутанно, но он как будто читает мои мысли. — Да. Именно так, — соглашаюсь я. Рэн входит в комнату, приближаясь медленными шагами, которые, кажется, предназначены для того, чтобы дать мне время среагировать и убежать. Я стою как вкопанная, не смея дышать, пока он подбирается все ближе и ближе. Он останавливается, достаточно близко, чтобы его рука коснулась моей, когда подходит, чтобы встать перед картиной, его острые зеленые глаза оценивают его работу с холодной отстраненностью. 183 — Я не люблю рисовать людей, — тихо говорит он. — Независимо от того, насколько хорошо я улавливаю их сходство, я всегда проецирую на них свои собственные эмоции. Они всегда заканчивают тем, что злятся и готовы к драке. — Он дотрагивается кончиками пальцев до глубокой борозды, которую нарисовал между моими бровями, потирая её, как будто он мог бы ослабить напряжение, которое он создал на моем лице. — Знаешь, тебе не следовало приходить сюда, — жестко говорит он. — Это не безопасное место для таких, как ты. — Таких, как я? Боже, я же не какая-то слабая, жалкая, беззащитная девочка, которая не может сама о себе позаботиться. Думаю, горло Пакса это подтвердит. И вообще, это твой дом. Что не так? Я должна волноваться за свою безопасность? — Да! — Он звучит раздраженно. Выглядит тоже. Проведя руками по волосам, он отворачивается от картины и направляется к своей кровати. — Я не могу объяснить тебе это, Элоди. Это... это чертовски сложно, и я не должен был преследовать тебя так, как я это делал, но я придурок, ясно? Я не знаю, как лучше поступать с другими людьми. С трудом сдерживаясь, сжимая каждый мускул своего тела, я собираю остатки храбрости и задаю вопрос, ради которого пришла сюда. — Ты исчез, Рэн. Ты исчез на целых три дня без всяких объяснений. Ты собираешься сказать мне, где ты был? Он медленно качает головой, глядя на свои руки. — Нет. Не думаю, что это было бы хорошей идеей. Вау. Он действительно ничего мне не скажет? — Ты... ты был с девушками? Поэтому ты не хочешь говорить? В уголках его рта появляется легкая улыбка. — А если так, ты бы ревновала? Меня убивает то, что я позволяю себе спрашивать об этом. Меня убивает то, что сейчас он выглядит таким чертовски довольным собой. Я только что обнажила мягкую, уязвимую часть себя. Обнажила свою шею, открыв себя ему, и теперь у него есть все, что нужно, чтобы разорвать мое горло. — Просто ответь на мой вопрос, Рэн. Все еще сияя от удовольствия, он посасывает нижнюю губу и снова качает головой. — Нет, малышка Эль, других девушек не было. Облегчение должно быть самым последним, что я должна чувствовать, но оно поднимается во мне неосознанно. — Ладно. И что? Ты закончил со мной? Потому что обычно парни не заставляют тебя обещать провести с ними время, а потом просто растворяются в воздухе. Рэн замирает на месте. Не поднимает глаз. Просто слегка поворачивает голову в мою сторону, его глаза полузакрыты, на лице написано смятение. 184 — Ты ведь этого хотела, верно? Ты хотела этого все время. Чтобы я оставил тебя в покое? Да. Это то, чего я хотела. Я пробиралась сквозь глубокое разочарование и гнев в своих попытках дистанцироваться от него. Но теперь, когда мы здесь, он дает мне это... я притворяюсь, что это какое-то новое откровение, поразившее меня ни с того ни с сего, но это не правда. Я хотела его с того самого момента, как впервые увидела, как он курит ту сигарету возле академии, ожидая меня в тени. Даже с его дерьмовым отношением, острым языком и подозрительной историей, я хотела его. И тот поцелуй, который мы разделили в пятницу вечером, заставил меня распутаться таким образом, что это взволновало и напугало меня. — Кому ты заплатил, чтобы найти птицу? — требую я.