– Еще чего! Сегодня отыграешь как миленькая! И завтра тоже… и сколько понадобится – пока я не найду замену! – Ну так и быть, – томно сказала Иза. – Сегодня отыграю. – И послала нежный взгляд мужу, не спускавшему с нее влюбленных глаз. Ее тут же окружили остальные женщины, принялись поздравлять и расспрашивать. Капитан Хиббит, отправляясь в свою очередь к деве, услышал только: – Попросили мы с Беригоном ребеночка, а она и говорит – ты уже носишь его под сердцем. Вчера, мол, и зачала… Вчера – отметил Кароль про себя. Ага. Именно тогда, когда «злодейка» обзавелась новой шляпкой. К утру благополучно пропавшей. Ох, неспроста все это. Ох, неспроста… Глава 12 Сооруженная на скорую руку сцена вышла так себе. По приподнятому с помощью валунов помосту из сухих древесных стволов, не равных по толщине, с кое-как обтесанными сучьями, передвигаться было почти невозможно. Как и разглядеть, что именно изображено на декорациях, подвешенных вкривь и вкось на травяных веревках между деревьями. Свет факелов, натыканных девами перед сценой, скорей слепил зрителям глаза, чем позволял видеть, что на ней происходит. Но когда тишину ночного леса внезапно разорвал охотничий рог – вернее, трубные звуки гамадуна, – и следом зазвенел голос Беригона, с неподдельным – в кои-то веки! – восторгом повествующего о том, какого дивного оленя удалось нынче загнать королю, холодок пробежал по спине даже и у видавшего виды капитана Хиббита. Он забыл о задании, об угрозе похищения универсуса… Фантастические декорации самой природы – лес, две полные луны в небесах, – трепещущие огни факелов, мечущиеся тени, эхо, вторящее голосам, неожиданно превратили средней руки пьеску в истинно магическое действо, чуть ли не мистерию – на вечную тему любви и смерти. Монологи обрели глубину и значимость; казалось, лица и фигуры актеров засветились вдруг сами по себе, почти как у волшебных существ, сидевших перед сценой… Лесные девы застыли на своих местах каменными изваяниями; неугомонные цветочные эльфы ссыпались радужным дождем на ветви ближайшего дерева и тоже ни разу более не шелохнулись. И когда спектакль подошел к своему трагическому концу, капитану Хиббиту померещилось даже, что кое-кто из этих самых существ, никогда не отличавшихся, в общем-то, склонностью к состраданию, смахнул украдкой слезу. Впрочем, клясться в том, что он и впрямь это видел, Кароль не стал бы. И как бы там ни было, но трагедия «Король Игал» лесным девам понравилась. Настолько понравилась, что Папаше Муницу предложили еще мешок золота, лишь бы театр показал и остальной свой репертуар. И предложение это старик, конечно же, принял. Девы готовы были смотреть спектакли всю ночь, не откладывая чудесную забаву на завтра, только вот актеры уже валились от усталости с ног, и Дракон, проявив необычное для него милосердие, попросил дать им выспаться. Тогда с ними распрощались – до следующей ночи, и толпа светящихся волшебных существ отправилась продолжать свое урочное веселье в каком-то другом месте… Находилось оно не слишком далеко от озера – судя по тому, что эхо доносило время от времени до слуха капитана Хиббита звуки музыки, пение и смех. На самом же берегу было тихо. Хотя перед спектаклем девы и обнесли всех подкрепляющим силы напитком, действовал он почему-то недолго. Словно бы впавшие в состояние транса актеры молчаливыми тенями расползлись по фургонам и попадали спать, даже не разобрав декораций. Дракон с Коброй, хотя и успели прикорнуть еще до представления, тоже едва держались на ногах и поспешили лечь, посмотрев на сей непорядок сквозь пальцы. У костра остались лишь Раскель, для которого в фургонах не предполагалось спального места, и Кароль, которому приказано было нести караул в ближайшие два часа. А потом будить себе на смену Беригона. С чем капитан решил не торопиться. Где два часа, там и три… Официально находясь на посту, уж всяко легче присмотреть за арканом. Да и чувствовал он себя на удивление бодро, хотя устать должен был не меньше всех остальных. Аркан