– Что-что? – перебила Иза. – Емкость. В которую можно что-то положить, налить или насыпать. – А, понятно. – Так вот, представьте и опишите… – Уже, – сказала Иза. – Представила, описываю – сумка. Большая, вместительная, из крепкой кожи. С двумя отделениями, с кучей карманчиков, с прочными ручками. Торбища такая, куда много чего можно напихать… – Прелестно! – Фиалка почему-то разулыбалась. – Красная! – уточнила Иза. – Достаточно. Беригон? – А мне представился кувшинчик с пивом, – ответил тот. – Из ледника, запотелый… – Хорошо. Титур? – Фонтан, – сказал «благородный отец». – Бьет струей, на солнышке радугой играет… Не совсем, конечно, емкость. Но ведь бассейн за нее сойдет? Бассейн с фонтаном… – Сойдет. – Правда, после Беригонова пива я что-то засомневался… – Пусть будет фонтан, – под общий смех сказала Фиалка. – Важно первое представление, а не второе. Раскель? – Мне ничего не представляется, – ответил тот. – Но пусть будет… шкатулка. Запертая. Внутри что-то перекатывается и звенит. Что – не знаю. – Красивая хоть шкатулка? – Да, красивая. – Хорошо. Катти? – Очаг… и в нем горит огонь, – смущенно сказала Катти. – Совсем не емкость… – Что представилось, то представилось, – кивнула Фиалка. – Пиви? – Воронка от бомбы, – сказала та. Фиалка взглянула на нее с удивлением. – Ни больше ни меньше? – Сама говоришь – что представилось. – Да… Ну, воронка так воронка. Князь? – Сундук с пиратскими сокровищами, – ответствовал капитан Хиббит, снова вызвав всеобщее веселье. – Под страшным заклятием, снять которое могу только я. – Потом поделишься? – улыбнулась и Фиалка. – Конечно! Она кивнула и повернулась к Аглюсу. – Русло реки, – сказал «злодей». – От истока до устья. – Сухое русло? – уточнила девушка, и голос ее слегка дрогнул. – Нет, почему же… Река на месте, течет. Среди зеленых берегов. – Хорошо… – Давай рассказывай уже, что это значит! – потребовала Иза. – Умираю от любопытства. Фиалка вздохнула, обвела взглядом всю компанию. – Рассказываю. Только попрошу помнить, что это все-таки игра. И если толкование придется кому-то не по вкусу, не обижайтесь. Лучше подумайте – а нет ли в нем зерна истины? Услышанное не понравилось – так, может, стоит заняться на досуге… своей душой? Потому что идеальное жилище по некоторым мистическим учениям – это символ именно души. Описывая его, вы невольно описали себя. И что я могу теперь сказать об Изе?… Душа ее красива и просторна, вмещает многое, открыта для людей – не зря в доме предусмотрены гостевые комнаты. Но… ей не хватает оригинальности и самобытности. Обстановку своего идеального жилья – то, собственно, что и должно наполнять душу, – Иза не просто доверит постороннему человеку, декоратору, а еще и попросит сделать все, как у кого-то другого… пусть даже у самой Илен Киски. Богатое убранство, модная мебель, даже обилие зеркал, говорящее о склонности к самолюбованию, – все это, до последней мелочи, заимствовано, все не твое. Но где же ты сама, твой вкус, твои и только твои желания? Знаешь ли ты их?… Впрочем, кое-что ты знаешь твердо, и это спасает дело. Модная мастерская, столь тебе желанная, – это на самом деле твоя тяга к прекрасному. Творческое начало, существующее в душе, для которого ты не пожалеешь даже и целого этажа… Фиалка переждала общий смех. Затем продолжила: – Беригон принимает все, чего желает Иза. Это говорит о полном доверии, с одной стороны. С другой – об изрядном пренебрежении собственной душой, в которой лишь один уголок – тот самый, куда Иза сложит все ненужное, – и должен, по мнению Беригона, остаться неприкосновенным. Уголок, где можно скрыться от всех и вся и предаться любимому занятию. Собирание и обточка стеклышек, складывание мозаик – это говорит о созерцательности, присущей Беригону, умении видеть красоту там, где ее найдет не всякий. О желании создавать красоту… Иза считает, что вы с нею похожи. Так оно и есть. Оба не самостоятельны в выборе своих