– Мы-то как раз представляем, – перебила его Иви. – Мы сами попали под тот обстрел. Корабли, которые атаковали Скарборо, потом пришли сюда. – Да, – с горечью проговорил Дэвид. – А я в это время был в школе, может быть, маршировал на плацу в нашей глупой как бы военной форме на занятии по офицерской подготовке. Пока моих младших сестёр чуть не убило шрапнелью. Проклятые фрицы! – Он сунул руки в карманы и уставился на соседний плакат, на котором была изображена Британия в виде высокой женщины с мечом и флагом в руках. Она вела за собой колонну солдат, готовых броситься в бой. Иви вдруг поняла, что глаза у Дэвида горят точно так же, как у этих солдат на плакате. Она потянула его за локоть: – Пойдём. А то Китти рассердится. Дэвид пошёл следом за ней, со злостью пиная кучки мокрого снега на краю тротуара. Иви подумала, что у брата плохое настроение с тех самых пор, как он приехал домой на каникулы. Обычно, когда Дэвид был дома, он целыми днями пропадал на чердаке, где расчистил себе «берлогу» среди сундуков и завалов старой поломанной мебели. Там у него были книги, тюбики с красками и целые горы рисунков. Он не возражал – не особенно возражал, – когда Иви поднималась к нему и наблюдала, как он рисует. Он даже давал ей старые листы, чтобы она рисовала на обороте. Но в эти рождественские каникулы он почти не рисовал. В основном просто лежал на свёрнутом старом ковре и смотрел в пустоту. И не хотел, чтобы Иви сидела рядом. Он жутко злился, что пропустил «единственное захватывающее событие за всю историю Уитби», а когда Китти по недомыслию упомянула о «Рохилле», Дэвид обозлился ещё сильнее, потому что в осенние каникулы гостил у друга и его не было в городе, когда спасали корабль. – Слушайте, вы же можете сами сходить за конфетами, да? – внезапно спросил он. – Кондитерская совсем рядом, и дорогу вы знаете. – Но мама велела тебе пойти с нами, – возразила Китти, топнув ногой. – Она сказала, что ты пойдёшь с нами. – Китти нравилось гулять по городу с Дэвидом. Он был высокий и симпатичный. На самом деле он был настоящим красавцем. Между собой Иви с Китти решили, что Дэвид в сто раз симпатичнее любого из всех знакомых мальчишек из школы. Иви втайне надеялась, что во время прогулки она встретит кого-то из школьных подружек и сможет похвастаться старшим братом. – Что вы как маленькие! – нахмурился Дэвид. – Вы каждый день сами ходите в школу. – А что мы скажем маме, когда вернёмся домой без тебя? – сердито спросила Иви. – Не знаю! Скажете, что я встретил друзей или что-то вроде того. Я всё равно скоро вернусь. Вот вам ещё шиллинг. Купите мне карамелек, а сдачу оставьте себе. Давай, Иви. Будь человеком. – А куда ты собрался? – спросила Иви, внезапно встревожившись. Дэвид обычно не жадничал – но чтобы так просто отдать целый шиллинг! Это совсем на него не похоже. Он явно что-то задумал. – Не делай такое лицо. – Дэвид снисходительно похлопал её по руке. – Идите в кондитерскую и накупите себе сластей. Разве плохо? – Ну и пожалуйста! Ну и ладно! – Китти снова топнула ногой и схватила монету. – Иди куда хочешь, а мы обойдёмся и без тебя. – Я не знаю, куда он пошёл, – сказала Иви, когда Дэвид умчался. – Я тоже не знаю, и мне это неинтересно. – Китти взяла её за руку и решительно зашагала в сторону кондитерской. Когда они вернулись домой, накупив всевозможных конфет в полосатых бумажных пакетах и красивых коробках с рождественскими рисунками, Дэвида ещё не было. Он не вернулся и к полднику, и Иви пришлось выдумывать для него оправдание: он якобы вспомнил, что у него есть какое-то важное дело. Наконец он пришёл – минут через десять после того, как папа вернулся домой из конторы, – с видом одновременно испуганным, победным и гордым. – Я не