Катти и не подозревала, как сильно ей пришлось бы удивиться, если бы она могла заглянуть в мысли самого Волчка – в тот миг, когда, поднявшись после разговора с нею в чердачную каморку, отведенную ему для проживания Корхисом, он рухнул не раздеваясь на топчан. Ибо, подложив руки под голову и закрыв глаза, новый работник «Веселой утки» немедленно завел про себя до крайности странную и непонятную речь… «…Здравствуйте, бесценная Катерина Матвеевна… то бишь Вероника Андреевна! Добрый день – тьфу, ночь на самом деле, – веселая минутка! Да уж, навеселиться я успел так, что язык заплетается и ноги не держат. Работа в трактире – не сахар, доложу я тебе, любовь моя, не сахар… Но ничего, ничего, зато я страшно горд собой. В доверие ко всем, конечно, втерся, но это пустяки, дело привычное. Главное, я в кои-то веки – не поверишь, душа моя! – сумел удержаться от неосторожного обещания. Смотрел на хозяйскую сестру, и с языка так и рвалось: «Да разберусь я с вашими лесными девами, они мне всех вернут – и кого в самом деле увели, и кого в глаза не видали!..» Но я смолчал. Чудом. Героически. Поумнел, видно, наконец… и то сказать, давно пора – в мои-то почтенные лета!..» Глава 2 Квейтакка, век CLI Новых Времен, год 40 правления магистра Гратты «Почтенных лет» недавно стукнуло тридцать восемь. Что Катти, возможно, не слишком удивило бы, зато казалось невероятным всем, кто знал Волчка и виделся с ним в последнее время. Две недели назад капитан квейтанской магической разведки Кароль Хиббит и сам поразился, когда, завершив кое-какие несложные манипуляции по изменению внешности, посмотрел на себя в зеркало. Магией на этот раз он не пользовался. Всего лишь выкрасил волосы в темно-каштановый цвет. Такими они были от природы, и, собственно говоря, с целью слегка помолодеть с виду капитан и решился пожертвовать на время своей эффектной белоснежной сединой. Результат превзошел все ожидания – из зеркала на него глянул давно забытый юнец с вызывающим выражением глаз и нахальной улыбкой… Улыбка, впрочем, тут же увяла, а в глазах мелькнул испуг. – Ну и ну, – пробормотал капитан. – Жена родная не узнает! Некоторое время он, глядя в зеркало, привыкал к своему новому – или старому? – виду. Отметил с удовлетворением – тот, да не тот!.. Когда-то цвет волос у юнца менялся еженедельно, в глаза собеседнику он предпочитал не смотреть, и улыбка у него была кривой и неопределенной… Затем капитан завершил преображение – при помощи тонального крема и нескольких незаметных штрихов косметическим карандашом. Юнец приобрел бронзовый загар и легкую азиатскую раскосость. Вероника, увидев мужа, вышедшего из ванной, и впрямь едва не села мимо стула. – Ох, – сказала она. – Теперь и мне нужно срочно молодеть… В управление же, куда капитан Хиббит явился продемонстрировать возможности земной косметики, его и вовсе не хотели впускать. Начальство – полковник Рон Аннон и магистр Ариэль, – отказываясь верить своим глазам, даже прощупало объединенными усилиями поле капитана на предмет магического воздействия. Один из них был потомственным магом, Бог знает в котором поколении, другой – эльфом; и, хотя существование косметических средств тайной для них не являлось, они и представить себе не могли, что можно настолько изменить внешность без помощи чар. – Знай наших! – сказал обоим Кароль Хиббит, весьма возгордившийся в тот миг своим простым, земным и человеческим происхождением. И, откозыряв, отправился овладевать ускоренным курсом нибурского языка. Странное задание выпало на сей раз красе и гордости квейтанской разведки, капитану Хиббиту, об изворотливости и везучести которого успели прослышать в самом Высоком Совете. Как и о врожденной неприязни этого лиса-одиночки с довольно темным прошлым к любым запретам и ограничениям… Пользоваться магией при исполнении ему запретили категорически. Отчего и пришлось пустить в ход краску и прочее – маскировка, хотя бы минимальная, была необходима, поскольку в лицо его знали не только друзья, но и враги. И все предстоявшие капитану действия заключались в том, чтобы изображать из себя самого обыкновенного человека. То есть не делать ровным счетом ничего – просто находиться