Все как будто было прежним – мрачноватые стены зеленого кирпича, покрытый копотью потолок, неяркие масляные светильники, старинный, вот уже двадцать лет бездействующий очаг, украшенный пыльным чучелом кабана на вертеле. И фирменное блюдо осталось тем же: запеченная целиком утка с азартно разинутым клювом, куда, в зависимости от незамысловатой фантазии кухарки, вставлялись то веточка зелени, то румяная редиска, то крохотный душистый огурчик – все со своего огорода!.. «Веселость» утки заключалась, правда, не в этом, а в обязательном сюрпризе, таившемся среди яблок и слив, которыми ее фаршировали. Фантазия Корхиса не отличалась богатством от кухаркиной – из года в год это были одни и те же предсказания, благоприятные, разумеется, дабы ни в коем случае не отпугнуть посетителей. Все, как и раньше. Но стены почему-то казались чище, светильники – ярче, утка – веселей… Потому, возможно, что в зале непривычно часто слышался смех, и сам трактирщик Бун цвел улыбками – посетители нынче не спешили уходить, заказывая напоследок кто лишний стаканчик вина, кто кружку пива. А все новый работник – балагур и острослов!.. Имя Волчок, как оказалось, шло ему необыкновенно – он умудрялся находиться разом в трех местах. При этом, болтая без умолку, успевал и посетителей потешить, и домочадцев развеселить. Уже к полудню улыбками его встречали все – не только Корхис, но и вечно сонная жена его Арда, помогавшая на кухне, и дети их, обычно путавшиеся без толку под ногами, и ворчливая кухарка. И даже Катти, с плеч которой свалилась вдруг добрая половина забот. С утра Волчок практически выгнал ее из зала, сказав, что не царское это дело – заказы разносить. И так он это сказал и таким теплым, понимающим взглядом ее одарил, что на миг Катти и впрямь почувствовала себя… королевой. Ощущение было столь непривычным, что, приятно удивленная и заинтригованная, она принялась украдкой наблюдать за Волчком, благо появилась толика свободного времени. И вскоре заметила, что тот же фокус новый работник проделывает и со всеми остальными домочадцами – для каждого находя словцо, от которого теплеет на душе, и каждому как бы невзначай оказывая мимолетную помощь. Кухарке, расхвалив ее стряпню, он присоветовал быстрый способ варки картофеля. Нерасторопную Арду, восхитившись ее походкой, назвал лебедушкой, отчего та даже проснулась наконец и заходила живее. Успокоил малыша Боно, когда тот раскапризничался, сказав ему, что румяней щечек никогда не видал. Старших мальчиков объявил великими умниками и загадал им загадку, после чего те просидели в огороде полдня, не мешаясь под ногами и прибегая лишь изредка с очередным неверным ответом… Про хозяина и говорить нечего – сноровкой и деловитостью Корхиса Волчок восторгался так часто, что к вечеру тот, похоже, уже не мыслил без нового работника жизни. Но несмотря на то, что Катти вроде бы удалось понять секрет обаяния Волчка, она так же, как и все остальные, не могла удержаться от улыбки, когда он улыбался ей, и ощущала тепло в груди, принимая его помощь. Казалось отчего-то, что остальные – не в счет, он видит здесь и ценит ее одну, он сумел разглядеть ее непохожесть на других, он знает, каково ей приходится, и сочувствует… В душе Катти, истомленной одиночеством, начала зарождаться даже робкая надежда на дружбу. Особенно когда она сама рискнула пошутить и Волчок понял эту шутку, в отличие от Арды и кухарки, и ответил ей лукавым смешком. Вечером он вымыл за нее посуду – заметив, что у Катти от усталости дрожат руки. – Доверьтесь мастеру, – сказал, – уж я-то уберегу хозяйское добро! – как будто за целость тарелок опасался, а не помочь хотел. – Спасибо, – от всей души ответила она и отправилась пересчитывать оставшиеся на завтра