укрылся попоной, снятой с серого жеребца, лег на песок вблизи костра и как будто сразу заснул. Кароль же некоторое время рассеянно обозревал то Раскеля, то окрестности, гадая, почему лесные девы оставили свои новые «игрушки» здесь, без присмотра, а не переправили в подземное убежище – то бишь в другое измерение, – чтобы те не смогли от них сбежать. Пришел к выводу, что причиной тому Драконова жадность. Видно, даже волшебные существа поняли, что старик от лишнего мешка золота не откажется никогда. А стало быть, и сам не сбежит, и другим не даст. Покуда он об этом думал, впечатления от удивительного ночного спектакля потихоньку развеялись. Капитан без особой охоты вспомнил о задании. О том, что так и не успел среди всех этих бурно развивавшихся событий поразмыслить о странностях юной примы и вряд ли сможет сделать это в ближайшем будущем. Тяжело вздохнул, уставился на пламя костра и – для начала – протяжно зевнул. Сидеть и дожидаться неведомо чего смысла не было. Имело смысл побудить аркана к действию, а для этого следовало тоже притвориться спящим. Выждать еще немного, сделать вид, что сон накатывает неумолимо. И то ли начать падать со стула, то ли откровенно прикорнуть на песочке – по примеру самого Раскеля. Он смешливо обдумывал про себя, какой именно вариант предпочесть, когда внезапно на него снова накатили дурные предчувствия – без всякой видимой причины. Веселиться расхотелось. Сердце заныло, и в голову полезли мысли одна другой тревожнее. Физически ему с арканом не сладить, тот мускулистей и выше ростом – забубнил внутренний голос. Поди, приемчикам боев без правил обучен. Опять же разозлится как черт, защищая драгоценное имущество табора… Ночь, все спят. Пока проснутся, придут на помощь… «Прекрати!» – сердито одернул себя Кароль. – «При чем тут бои без правил и чья-то помощь? Ты не один. Здесь мастер Абель, и он уж точно не спит. Ну что, что такого может случиться, чтобы вы вдвоем не управились?» «С кем?» – скептически спросил внутренний голос. – «С арканом? Управитесь, конечно. А если не спит еще и черный гений?» Скорее всего, так оно и было… Кароль поежился. Вынул из кармана и принялся вертеть в пальцах подарочек, полученный от дриады, – скромный лесной орех, сорванный ею прямо со своего одеяния. Талисман на удачу. В азартных играх. Фундучница, правда, так и не поняла из сдержанных объяснений капитана, что такое азартные игры, – а сдержан он был потому, что опасался, как бы ей не взбрело в голову потребовать еще и этой забавы. До утра пришлось бы сидеть играть… Но хоть какую-то удачу, по ее словам, талисман все же должен был принести. Хорошо бы… Капитану вдруг остро захотелось плюнуть на задание. Глотнуть еще вина да и улечься спать, в самом деле. И пускай Раскель тащит хоть все театральное барахло! В конце концов, квейтанский разведчик всего лишь человек, и почему его не может сморить усталость, как любого смертного?… Мысль казалась чертовски соблазнительной. Он сунул орех обратно в карман, покосился на бутылку с вином, оставленную сторожу сердобольными товарищами. Рука уже почти потянулась к ней. Как вдруг… Лба коснулась невесть откуда взявшаяся теплая, ласковая волна. Перед глазами у Кароля все поплыло и подернулось дымкой. Потускнело даже пламя костра. Сонное оцепенение накрыло ватным колпаком… но тут же все и прошло. Чары – понял капитан. От которых его защитили браслеты-наручники, лишавшие возможности пустить в ход собственное магическое уменье, но одновременно прикрывавшие от любого чужого колдовства. Все ясно. Раскель приступил-таки к делу. Тревога и дурные предчувствия вмиг рассеялись. Не до них стало… аркан не должен догадаться, что сторожа его чары не взяли. Первым делом Кароль воззвал про себя к монтальватцу – так, на всякий случай. Не спи, мол, друг!.. Потом уронил голову на грудь. Посидел немного. Всхрапнул. Испуганно дернулся – как бы от собственного храпа, но глаз не открыл. И, расслабившись, начал медленно сползать с раскладного стула наземь. * * * Раскелю, лежавшему без сна, какое-то время были безразличны все дела в мире. В том числе и выкрадывание Дурной Удачи. Его терзали сомнения. Верней, не столько сомнения, сколько метания между чувством долга и жгучим желанием на него плюнуть. Попроситься к Папаше Муницу в театр. Остаться рядом с Фиалкой. Чем черт не шутит?