предпочтений, оба готовы идти на поводу у чужого мнения, но при этом у каждого есть свое, заветное, местечко в душе, где хозяйничать вы не позволите никому. Беригон более замкнут, Иза более общительна, но в целом вы прекрасная пара – пока не посягаете на заповедные области друг друга. – Как это верно! – сказала Иза, слушавшая ее открыв рот. – Вот уж не думала, что ты такая умница… Чешешь как по писанному! – Ты не обиделась? – На что? Чистую правду говоришь! Даже про чужое мнение… мне-то казалось, я правильно делаю, что всех слушаю, а теперь… И правда, есть о чем подумать. А сумка что означает? – Об этом позже. Фиалка повернулась к «благородному отцу». – Молчи! – Титур замахал руками. – Я сам уже все понял. Ничего в моей душе нет, кроме обжорства и лени… – Мне кажется, ты шутил, рассказывая о своем идеальном доме, – сказала девушка. – Во всяком случае, был не вполне искренен. Или поленился подумать? – И то, и другое, и третье, – ответил с деланной печалью Титур. – Теперь жалею… нет бы напустить полон дом собак и гостей, и книжками обложиться, дабы показать свою доброту и ученость. Но – поздно. Аглюс ухмыльнулся. – Поздно, поздно. Знаем мы теперь твое истинное лицо… «Благородный отец» немедленно привел подходящую цитату из пророка Маргила, «злодей» парировал. Тем временем капитан Хиббит, припомнив собственное «идеальное жилище», попытался сообразить, как можно расшифровать им сказанное. Но не преуспел. «М-да, непростая игра, однако», – подумал он. – «Как и сама прима, черт побери! Прирожденный психолог или все-таки ведьма? Что, интересно, она о нас еще поняла, о чем не скажет вслух?… Надеюсь, по-настоящему ее интересует один Аглюс, а мы – так, сбоку припека! Недаром она все время оставляет его напоследок…» Фиалка между тем взялась за аркана. – Ты был весьма лаконичен, Раскель, но все же и о тебе можно кое-что сказать. Твоя душа – вольный ветер. Как всякий ветер, наверняка переменчива – сегодня ласковый бриз, завтра ураган. Стен – то бишь каких-то ограничений – она не признает. Содержит в себе весь мир и – одновременно пустоту. Ты доверяешь лишь бессловесному зверю. Был бы щедр для своего друга, но друга у тебя нет… На этом я, пожалуй, остановлюсь, ибо не хочу обидеть. Но один только вопрос – тебе никогда не бывает одиноко? – Нет, – буркнул Раскель, отводя взгляд. – Однажды станет, – сочувственно заметила девушка. – Но это – твоя душа, и тебе, конечно, советы не нужны. – Отчего же, – сказал он вдруг. – Твои я бы не отказался выслушать, только не сейчас, – и, подняв голову, посмотрел на нее с усмешкой. – А попозже и наедине… Все мужчины труппы мгновенно подобрались, грозно уставились на него. Но Фиалка сделала вид, что не услышала этого, и повернулась к Катти. – Ты сказала, что не мыслишь себе дома без Имара. Возможно, сейчас это вполне объяснимо – ты оставила тот дом, который у тебя был, а нового еще не обрела. И, находясь в смятении, думаешь, что тебе вовсе ничего не нужно. Но… Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу откровенно – не все, на мой взгляд, ладно с твоей душой? – Говори. – Катти распахнула глаза. – Мужчина обычно строит жилище. Женщина – обустраивает. Когда ты пришла в дом мужа, что ты внесла туда своего? Катти ненадолго задумалась. Потом сказала тихо: – Ты права. Только сейчас и поняла – никчемная я была хозяйка. Ничего не внесла. Там все было Имарово. А я только сидела и ждала, когда он вернется и озарит наш дом светом своей души. И заодно согреет мою душу. Она была пуста без него… – Была, – подчеркнула Фиалка. – К тому же это не совсем так. Иначе он не полюбил бы тебя. И все на самом деле – в твоих руках. Катти кивнула. – Да. Теперь я понимаю. И Фиалка, оставив ее в покое, повернулась к Пиви Птичке. К этому времени «игра» уже перестала казаться таковой не только капитану Хиббиту. Юную приму, оказавшуюся способной на столь глубокие и неожиданные суждения, все слушали затаив дыхание.