продукты, в который раз за этот день чувствуя себя согретой непривычным вниманием. Своей надежды на то, что у нее может появиться друг, Катти на самом деле не осознавала. До той минуты, пока не услышала случайно, уже после закрытия трактира, обрывок разговора между новым работником и братом. Разговор был – о ней. «Веселая утка» считалась заведением приличным, для людей семейных, и закрывалась сразу после ужина. Шумных ночных гуляний тут не допускали. Подметать же после закрытия обеденный зал входило в обязанности Катти, поэтому, покончив с подсчетом продуктов, она, с метлой и совком в руках, туда и отправилась. Но войти не успела. В узком коридоре между кухней и залом до нее донесся голос Волчка: – Так сестра ваша замужем или нет? – и Катти, растерявшись, задетая этим неожиданным заглазным интересом к своей персоне, застыла перед дверью. В ответ раздалось ворчание Корхиса: – Как же, замужем! – и стукнула о стол пустая кружка. – Но, я тебе скажу, – продолжил брат, – дур таких еще поискать. Мало, что всем назло за последнего бездельника вышла, так муженек ее к тому же давно сбежал, может, уже и помер. А она нет чтобы к судье сходить, развод выправить да за другого, хорошего человека выйти, одно себе твердит – вернется! Забулькало наливаемое в кружку пиво. – Вот как, – протянул Волчок. – Сбежал, говорите? – Девы лесные увели! – брякнул Корхис и захохотал. – Ох, умора, не могу… На этакое сокровище кому еще и польститься было? – Девы? – переспросил Волчок. Дальше Катти не слушала. Кровь бросилась ей в лицо, опалила жаром. Попятившись обратно в кухню, бросив совок с метлой, она торопливо, словно убегая от кого-то, выскочила черным ходом в огород, разбитый позади дома. В огороде было тихо и темно. Закат угас, и звездный ковер укрыл все небо, но луны, розово-оранжевый Факел и зеленовато-желтая Львица, еще не взошли. Терпко пахло цветущей крапивой, тянуло душистой сыростью от политых недавно зеленных грядок. Земля успела остыть, но каменные ступени крыльца, прогретые солнцем за день, еще хранили тепло, приятное для босых ног. Бежать на самом деле было некуда. Катти вернулась к дому и села, понурив голову, на крыльцо. На глаза упорно наворачивались слезы. Сердце жгла горечь. Надежда обрести друга, не успев толком зародиться, скончалась. Катти хорошо знала, что думает об ее умственных способностях брат, плоть от плоти трезвого, практичного Байема. И вряд ли имело какое-то значение, что мог подумать, наслушавшись его, Волчок – чужой, посторонний человек, который через несколько месяцев уйдет, как и пришел, из ниоткуда в никуда. В большой мир. Никому, ни здесь, ни в большом мире, нет дела до Катти Таум и ее горя. И пусть, ей не нужно ничьего сочувствия. Почему только Байем никак не оставит ее в покое… тихий, сонный Байем, всевидящий и недобрый к тем, кого он не в силах понять? Жестокий Байем. Глухомань. С трех сторон – лес, укравший у нее Имара, с четвертой – прекрасное, равнодушное море. Утопись Катти этой ночью, то-то будет разговоров!.. Окончательно спятила – первым скажет брат, а за ним и остальные. Но не все ли равно… может, вправду пришла пора покончить с опостылевшей жизнью? Имар не вернется, это давно понятно всем, кроме нее. А без него… жить нет никакого смысла. Как она любила Имара, как тосковала по нему!.. Он один понимал ее – тихую, застенчивую девушку, в душе которой тоже всегда жила мечта о другой жизни. О сказочных цветущих садах, о вечном лете. О парусниках, привозящих невиданных людей и диковинные товары из дальних стран. О подругах, с которыми можно обсуждать не только женихов и наряды, но и тонкие движения души, странные мысли, приходящие в голову, когда смотришь на волнующееся море и облака в небе или следишь за вечной