Квейтанский разведчик исполнял свою роль безупречно. Настолько безупречно, что иногда даже беспокойно делалось – а не забыл ли он о задании вообще?… Универсус найти и не пытался, безмятежно спал, со вкусом пил и ел, упоенно лицедействовал… Да, конечно, второе дно все-таки проглядывало – чересчур, пожалуй, он казался талантлив и умен для своей скромной легенды. Сирота, приютский подкидыш, всю жизнь на побегушках… Но, с другой стороны, во вселенской истории нередки были случаи, когда подобные «Волчку» выходцы из низов достигали высокого положения именно благодаря уму и талантам. Так что особых подозрений это не должно было вызывать. Тем более что все в труппе невесть с чего уверились вдруг в его княжеском происхождении… Он и сейчас был безупречен. Наверняка оставался настороже – из-за Раскеля, но выглядел так, что казалось – вот-вот уснет. Мастера Абеля вновь кольнуло беспокойство. А ну как и впрямь заснет? – устал все-таки, с раннего утра на ногах… Однако делать ничего не оставалось, лишь наблюдать. Капитан тем временем повертел в руках орешек, полученный от дриады. Потом сунул его в карман, с тоскою посмотрел на бутылку. И тут… случилось невероятное. Сознание мастера внезапно помутилось. Поле внутреннего зрения затянула черноватая дымка. Он не то что удивиться – и подумать-то ни о чем не успел, прежде чем его накрыла абсолютная тьма. Разом отключились все органы чувств, над которыми никоим образом не могли быть властны колдовские чары обитателей материальных миров – хоть смертных, хоть бессмертных. Удивиться, конечно, было чему… но мастера уже не стало в Нибуре. Он оказался дома, в Монтальвате. И если далее ему начал сниться сон, то на редкость реалистичный. И дивный. В потоке изумрудного света, во всполохах серебряных молний навстречу плыла прекрасная… (тут да простит читатель автора – имени возлюбленной мастера он своим бедным земным слухом не разобрал), чей единственный взгляд ввергал его в пучину блаженства. Глаза ее лучились любовью и радостью, и он забыл обо всем на свете. * * * Раскель откинул попону, встал. Подошел к Князю и помог ему перевалиться со стула на песок со словами: – Ложись, так будет удобнее. Тот благодарно улыбнулся, свернулся калачиком и задышал ровно и спокойно. На всякий случай Раскель еще раз заглянул к нему в мысли. Увидел только рой путаных сновиденных образов. Потом осмотрелся по сторонам и прислушался. Древнее заклинание, как всегда, не подвело. Затихло пение лесных девушек вдалеке – читая заклинание, он думал и о них, и девы тоже должны были уснуть, там, где застали их чары. Исчезло ощущение присутствия светлых – тот неотрывный давящий взгляд, под которым Раскель жил все последние месяцы. На берегу озера слышался лишь храп, доносившийся из мужского фургона. Делу как будто ничто не препятствовало. И Раскель, убрав ментальный щит, воззвал про себя к вещему ворону своего отца: «Ферди!.. Я готов. Говори, где Налачи Бахт?» Колдовская птица – безотказный помощник, способный видеть скрытую суть любого магического предмета, вечная «палочка-выручалочка» арканского племени – откликнулась через несколько секунд. Прокаркала хрипло: «Ср-реди р-реквизита». Раскель, торопливо подойдя к нужному фургону, зажег в левой руке магический фонарик. Поднялся по лесенке, открыл дверь и нырнул внутрь. Не успела дверь за ним затвориться с тихим скрипом, как капитан Хиббит уже оказался на ногах. Оглядываться и прислушиваться не стал – смысла не было, ибо все его соперники и единственный союзник находились сейчас в фургонах. И все, похоже, спали – включая союзника. Чего и следовало ожидать. Эх… Кароль метнул только быстрый взгляд на кучу хвороста, заготовленного для костра. В ней как на грех не было ничего достаточно увесистого. Но рядом валялась кочерга, которой поправляли огонь. И прихватив ее – хоть какое-то оружие! – он двинулся сторожким шагом вслед за арканом. У фургона притормозил. Врываться туда сразу не следовало. Нужно было дать время Раскелю откопать универсус среди бесчисленного хлама. Поэтому капитан приник глазом к ближайшей щели, которых в фургонных стенках хватало, и принялся следить за блуждающим во тьме световым лучом. Магический фонарик выхватил по очереди из темноты груду длинных холщовых рулонов на полу – свернутых декораций, сундуки, полки со стоявшими на них вазами с бумажными цветами и восковыми фруктами, висящее на стенах тут и там бутафорское оружие. Еще какие-то мешки и ящики, непонятно с чем… «Как она выглядит?» – нетерпеливо спросил Раскель. «Желтый пояс с чер-рной бахр-ромой», – ответил Ферди. Раскель наскоро перебрал в памяти