– Её вообще не волнует, что подумают люди, – проворчала Иви. – Разве ты ещё не поняла? – Если человека хотят опозорить, а он ни в чём не виноват, кто-то должен ему помочь, – сказала Китти. – Я ненавижу несправедливость. Если эти девчонки не разбираются, кто воевал, а кто нет, они не должны приставать к людям со своими дурацкими перьями. Глава девятая Зябко кутаясь в шаль, Иви сидела в плетёном кресле в игровой комнате. Макс дремал у неё на коленях, а Брэнди лежал в ногах, согревая их теплом своего тела. Холодное дождливое лето сменилось ещё более холодной дождливой осенью, и Иви подхватила простуду. На лестнице раздались торопливые шаги. Брэнди встрепенулся и обернулся к двери. В комнату пулей влетела Китти: – Ты в жизни не догадаешься, что случилось! – А что случилось? – спросила Иви, шмыгнув носом. Брэнди поднялся и бросился навстречу Китти. – Ну вот… Он грел мне ноги, а теперь они снова замёрзнут, и я превращусь в ледышку. – Не превратишься. Я сама могу сесть тебе в ноги. – Китти уселась на пол рядом с Иви и обняла её за лодыжки. Брэнди неодобрительно уставился на неё: в его понимании, на полу можно было сидеть только собакам. – Лиззи и Мэри-Энн уходят от нас! – Что? – Иви высунулась из-под шали, как черепаха из панциря. – Почему? Да, мама и миссис Диксон вечно ворчат, что Мэри-Энн бьёт посуду, но я не думала, что её из-за этого уволят. Мама же говорила, что нынче домашнюю прислугу днём с огнём не найдёшь. А что сделала Лиззи? – Ничего, – пожала плечами Китти. – Мама их не уволила, они сами уволились. Они будут работать на фабрике боеприпасов, делать снаряды для армии. Иви покачала головой: – Нет, мама их не отпустит. – Так в том-то и дело, Иви! Мама не сможет их не отпустить. Это будет непатриотично. Они же увольняются не просто так – они будут работать для фронта. Хотя мама пыталась уговорить их остаться и предложила прибавку к жалованью. – И они всё равно уходят? – На фабрике платят гораздо больше. – Китти вздохнула. – Миссис Диксон жутко злится. Гремит кастрюлями – страшное дело. Иви попыталась припомнить всё, что Лиззи и Мэри-Энн делали в доме. Во-первых, мыли посуду. Это была основная обязанность Мэри-Энн как помощницы по кухне. Ещё она чистила овощи. Значит, теперь миссис Диксон, кухарке, придётся всё делать самой? Неудивительно, что она злится. Лиззи была младшей горничной. Вдвоём с Сарой они следили за порядком в доме, перестилали постели, разводили огонь в каминах, вытирали пыль, подметали пол, полировали мебель и помогали со стиркой прачке, приходящей раз в неделю. И Сара ещё помогала маме наряжаться для торжественных случаев. Впрочем, в последнее время мама не принимала гостей и сама ни к кому не ходила. – И что мы теперь будем делать? – растерянно пробормотала Иви. Им нужны Лиззи и Мэри-Энн. Хотя, конечно, фронту они нужны больше. – Мама сказала, что даст объявление в газету, – сказала Китти. – Но мне кажется, что она вряд ли кого-то найдёт. Я бы лучше пошла работать на фабрику, чем посудомойкой к кому-то в дом. И ты, наверное, тоже. – Может быть. – Иви видела фотографии девушек, работающих на военных заводах. Судя по снимкам и по газетным статьям, работа была не из лёгких. Девушкам приходилось таскать тяжеленные снаряды, станки в цехах оглушительно грохотали, а на заводах, производящих взрывчатку, работницы имели дело с опасными химикатами. С другой стороны, руки у Мэри-Энн и так были красными и потрескавшимися – из-за горячей воды и соды, – и миссис Диксон постоянно её ругала. Возможно, на фабрике ей будет даже спокойнее. Во всяком случае, там уж точно никто не станет кричать на неё целыми днями. – Не знаю. А Лиззи и Мэри-Энн не пожелтеют от тротила? Как те девушки-канарейки[4], о которых говорила мама? – Лиззи заявила миссис Диксон, что ей всё равно, пожелтеет она или нет, – сказала Китти. – На фабрике платят в два раза больше, чем она получает у нас. А ты что, собираешься целый день просидеть в игровой? – Я болею! – Если мама не найдёт никого на замену Лиззи и Мэри-Энн, нам, наверное, придётся самим застилать постели и таскать уголь наверх, чтобы разжечь камин. – Китти тяжело вздохнула. – Болеть будет некогда. Тем более что нам ещё надо помогать папе в саду. Они уставились друг на друга со смесью ужаса и восторга. Джек, который работал у них садовником, ещё в позапрошлом месяце доложил папе, что он перекопал все цветочные клумбы под грядки и посадил картофель, свёклу и лук. Теперь, когда немецкие подводные лодки мешали проходу британских судов, с продуктовым снабжением в городе стало хуже, и всех жителей призывали выращивать овощи: не только в частных садах, но и в городских парках и скверах, раскопанных под огороды. Однако сам Джек уже не успевал собрать урожай посаженных им овощей. На прошлой неделе он опять пришёл к папе и, теребя кепку в руках, сообщил, что