погоней Львицы за Факелом… «Погоней за недостижимым, несбывшимся», – сказал однажды Имар, сидя с Катти на морском берегу. – «Прекрасной погоней… ибо, пытаясь дотянуться до недостижимого, ты растешь». В тот миг она и поняла, что любит его и хочет прожить с ним всю оставшуюся жизнь. Он был ее единственным другом. А она… Слезы вырвались на свободу, покатились по щекам. Утирая их, Катти тихонько шмыгнула носом. И тут плеча ее коснулась легкая, осторожная рука. Мягкий голос спросил: – Кру Таум… можно мне немного посидеть с вами? Катти решительно замотала головой. Говорить мешал комок в горле. Да и меньше всего ей хотелось видеть сейчас именно Волчка… черт бы его побрал вместе с его любопытством! Он все равно уселся рядом. Помолчал, вздохнул и сказал: – Полагаю, это вы пять минут назад стояли под дверью. И кое-что слышали. – Не в первый раз, – холодно ответила Катти, справившись со слезами. – Но больно вам от этого не меньше. – Какое дело?… – начала она, вспыхнув. – Тише, тише, – перебил Волчок. – Я вам не враг. Более того, отлично знаю, каково живется в этаких замшелых местечках людям вроде вас. Чувствительным. Думающим… Все понимаю, кроме одного – почему вы не уедете, что делаете тут до сих пор? – Жду, – против воли коротко ответила Катти, удивленная и вопросом, и серьезным тоном этого балагура. – Мир велик, – сказал он. – Ждать можно и в каком-нибудь другом месте. У нее закружилась голова. Неужели он и вправду все понимает?… И, не желая ни о чем спрашивать, Катти все-таки спросила: – В каком? – Ну… в Юве, например. Я знаю там одну добрую женщину, хозяйку книжной лавки, которой нужна помощница. Работа, конечно, так себе, но… Подумайте – другие люди вокруг, другое к вам отношение. Для Байема вы, конечно, редкий цветок. В столице найти друзей будет гораздо легче. – А как же… Она не смогла договорить, но он и теперь понял. – Мужу вы можете оставить письмо. Чтобы знал, где вас искать. Катти в растерянности закусила губу. – Подумайте, – повторил Волчок. – Нет ничего невозможного для человека, если он и вправду хочет изменить свою жизнь. Затем поднялся на ноги и прежним смешливым тоном добавил: – Пойду-ка я, пожалуй. Не то решат еще, что под покровом ночи я соблазняю хозяйскую сестру… ох, уж эти мне маленькие городишки!.. Кстати, забыл сказать – я тоже верю в лесных дев. Приятных вам снов! * * * Снов Катти не видела в ту ночь никаких, потому что не спала. Короткий разговор этот взбудоражил ее не на шутку. И почему ей самой никогда не приходило в голову, что из Байема можно уехать?… На душе было тревожно и весело, как перед грозой. Предложенный Волчком выход казался простым и сложным одновременно. Уехать – просто. Для этого достаточно сесть в дилижанс. Добраться до хозяйки книжной лавки в Юве тоже, наверное, не составит труда. Был бы адрес. Но… Катти никогда еще не выезжала из Байема. Только на ярмарку в соседний городок, Варц. И незнакомый большой мир ее страшил. Как темный лес, полный дикого зверья. Одна, без спутников, без дружеской поддержки… справится ли она? Не потеряется ли, не заблудится ли в этом лесу?… Хотя на самом деле она уже знала ответ. Все лучше, чем идти топиться – убивая тем самым надежду встретиться с Имаром даже на небесах. Нужно лишь привыкнуть к мысли об отъезде. Еще раз поговорить с Волчком… И откуда он только взялся, этот странный человек – с насмешливыми глазами и добрым сердцем? Как сумел всего за один день понять ее боль и одиночество? Удивительно… Умный, способный сострадать – в Байеме она таких не встречала. Назвал ее «редким цветком». Сказал, что верит в лесных дев. Еще удивительней! Улучить бы время, расспросить его обо всем – о девах, о столице… о том, в конце концов, кто же он на самом деле такой?…