костюмы, которые видел на актерах во время представлений. Вроде бы пояс с черной бахромой надевала Иза… в любом случае, это была часть женского наряда. Он откинул крышку ближайшего сундука. Повезло – там оказались платья актрис. Не прошло и минуты, как нужный пояс был уже у него в руках, и Раскель, прикрыв глаза, пожелал, чтобы Налачи Бахт превратилась в золотой перстенек с рубином – какой носил не снимая Папаша Муниц, хозяин бродячего театра. Но когда он открыл глаза, в руках у него по-прежнему был пояс. Желтый, с бахромой. «Ферди!» – возмутился Раскель. – «Это не она!» «Пр-рости», – каркнул вещий ворон. – «Ошибся. Кор-рона на гвозде, спр-рава от тебя». Раскель торопливо рванул с гвоздя картонную корону. Вновь прикрыл глаза, представил себе перстень. И вновь ничего не получилось. Корона осталась короной. «Ферди!!» «Что?» «Это опять не она!» «Пр-равда?» – озадачился ворон. – «Ну, тогда это… пер-рстень Муница!» Раскеля прошиб холодный пот. «Ты что, издеваешься надо мной?! Нашел время! Нет чтобы сказать сразу!» Он отшвырнул бесполезную картонку и шагнул к выходу из фургона. Ферди прохрипел еще что-то, но Раскель не расслышал. Потому что в этот миг дверь неожиданно распахнулась… и на пороге появился проныра Князь. Который должен был сейчас спать беспробудным сном, а не шататься где ни попадя. Тем более с кочергой в руках. Верней, в одной руке. В другой у него был горящий фонарь, прихваченный с крюка над кучерским сиденьем. И смотрел он на Раскеля как-то… нехорошо. Неправильно смотрел. Без удивления. С понимающей холодной ухмылкой. Раскель топотал по фургону шумно, не стесняясь. К тому же там отчаянно скрипели полы. Что и позволило капитану Хиббиту спокойно, без опасения быть услышанным, чиркнуть спичкой, разжигая фонарь, и подняться с ним к двери. Щель в которой засветилась, когда аркан направился к выходу. Найдя, видимо, что искал. Монтальватец по-прежнему не подавал признаков жизни. То ли дрых, то ли собирался вмешаться лишь в последний момент… Оставалось действовать самому. Как Бог на душу положит. Надеясь на лучшее. И, чуя под сердцем знакомый холодок, знаменовавший начало каждой его отчаянной авантюры, капитан решительно распахнул дверь и шагнул через порог. Раскель застыл как вкопанный, вытаращившись на него с искренним изумлением. – Вот так встреча! – громко воскликнул Кароль. Не опасаясь, а наоборот, мечтая кого-нибудь разбудить. – И что ты тут делаешь, дружок? Аркан в ответ оскалился. – Комары на берегу заели, – сказал. – Вот, решил найти местечко поуютней. – Нашел? – спросил Кароль, имея в виду, конечно, совсем другое. – Ты помешал, – ответил Раскель. Глаза его сверкнули так, что стало ясно – он понял, о чем речь. Да и трудно было бы не понять, когда ты напустил на всех соперников чародейный сон и кто-то вдруг умудрился от него очнуться… Но неужели и вправду не нашел?… Мысли капитана снова понеслись вскачь. Похоже, Раскель не врет… иначе что помешало бы ему сейчас же, не вступая в разговоры, телепортироваться отсюда вместе с добычей?… а если так, то какого черта он сам поторопился ворваться?… черт, черт… аркану дело перебил, сам влип к тому же, позволив раскусить себя… и как теперь выкручиваться из этой патовой ситуации? Покуда он думал, язык его заговорил сам собой. Ляпнул насмешливо: – Извини, не хотел. – Чего уж извиняться, – пожал плечами аркан. – Помешал так помешал. Но предупреждаю – ты ее не получишь. – Ее? – переспросил Кароль. – Ты знаешь, о чем я говорю. – Допустим. Так и тебе рассчитывать не на что. Раскель хмыкнул. – Напугал… Ты даже не маг. Я понял – от сонных чар тебя спасли твои браслеты. Сильная вещь, конечно… но от меня они не спасут. И, с устрашающе радостной улыбкой на устах выхватив из-за пояса кинжал, он без дальнейших слов бросился на капитана. Все, что мог сделать Кароль при такой его стремительности, – это метнуть в Раскеля фонарь. Что он и сделал. Выиграв несколько мгновений. Фонарь разбился о плечо аркана, масло выплеснулось на рубаху, рубаха занялась огнем. Шипя сквозь зубы какие-то цыганские ругательства, Раскель разорвал ее на груди, стащил с себя вместе с жилеткой и отшвырнул пылающие лохмотья в сторону. Кароль за это время только и успел, что отступить к двери, стоявшей нараспашку, да перекинуть кочергу из левой в правую руку. Чему он так и не научился за свою жизнь, так это драться. Привык укрощать врагов другими методами, пускать которые в ход сейчас было попросту некогда… И, сжимая кочергу, мечтал он об одном – иметь вместо нее пистолет. Ибо разъяренного аркана с ножом наверняка способна была остановить лишь пуля.