… Сегодня все было по-другому. Он смотрел давно успевший надоесть спектакль новыми глазами. Казался самому себе королем Игалом, которого предала любимая жена. Испытывал не просто ревность – настоящее горе, когда видел сияющую во взгляде Фиалки, устремленном на другого мужчину, любовь. Понимал, что это всего лишь актерская игра, но так хотел оказаться на месте того мужчины, что с трудом мог усидеть. Одновременно желал ему смерти. И чувствовал, что умирает сам, когда Фиалка «умирала» на сцене, заколотая бутафорским кинжалом. Никогда с ним такого не было. Никогда. Он не в силах оставить эту девушку. Он должен видеть ее, слышать ее голос – хотя бы… если не дано будет большего. А что, если она все-таки полюбит его? Цыган, актриса бродячего театра… между ними все же есть что-то общее. Она поймет! Она тоже сумеет увидеть его новыми глазами!.. Но, даже пребывая в сладком бреду, пытаясь убедить себя в том, что все на самом деле возможно, он знал – не будет ничего. Она его не полюбит. А если он упустит из-за нее Налачи Бахт, то жить ему и вовсе останется недолго. Отец не простит. Не убьет, так лишит магического дара. Превратит в обезьяну, убогое подобие человека. И остаток жизни придется провести, разъезжая на плече кого-нибудь из сородичей и таская из шляпы бумажки с предсказаниями. Как Мамиру Одноглазому, чьи страдания оборвала лишь смерть – три года тому назад. Да, какие уж тут сомнения… Сердце Раскеля откровенно разрывалось на части. Пока наконец его не осенила простая мысль – настолько простая, что даже странно было, как это не пришло в голову сразу. Сейчас он выкрадет и доставит в табор Налачи Бахт. После чего вернется сюда. И будет при девушке, куда бы она ни отправилась. Отцу же скажет, что решил жениться. Тот поймет, поставит следить за Дурной Удачей кого-нибудь другого. А потом… Почему бы, собственно говоря, не выкрасть и саму девушку? Некоторое время Раскель всерьез обдумывал эту полубезумную мысль. Но в конце концов ее отринул. Он станет посмешищем для всего табора, если Фиалка так и не согласится стать его женой. А она не согласится… если не полюбит. Странная сила чувствовалась в этой девушке, как ни в одной другой из тех, кого встречал Раскель. Стальной клинок в пуховых ножнах. Стебель чертополоха, который только ножом и можно срезать – руками истерзаешь на мелкие волокна, но не разорвешь… Отчего-то он был совершенно уверен – при всей доброте и мягкости Фиалки ее никому не удастся сломать, заставить измениться, сделать послушной. Она умрет, но останется собой, сохранит верность тому, во что верит. А во что она верит… ему, Раскелю, – такому, какой он есть сейчас, – не понять, сколько ни бейся. Думать об этом было больно. Так больно, что в какой-то миг Раскель изнемог. И поневоле вернулся мыслями к долгу. Налачи Бахт. Ее необходимо вернуть в табор. И тут… «Пора!» – словно бы сказал кто-то внутри него. – «Довольно мешкать! Быстрее сделаешь, быстрей возвратишься». Все лишние мысли разом улетучились. Раскель заставил себя сосредоточиться. Переплел особым образом пальцы рук. Увидел мысленным взором спящего в колыбели младенца. Себя, стоящего рядом с этой колыбелью. И начал беззвучно выговаривать, едва шевеля губами, слова древнего заклинания. Дочитав до конца, выждал еще немного. Осторожно выглянул из-под попоны. Проныра Князь спал. Обмяк на стуле – вот-вот свалится… * * * Призыва «не спи, друг» мастер Абель, разумеется, не услышал. Монтальватская защита скрывала истинные мысли капитана Хиббита даже от тех, кто сам ее и поставил. Но мастер и без того бодрствовал все эти последние дни и ночи, ни на миг не выпуская капитана из поля внутреннего зрения. Как заплутавший странник – путеводную звезду…