вернусь в школу, – заявил он с порога гостиной. – Что? – спросил папа, а мама встревожилась: – Что это значит, Дэвид? Ты сделал что-то не то? У тебя неприятности? Из школы нам ничего не сообщали. – Школа тут ни при чём. Я записался добровольцем. – Он вошёл в комнату, уселся на подлокотнике кресла и принялся беспечно качать ногой, старательно изображая, что ему все трын-трава и сам чёрт не брат. И при этом пытался казаться минимум года на три старше своих пятнадцати лет. – Не может быть. – Китти всё ещё сердилась на Дэвида за то, что он бросил их с Иви. – Не говори глупостей, Дэви. Ты ещё не дорос, чтобы тебя взяли в армию. Дэвид пожал плечами: – На призывном пункте считают иначе. – Но ты действительно слишком молод для армии. – Мама резко поднялась с кресла. – Тебе всего пятнадцать! – Призывной возраст начинается с восемнадцати лет, – сказал папа. – Значит… ты им солгал. – Только потому, что хочу служить своему Отечеству! – Голос Дэвида сорвался, дав петуха, и он густо покраснел. Голос у него уже поменялся, стал по-взрослому низким и басовитым, но иногда всё же срывался на детские писклявые нотки. Впрочем, кроме ломающегося голоса, больше ничто не выдавало его истинного возраста. Он всегда был высоким и широкоплечим, и у него уже начали расти усы. С виду ему можно было дать восемнадцать, а то и все девятнадцать. Иви почувствовала, как у неё похолодели ладони, а сердце сжалось от страха. – То есть… ты пойдёшь на фронт? – спросила она слабым голосом. – И в школу уже не вернёшься? – Конечно, он вернётся в школу! – Мамин голос сорвался на визг. – Это какой-то абсурд. Завтра же утром я пойду на призывной пункт и так им и скажу. – Нет! – испуганно закричал Дэвид. – Мама, не надо никуда ходить. Это будет… ужасно. – Как ты мог, Дэвид?! И что у них там творится?! Они что, не спрашивают никаких документов для подтверждения возраста призывников?! – Я выгляжу на восемнадцать, мам. В школе я самый высокий. Им и в голову не пришло спрашивать у меня документы. – Мальчишки! – воскликнула мама, глотая слёзы. – Вечно вы так! Я уже потеряла одного сына… – Не надо, мам. – Иви подошла к маме и крепко её обняла. – С Дэвидом ничего не случится. Он никуда не пойдёт. – Нет, пойду, – решительно заявил Дэвид, хотя сильно побледнел. – Прости, мам, я знаю, как тебе тяжело. Теперь, когда Алекс… Но неужели ты не понимаешь? Он бы тоже захотел, чтобы я пошёл на фронт. Он бы мною гордился. – Ему было семь лет! – простонала мама. – Что он понимал?! И ты тоже не понимаешь, что война – это не маршировка под музыку и восторженные крики девчонок. Тебя отправят во Францию, и ты уже никогда не вернёшься домой! – Хелен, не надо. – Папа ласково отстранил Иви и сам обнял маму. – Рано или поздно это должно было произойти. – Что? – спросили мама с Дэвидом в один голос, и Дэвид, спрыгнув с подлокотника кресла, с надеждой взглянул на папу. – Война закончится раньше, чем ему исполнится восемнадцать, – горячо зашептала мама. – Да, так и будет. Она должна была закончиться к Рождеству, значит, осталось уже недолго. Он ещё ребёнок. Ему надо учиться, а не воевать. – Может быть… – Папа тяжело вздохнул. – Но только вряд ли война закончится так уж скоро. Никто не знал, как всё обернётся. С нашим нынешним современным оружием… Кажется, мы увязли всерьёз. Возможно, ещё на несколько лет. – На несколько лет?! – упавшим голосом переспросила мама. – Вполне может быть. И если Дэвид хочет служить Отечеству… Подумай о детях, погибших в Скарборо, Хелен. На их месте могли бы быть Иви с Китти. – Вот именно! – с жаром проговорил Дэвид. – Я не могу оставаться дома! Я должен защищать сестёр! – Но с нами же ничего не случилось, – возразила Иви, схватив Дэвида за рукав. – С нами всё хорошо. А