— Ще от таким пацаном по льду бигав. Наша школа за ричкой була... И вот перед нами поросший лесом другой берег, который через пять шагов станет нашим берегом. Вернее, через четыре шага и один прыжок. Первым прыгает Филенко. — Ось тут повужче, — говорит он мне уже с берега, показывая пальцем. — Да ладно... Я снова разбегаюсь, снова отталкиваюсь изо всех сил. Под ногой — словно вата, толчок не получился. А, черт! Успеваю забросить на берег свою полевую сумку... Филенко тычет мне приклад автомата... Плеск, холод, ледяные брызги в лицо... Цепляясь за ветки кустарника, выбираюсь из воды. Впрочем, «выбираюсь» — понятие относительное. Вода в сапогах, в шинели, в гимнастерке. Вода течет по мне. И холодно, до чего же холодно! Только ушанка сухая. А ведь все шло так хорошо! Один неверный шаг, в самом прямом смысле слова, — и все пропало. Ну, что делать? Идти дальше? Пока доберемся до жилья, можно совсем застыть. До Кременного километров пятнадцать. Идти назад? Я стою на берегу мокрый, растерянный, злой на весь свет. — Посушимося, товарищ лейтенант? Я молча гляжу на него. — Вы поки що скидайте все, а мою шинель надинте. А то як бы не простигнуть. Ефрейтор ломает ветки ближайших кустов, складывает их шалашиком. Я сбрасываю шинель, сапоги, бриджи. Шинель Филенко велика мне, завертываюсь в нее, как в одеяло. Ефрейтор проворно сгребает прошлогодние листья, ломает ветки. Потом достает кресало. ...Горит костер. От жухлых листьев валит дым, от сырой одежды — пар. А я сижу у огня, гляжу с наслаждением на его рыжие вихры и никак не могу устроиться так, чтобы тепло было и ногам и спине. Любопытно, а Шерлок Холмс когда-нибудь проваливался под лед?.. Ладно, что там Шерлок — это дело старое. А вот если бы сейчас попался мне Рудольф Собачников, былой властитель моих дум, я бы... я бы искупал его в проруби и не дал сухих кальсон. Пусть в следующей приключенческой повести не забудет упомянуть, что, кроме прозорливости, смелости и глубины психологического анализа, настоящему следователю необходима запасная пара белья... — Ну, як, лейтенант? — спрашивает Филенко. — Вполне, — отвечаю я. — Отогрелся. Тронем, что ли? Часа два потеряли... «Порядок» — это тысяча ответов Не останавливаясь, мы идем по компасу через лес. Уже в сумерках выходим на мощеную улицу шахтерского городка Кременное. Улица пустынна. На базарной площади — невылазная грязь. Городок прячется за глухими ставнями — может, спит, а может, и нет. Тихо. Зато у полотна железной дороги, возле обшарпанного полосатого шлагбаума, нас останавливает грозный окрик. Мы улыбаемся: так торжественно окликают только штатские. Так и есть — здесь КПП местной дружины народного ополчения. К нам подходят два пожилых дядьки — наверное, шахтеры. С ними несколько девчат, толстых от ватных телогреек. Винтовки они держат воинственно — наперевес. Самое интересное, что за старшего у них обыкновенный милиционер. Он тоже подходит, с профессиональной вежливостью козыряет нам. Потом залезает в крохотную будку стрелочника и при дрожащем свете коптилки долго разглядывает наши документы. Мы терпеливо ждем. Наконец он выбирается из будки и голосом, потерявшим начальственные интонации, спрашивает с тревогой: — Ну, как там? Давит немец? Теперь и остальным ясно, что мы свои, к тому же фронтовики. Нам жмут руки и тоже спрашивают: — Ну, как там? Я отвечаю бодро и несколько загадочно: — Ничего, идут дела. В конце концов я знаю немногим больше, чем они: ведь я слушаю то же радио и читаю те же сводки. А