записался добровольцем и через десять дней едет в учебный армейский лагерь. Папа, вздохнув, только кивнул и дал Джеку шиллинг сверх оговорённого жалованья, чтобы он купил себе пива и сигарет. Папа уже объяснил Иви и Китти, что теперь им придётся помогать ему с огородом. И они помогали, хотя это было не самое увлекательное занятие, особенно если учесть, что из-за непрестанных дождей сад превратился в непролазное море грязи. Хотя пропалывать и окучивать картофель оказалось не так уж и сложно. Правда, очень и очень долго. Китти даже сказала миссис Диксон, что готова и вовсе отказаться от картошки, если это поможет экономить продукты. Иви рассудила, что, когда придёт время выкапывать картошку, лучше не возиться самим, а приспособить к этому делу Макса. В конце концов, такс выводили специально для того, чтобы разрывать барсучьи норы, и уж раскопать пару грядок он точно сумеет. С другой стороны, глядя на Макса, который сладко посапывал, свернувшись калачиком у неё на коленях, Иви подумала, что он явно не производит впечатления собаки, готовой заняться тяжёлым физическим трудом. В первый день без Лиззи и Мэри-Энн Сара, как всегда, разбудила девчонок с утра, но у них в спальнях стоял жуткий холод. – Я не успела разжечь камины, мисс Иви. Надо было помочь миссис Диксон с готовкой. Одевайтесь и идите завтракать. – Мы тут заиндевеем, – ворчала Китти, пока Иви пыталась её причесать. – Почему мы должны мёрзнуть? У меня на окне иней. С внутренней стороны! – Мисс Спирс не одобряет камины в спальнях, – сказала Иви, вспомнив лекцию о здоровом образе жизни, которую им прочитала учительница физкультуры. – Она говорит, это негигиенично. И ещё она говорит, что надо спать с открытыми окнами. Китти театрально передёрнула плечами: – Нет уж, спасибо. Завтрак в тот день был не таким плотным и разнообразным, как обычно. Даже папа, человек, не слишком привередливый в еде, сидел насупившись и угрюмо ковырял вилкой в тарелке. – Кухарка просто не успевает приготовить какие-то сложные блюда, – объяснила мама девчонкам, когда те пришли в столовую. – Рыбное рагу с рисом и овощами готовится долго, Чарльз! Возьми копчёной селёдки. Китти сморщила нос: – А бекон есть? Мама вздохнула: – Да, Китти, есть и бекон. Только, пожалуйста, помни об экономии. Нельзя разбрасываться едой. Из-за повышения цен на продукты многие семьи недоедают, так сказал наш викарий. Людям даже на хлеб не хватает, не то что на мясо. Дети голодают. И даже страшно представить, чем кормят Дэвида. – Наверное, сухарями, – сказала Иви. – Он писал, что его друг Артур сломал зуб о сухарь. Теперь, когда Дэвид уехал во Францию, он стал писать домой чаще и больше. Его письма по-прежнему были короткими, но теперь он хотя бы писал сёстрам отдельно, а не просто передавал им приветы через маму. В его письмах было немало забавного и смешного, хотя Иви подозревала, что он о многом умалчивает. – Я не хочу разбрасываться едой, – пробурчала Китти, накладывая себе на тарелку горку жареного бекона. – Я хочу её есть. Я ужасно голодная. Это наверняка потому, что я жутко замёрзла, – добавила она трагическим голосом. – Так можно же разжечь камин у тебя в спальне, Китти, – предложил папа, разламывая вилкой кусок копчёной селёдки. Китти вся просияла. – Если ты сама принесёшь из подвала уголь, подготовишь растопку, зажжёшь огонь, а потом вычистишь камин от золы. – Он вздохнул и взмахнул вилкой с насаженным на неё кусочком селёдки. – Наверное, тебе придётся прочищать ещё и дымоход. Как я понимаю, трубочист уже на пути в Бельгию. – Я просто сказала, – сердито насупилась Китти. – В кладовке есть старые одеяла, – вспомнила мама. – Можете их взять. Иви с Китти с тревогой переглянулись. Скорее всего, в кладовке уже не осталось ни одного одеяла: все старые одеяла они отдали спасателям после кораблекрушения. – В окопах, наверное, ещё холоднее, – пробормотала Китти и вздохнула. Глава десятая 27 декабря 1915 Дорогая Иви, спасибо за носки. Ничего страшного, что они разной длины. Главное, что они тёплые. Мокрые ноги – это самое страшное, что есть на войне (не считая кормёжки). С крепким армейским приветом, Дэвид. 27 декабря 1915 Дорогая Китти, спасибо тебе за вальтрап. Ты права: у меня нет коня. Но я уверен, что уже скоро встречу лошадку, которая будет тебе благодарна. Будет ей настоящий рождественский подарок! Кстати, а сахар тоже был для лошадки? Если да, то мне очень неловко, но я сам пью с ним чай. Чай у нас пахнет супом, потому что воду для чая кипятят в том же котле, где варят суп, так что сахар мне нужен больше, чем лошади. С любовью, Дэвид. 20 января 1916 Дорогой Дэвид, конечно же, сахар был для лошадки! Но ничего страшного. Посылаю тебе мятные леденцы. Возьми половину себе, а половину отдай лошадке. Любой лошадке, которую встретишь. Лошади любят мяту. Надеюсь, что на войне всё хорошо.