волос. Краем глаза я вижу его руку, когда он накручивает прядь моих волос на указательный палец, на ногте которого все еще виднеется крошечный кусочек черного лака, и легонько проводит подушечкой большого пальца по светлым прядям. Борясь за ровное дыхание, я остаюсь очень, очень неподвижной. Облизываю губы, во рту тоже пересохло, а потом говорю: 160 «Ангел Смерти как будто взмахнул здесь крылом И, дохнув на злодеев, покончил с врагом. Воском смерти их очи навеки закрыл. И сердец, что лишь вздрогнули, стук прекратил». Рэн отпускает прядь волос, которую наматывал на палец, и та свободно падает. Он двигается бесшумно, обходя стол так, что больше не парит позади меня, а стоит нагло прямо рядом со мной, как будто ему все равно, кто увидит нас вместе. — Значит, у тебя все-таки есть любимец, — задумчиво произносит он, глядя на меня сверху вниз с любопытством, загоревшимся в его глазах. Я стараюсь не смотреть на него, но не смотреть на него — все равно что не ковырять зажившую ранку или не тыкать языком в шатающийся зуб. Невозможно. — Не совсем. В прошлом семестре мне пришлось выучить это стихотворение наизусть. Наверное, я еще не вычеркнула его из своей памяти. Стихи Байрона были слишком витиеватыми для меня. Мне не нравится, что они так явно рифмовались большую часть времени. Рэн прикусывает нижнюю губу, его глаза светятся таким удивлением, какого я никогда раньше не видела. Он обходит стол и садится напротив меня, опираясь на полированное дерево. — Ты любишь стихи. — Это все, что он говорит, но похоже, что это откровение — самая удивительная вещь, которая когда-либо случалась с ним. — Знаешь, это место занято, — мрачно отвечаю я. — Карина может вернуться с минуты на минуту. Если она увидит, что ты сидишь здесь и разговариваешь со мной… — Весь мир взорвется и превратится в пепел, моря высохнут, а метеориты обрушатся на землю, уничтожая все живое, каким мы его знаем. — ...она сложит все это вместе, что бы это ни было. И… Рэн выглядит смущенным. — Что бы это ни было? — Ой. Я совсем забыла. Правило номер три из дерьмовых правил съема. Это та часть, где ты притворяешься, что между нами ничего не было прошлой ночью, да? Рэн подавляет мрачную усмешку, подперев рукой подбородок и прикрыв рот рукой. Его волосы сегодня выглядят особенно дикими и неопрятными, что только заставляет меня хотеть провести по ним пальцами еще больше, чем обычно. На нем тонкий черный свитер с крошечной дырочкой на одном из манжет. Я не могу перестать пялиться на эту маленькую дырочку, ожидая, что она подтвердит мои подозрения: что он гребаный мудак. — Это та часть, где ты снова осуждаешь меня и делаешь предположения о том, что я собираюсь делать? — стреляет он в ответ. 161 Боже, я слишком устала для таких игр. Я почти не спала прошлой ночью, и после пробежки сегодня утром, когда я вбивала себя в землю еще до того, как даже рассвело, я на последнем издыхании. Закатив глаза к небу, я откидываюсь на спинку стула с жесткой спинкой. — Я могу тебе чем-нибудь помочь, Рэн? Мое неверное, обманчивое сердце отбойным молотком стучит под ребрами, когда он перестает улыбаться, пригвоздив меня своим жестким зеленым взглядом. Нормальные люди не смотрят на других так, как Рэн смотрит на меня. Как будто он ищет что-то в моем лице, не моргает и не отворачивается, пока не найдет это. Очень неудобно, когда тебя так изучают. — Ты можешь начать с того, что ты имела в виду под «что бы это ни было». — Черт возьми. Я не знаю! Я ничего такого не имела в виду. Это был неуместный комментарий, ясно? Не волнуйся, я не жду, что ты сейчас объявишь меня своей девушкой. Рэн откидывает голову назад и смеется. В библиотеке, где царит гробовая тишина, он откидывает назад свою красивую гребаную голову и смеется. Суровое «Тсссссссссс!» эхом разносится по комнате, и ужасный жар ползет вверх по моей шее. Было достаточно плохо, когда только несколько других студентов, работающих за партами, заметили появление Рэна. Теперь все в этом месте знают, что он здесь, и что я только что сказала что-то, что он нашел откровенно смешным. — Может, ты и не догадалась, но я точно знаю, что это такое, Элоди, — говорит Рэн, и его смех замирает на губах. — Если ты когда-нибудь наберешься храбрости и захочешь узнать, то все, что тебе нужно сделать, это спросить. Ты же