сверх того мне совершенно точно известно лишь, что три ночи назад удачливый комбат Кононов здорово потрепал немцев. Но для жителей городка мы с Филенко — фронт, и если мы улыбаемся, значит, на фронте все в порядке. Я улыбаюсь. Филенко глядит на меня и тоже улыбается. Нас провожают до самой станции. Идем искать дежурного или военного коменданта. Наконец находим обоих: в задней прокуренной комнатке они дуются в домино. — Когда будет поезд? Дежурный отмахивается: — А кто его знает! Сейчас поезда ходят по божьему расписанию. А с господом богом у нас на сегодняшний день прямой связи нет: линия испорчена. Так что лучше присаживайтесь, забьем «козла» вчетвером. Но нам не до «козла». Возвращаемся в зал ожидания. Забавная штука! Оказывается, буфет работает. Сонная мамаша торгует пивом, махоркой и спичками. Достаю деньги (я почти забыл, что их можно тратить). — Две кружки. Мы солидно пьем пиво и садимся рядом с буфетом на широкий пивной бочонок. Хочется спать и есть. Есть, пожалуй, больше. — Рубанем, что ли? — предлагаю я Филенко. — О це дило! — одобряет он, с готовностью развязывая вещмешок... Потом я опять иду к коменданту. Тот радостно поднимается мне навстречу: — Садись, лейтенант. Твое дело в шляпе. Как придет с Лисичанска состав с фуражом, пристрою! — А когда придет состав? — А бог его знает! Скоро, наверное. Часа через два. Может, через три. Ну от силы через пять. Что поделаешь, будем ждать. Я плетусь назад. Коридор узкий и длинный. В конце — открытое окошко почтового отделения и будка междугородного телефона... Междугородного телефона?! — Девушка, у вас телефон работает? — Какой город вызываете? — Москву. — Номер в Москве? Я называю номер. Потом достаю деньги. Как здорово все-таки, что я их взял с собой! Потом жду у окошечка. Подходит еще кто-то, заказывает областной центр. Через весь коридор идет куда-то худая женщина, почти волоча за собой сонную девочку... — Москва, зайдите в кабину! Я вздрагиваю, бросаюсь к будке. Трубка прыгает в руке, как только что пойманная рыбина. — Алло! Невыразимо казенный голос стрекочет в трубке: — Москва! Москва! Кременное, говорите, Москва! И вдруг сквозь это стрекотание: — Ленка! Леночка! Сестренка, это же я. Ну, я, Алеша. Ленка! — Алешка! Але-о-о-шка... — Леночка, ну что ты? Ведь все в порядке. — Алешенька, ты, да? Как здорово, что меня застал! Я только с дежурства. Я на крыше дежурила... — Ленка, ну как ты там? Как мама? — Хорошо! Здорова! А я работаю. Ты слышишь, я работаю! Я тебе писала. Ты получил то письмо?.. Мама на заводе... Ну, как ты? Как у вас там? В этом «Ну, как?» тысяча вопросов: «Как ты живешь? Ты здоров? Ты не ранен?.. Как дела на фронте? Немцы не пройдут? Немцы не дойдут до Москвы? Ну, как скоро конец войне? Скоро победа?» — Ленка! — кричу я. — Леночка, слышишь? У нас все в порядке! У меня все в порядке! Порядок! Ты слышишь, порядок! «Порядок» — это тысяча ответов. И я знаю, Ленка поймет меня. Порядок — я живу хорошо, я не ранен, сыт и тепло одет... Порядок — мы остановили немцев. А если пойдут в наступление, опять остановим. И погоним назад, обязательно погоним... Порядок — мы победим. Мы же все равно победим, чего бы это ни стоило. Я не знаю, когда кончится война, но я твердо знаю: она кончится нашей победой. Порядок — это мы обязательно возьмем Цветкова, или кто он там... ...Девушка в окошке дает мне сдачу и квитанцию. Я прячу квитанцию в карман гимнастерки. Зачем? Наверное, без нее через два дня я и сам не поверю, что говорил с Ленкой...