в другом мире, глазеть по сторонам и бить баклуши. Ну, не совсем так, конечно, – он должен был стать актером бродячего театра. Но и только. Дальше же – комедианствовать в свое удовольствие и ждать незнамо чего неведомо откуда. Как долго? – на этот вопрос ответа тоже не имелось. Казалось бы, с подобным заданием вполне мог справиться любой другой агент. Для «красы и гордости» выглядело оно мелковатым… Заказчики, однако, желали видеть исполнителем только капитана Хиббита. Ибо слава его за те десять лет, что он прослужил в разведке, успела докатиться, помимо квейтанского Высокого Совета, еще и до других миров. Среди которых оказался такой.… Да, капитану и впрямь было чем гордиться. Но по порядку – началась эта из ряда вон выходящая история с того, что в один прекрасный день на прием к правителю Квейтакки заявился небывалый посетитель. * * * Скромно одетый, неказистой внешности, представился он просто – кавалером Виллером. После чего огорошил магистра Гратту, сообщив, что является посланником мира Монтальват. Магистр Гратта мог бы сразу вызвать врача. Но будучи правителем, а значит, посвященным в кое-какие тайны, насчет которых сильные мира сего предпочитают обычно держать всех прочих граждан в неведении, магистр сдержал первоначальный порыв и решил все же выслушать беднягу. В конце концов, у Высокого Совета имелись некоторые основания предполагать, что Монтальват действительно существует, более того, рассылает по другим мирам своих идеально законспирированных эмиссаров. Не стоило исключать и такую возможность – кавалер Виллер тронулся умом, став свидетелем чего-то воистину сверхъестественного, подтверждающего эти предположения. Информация же лишней никогда не бывает… Здесь необходимо пояснить, что для Квейтакки – волшебного мира, населенного бессмертными магами и фантастическими существами, известными смертным лишь по сказкам и мифам, – легендарный Монтальват испокон веков был примерно тем же, чем для землян… рай. А именно дивной заоблачной страной, краем вечной радости и неизмеримых иных возможностей, куда уходят души квейтанцев, переживших огненное преображение. Кто-то из них искренне верил в существование Монтальвата, кто-то лишь посмеивался над этой верой, но доказательств своей правоты не имела ни одна сторона. Из заоблачной страны никто и никогда не возвращался, чтобы подтвердить ее наличие. Также не представлялось возможным и опровергнуть летописное предание о ней, продиктованное – в чем точно не было сомнений – самим Аллилу, демиургом Квейтакки. И лишь величайшим из мудрецов было ведомо, что во вселенной действительно существуют некие светлые и могущественные, состоящие из чистой энергии создания, силы которых превыше всякой магии и разумение превыше всякого знания; но даже эти мудрецы не могли сказать, где таковые обитают и с какой целью наведываются в грешные материальные миры. Квейтанский Высокий Совет во главе с правителем полагал, что это, возможно, и есть эмиссары Монтальвата. Которые в материальных мирах выполняют примерно те же функции, что и наблюдатели от самой Квейтакки, – следят за соблюдением вселенского энергетического баланса. Признаться, правитель Гратта даже подозревал втайне одного из своих собственных советников… но спросить, не монтальватец ли он часом, разумеется, не решался. Ведь и великие маги порою опасаются показаться смешными… Теперь читатель в состоянии себе представить, о чем подумал правитель, когда неказистый кавалер Виллер назвался вдруг посланником Монтальвата. Магистр Гратта смотрел на него молча и внимательно, выискивая в лице и глазах признаки помутнения рассудка. Их, однако, не наблюдалось – взгляд посетителя был на диво ясен и остр. Кавалер Виллер тем временем продолжал: – Понимаю, ты удивлен, благородный магистр. Я и сам нахожусь в затруднении, ибо случай, прямо скажем, беспрецедентный… Как вы, квейтанцы, скрываете свое существование от смертных, полагая их не готовыми к контакту, так и мы еще долго будем не вправе смущать незрелые умы своим открытым присутствием – ведь наш мир лежит за пределами восприятия материальных существ. И все же мы вынуждены пойти на контакт, поскольку нуждаемся в вашей