На песке еще тлеют угли вчерашнего костра. Кто-то воздвиг вокруг них баррикаду из плавника, чтобы люди не обжигали себе ноги. Рядом лежат перевернутая одноразовая тарелка, несколько полузакопанных в песке початков кукурузы. – Ну что? – спрашивает Конрад. – Было весело? – Да. – Кто был? – Те же, кто всегда. Конрад пинает песок. Тот с шуршащим звуком сыплется на тарелку. – Папа изображал медвежью охоту? – Конечно. Конрад выглядит расстроенным. – Кто был собакой? – Не знаю. Какой-то мальчик. Мне жаль, что ты не смог пойти, – с трудом выдавливаю я. Мы расстилаем полотенца подальше от воды. Сейчас время прилива. Я сажусь и достаю из сумки банку газировки. Когда я пытаюсь ее открыть, колечко отрывается у меня в руке. – Дай сюда, – говорит Конрад и, проткнув крышку острым обломком ракушки, возвращает банку мне. – Спасибо. – Хочешь искупаться? – спрашивает он. – Мне нужно подождать, когда мне станет жарко. Может, я вообще не пойду. Волны сегодня грубые. – Мне казалось, ты любишь погрубее, – протягивает Конрад и смеется над собственной пошлой шуткой. Не обращая на него внимания, я открываю книгу. Он сидит рядом, расчесывая комариный укус на ноге. Потом встает и идет к воде. Я ложусь, испытывая облегчение оттого, что он ушел. Закрываю глаза и кладу голову на руки. Уже начинаю погружаться в дрему, когда чувствую, как что-то мокрое падает мне на спину. – Смотри, что я нашел, – говорит Конрад. – Кажется, это вы с Джонасом вчера оставили. Протянув руку, я снимаю со спины то, что он на меня бросил. Это использованный презерватив. Я с визгом подскакиваю. – Да что с тобой не так?! – ору я и несусь к морю, чтобы смыть с себя эту гадость. Первая волна, застав меня врасплох, сбивает с ног, и я ухожу под воду. Когда я пытаюсь вынырнуть, волны накатывают снова и швыряют меня вниз. Мне нужен воздух, но я заставляю себя погрузиться на дно. Ощутив под ногами песок, я изо всех сил отталкиваюсь от него. Выныриваю на поверхность, выплевывая воду, и пытаюсь скорее выбраться на берег, пока в меня не ударила следующая волна. Какие-то взрослые увидели, что со мной происходит, и подбежали помочь. – Со мной все в порядке, – успокаиваю их я. – В порядке. Мой купальник похож на мешок с песком. Я вытряхиваю грязь, кусочки водорослей, криля. Розоватые камешки сыплются наземь у моих щиколоток. Конрад сгибается пополам от смеха. Я прохожу мимо, не удостаивая его и взглядом. – Это была шутка, – говорит он. – Не дуйся. Схватив книгу и полотенце, я запихиваю их обратно в сумку. – Тебе стоит искупаться, – бросаю я. – Сегодня отличный день, чтобы утонуть. – Ты должна мне сто долларов, – заявляю я маме, когда возвращаюсь домой. – Где Конрад? – спрашивает она. – Надеюсь, мертв. – Я делаю на ужин чаудер с морепродуктами, – говорит она. На следующее утро, когда я иду в большой дом завтракать, на крыльце сидит Джонас. Конрад сидит за столом в своем уродливом коричневом махровом халате и есть хлопья, читая комикс. – Привет. – Я сажусь рядом с Джонасом. – Что ты здесь делаешь? – Пришел попрощаться. – О! – Мы должны были уехать в субботу, но на пикнике мама застукала Элиаса с какой-то девочкой в дюнах, и как она выразилась, «ей не понравилось то, что она увидела». А именно голую задницу моего брата, – говорит он и вздыхает. – В общем, мы возвращаемся в Кембридж сегодня после обеда. Конрад на веранде откладывает комикс и застывает, не донеся ложку до тарелки. Я знаю, что он подслушивает, но мне все равно. – Когда начнется школа? – спрашиваю я. – Примерно через две недели. – Средняя школа, правильно? – Да. – Ух ты. – Да уж, – говорит Джонас скорбным тоном. – Школа для больших мальчиков. Впервые за все то время, что я провела с ним, мне становится неловко. При мысли о школе, о настоящей жизни за пределами Бэквуда – его в Кембридже, моей в Нью-Йорке, – наша разница в возрасте внезапно начинает казаться огромной, непреодолимой пропастью. – Знаю, – произносит Джонас, читая мои мысли. – Это странно. – Он закапывается пальцами во влажный песок. – Я подумал, можно было бы в последний раз искупаться в пруду. – Мне нужно ехать в город с мамой и Анной. – Ну тогда на этом все. – Он встает и протягивает мне руку для рукопожатия. – Увидимся следующим летом. – Что же ты не поцелуешь его на прощание? – окликает Конрад с веранды. – Заткнись, Конрад, – шиплю я, беря протянутую руку Джонаса. – По-французски, с языком. – Не обращай внимания, – говорит Джонас. – Знаешь что, – начинаю я, – у меня есть время, чтобы быстренько искупаться. Секундочку. Я убегаю переодеться в купальник. Когда я возвращаюсь, Джонас уже в воде. Я ныряю в пруд и догоняю его. – Прости. Он полный идиот. – У мальчиков в его возрасте только одно на уме, – замечает Джонас. Я смеюсь. – Ты правда такой странный. – Отличное было лето, Элла. Спасибо, – улыбается Джонас, болтаясь в воде рядом со мной. – И мне было приятно, – отвечаю я. – Ну что, сыграем в последний раз в «кто-дольше-задержит-дыхание»? – Какой смысл, если я всегда выигрываю? – говорит Джонас. – Хотя должен признать, что ты стала чуточку лучше. – Да ладно тебе, – смеюсь я. – Я мировая чемпионка. – На «раз, два, три»? Я киваю. Мы задерживаем дыхание и погружаемся под воду. Потом, безо всяких размышлений, я притягиваю его к себе и целую. Дождавшись, когда Джонас уйдет, я требую у Конрада объяснений: – Зачем ты это делаешь? – Что именно? – Конрад перелистывает страницу комикса, доедает последнюю ложку размокших хлопьев. Из уголка рта у него стекает молоко. Я смотрю, как оно бежит к подбородку, а потом вниз по шее, как капля белого пота.