помощи. Магистр Гратта не утерпел, скептически улыбнулся. – Вы нуждаетесь в нашей помощи? – Именно так, – кивнул странный посетитель и тоже позволил себе легкую усмешку. – Что бы вы о нас ни думали, мы не боги. И не всесильны. Есть и у нас дела, с которыми мы не в состоянии справиться. – Кто же тогда в состоянии? – все еще улыбаясь, спросил магистр Гратта. – Полагаю, – ответил кавалер Виллер, – что непростое дело наше мы со спокойным сердцем могли бы поручить… капитану Каролю Хиббиту из разведывательного управления Первой Лучистой армии. – Так, – магистр Гратта убрал улыбку. – Я ценю добрую шутку. И с удовольствием признал бы твои слова таковой, если бы объектом ее ты, благородный кавалер, выбрал не правителя страны, а кого-нибудь другого – у кого есть время посмеяться над нею. Прошу тебя… Посетитель поднял руку, призывая к молчанию. – Я вижу, – сказал он невозмутимо, – что безумцем я тебе уже не кажусь. Тем лучше. Из ныне живущих магов ты, правитель, пожалуй, ближе всех подошел к тому, чтобы однажды по доброй воле сделаться одним из нас. Уже сейчас у тебя достанет силы не утратить разум, увидев мое истинное обличье. Поэтому – смотри на меня, и пусть это послужит доказательством моей искренности и серьезности! …Что увидел правитель Квейтакки, когда посланец Монтальвата принял свой настоящий облик, навсегда осталось его личной тайной. Тайной, только уже не личной, а государственной, осталось также и то, что было обещано ему монтальватцем в обмен на привлечение к делу капитана Хиббита. Да и о самом этом визите правитель рассказал лишь полковнику Рон Аннону, начальнику разведки Первой Лучистой, и магистру Ариэлю, главе Волшебной Стражи, которых вызвал к себе сразу после того, как невероятный гость его покинул. Он коротко посвятил обоих в суть дела и попросил отозвать с наблюдательского поста в земном городе Петербурге капитана Хиббита. На следующий день они явились к правителю уже втроем и тоже встретились с посланцем Монтальвата, носившим обличье невзрачного, скромно одетого человека средних лет с удивительно острым взглядом. Он и рассказал в подробностях о задании, поджидавшем капитана Хиббита. Вроде бы пустяковом на первый взгляд, но весьма на самом деле ответственном. И далеко не безопасном. * * * Мысль об опасности в тот момент, надо заметить, волновала капитана меньше всего. Он был рад несказанно – никто из начальства и словом не обмолвился о его последней авантюре, учиненной на собственный страх и риск с превышением всех наблюдательских полномочий. Это означало, что они, по-видимому, еще ничего не знают. И позволяло надеяться, что до отправки его на задание и не успеют узнать. А уж после… Вернувшихся с победой героев не наказывают. Кароль был рад настолько, что позволил себе даже махнуть рукой на чертовски скверное предзнаменование – кошмарный сон, преследовавший его в ночь накануне вызова к правителю. Форменный ужастик, роль главного пугала в котором исполнял некий безвременно почивший черный маг… Восстав из мертвых, он гонял капитана Хиббита по темным, заснеженным улицам Петербурга, по мрачным, захламленным чердакам и подвалам, угрожая столь же безвременной погибелью; таился за каждой дверью, какую открывал капитан; выскакивал из-за каждого угла. И когда, отчаявшись, Кароль пытался вызвать Волшебную Стражу по мобильнику, не помня почему-то о существовании ментальной связи, он обнаруживал в окошке лишь беспорядочно бегущие ряды буковок и цифр и понимал с ужасом, что в телефон попал вирус и спасения нет… Кошмар этот имел самое прямое отношение к упомянутой авантюре. И вполне мог оказаться всего лишь отголоском пережитого страха, а никаким не предзнаменованием. Так капитан Хиббит и порешил, после чего предпочел о нем забыть. Тем более что рассказать о жутком сне начальству означало, во-первых, добровольное признание в содеянном, что было абсолютно лишним. А во-вторых, начальство, искушенное в науке предзнаменований, вполне могло обеспокоиться и отложить отправку капитана на задание. А то и вовсе отказать посланцу Монтальвата в его просьбе. Капитану же хотелось настоящего дела. Ему до смерти надоело торчать на тихом наблюдательском посту… * * *