тебя могут ранить! – Ей не хотелось говорить при маме «или убить», но именно так она и подумала. – И раньше ты как-то не очень стремился нас защищать, – добавила Китти. – Вряд ли можно назвать защитой, что ты дёргаешь меня за волосы. – Не надо, девчонки. Вы должны им гордиться. – Папа кивнул Дэвиду, и Иви увидела, что брат приосанился и расправил плечи. Сейчас он выглядел старше своих пятнадцати лет – но в то же время как будто и младше. Его губы сжались в упрямую, строгую линию, но глаза горели восторгом, как у ребёнка в ожидании праздника. Иви взглянула на папу. Кажется, он доволен. И смотрит на сына чуть ли не с завистью. Иви с трудом проглотила комок, вставший в горле. – Папа, ты тоже запишешься добровольцем? – Я уже староват, Иви. Но я подумал… Городская полиция объявила набор добровольных помощников, чтобы заменить полицейских, которые ушли на фронт. Вот туда меня точно возьмут. Нужно будет выходить на ночные дежурства, буквально раз в две-три недели, так что мне не придётся бросать работу. Мама рухнула в кресло и пробормотала с потерянным видом: – Я не понимаю… просто не понимаю. Ты отпускаешь его на войну?! Как ты можешь его отпустить?! – Когда тебе надо явиться на сбор? – спросил папа у Дэвида. – Уже скоро, – ответил Дэвид. – Мне пришлют телеграмму. И сначала меня отправят в учебный лагерь. * * * – Вы видели? У Эйлсы траурная повязка! – шепнула Грейс по дороге в класс. Постаравшись обернуться как можно незаметнее, Иви посмотрела в ту сторону, где стояли старшие девочки. Грейс закатила глаза: – Не надо так оборачиваться и таращиться! – Её папа?.. – спросила Иви. Она хотела сказать «брат», но у неё не повернулся язык. – Скорее всего, брат, – сказала Сибилла, выглядывая из-за плеча Иви. – Да, у неё есть старший брат, – кивнула Доротея. – Я его видела на концертах и на школьных вечерах. – Ох… – прошептала Иви, и они с Грейс испуганно переглянулись. Между собой они решили, что, конечно, гордятся своими братьями – Гарольд, брат Грейс, уже воевал во Франции, – но всё равно им было страшно. Списки погибших в газетах были пугающе длинными, и Грейс однажды призналась, что теперь каждый раз, когда почтальон приносит письма, она обмирает от ужаса: а вдруг в каком-то из них будут дурные вести? Дэвид уже уехал в учебный лагерь, и, кажется, ему там нравится. В последнем письме он писал, что в лагере кормят гораздо вкуснее, чем в школе. Его определили в лагерь для офицеров, поскольку он посещал частную школу, где прошёл курс начальной офицерской подготовки, и армейское руководство сочло его пригодным для командирской должности. Иви гадала, не значит ли это, что начальство Дэвида напишет директору его школы, чтобы получить подтверждение, что он действительно там учился. В таком случае обман с возрастом сразу раскроется и брата наверняка вернут домой, но пока что ему всё сходило с рук, хотя в том же лагере проходил подготовку недавний выпускник Седбергской школы для мальчиков, который знает, сколько Дэвиду лет на самом деле. Очевидно, он думал, что Дэвид достоин всяческого уважения, раз сумел так схитрить и записаться в армию в обход всех правил, и не собирался выдавать его тайну. – Она такая грустная, – шепнула Иви подругам, ещё раз украдкой взглянув на Эйлсу. Слухи распространяются быстро, и к концу дня уже вся школа знала, что у Эйлсы большое горе: её старший брат погиб во Франции. Вернувшись домой, Иви написала Дэвиду письмо, в котором ни словом не упомянула о брате Эйлсы. Дорогой Дэвид, теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что войны Алой и Белой розы нагоняют зелёную тоску. Мисс Брюс, наша учительница истории, рассказывает о них так, словно это какое-то увлекательное приключение, но мисс Брюс вообще странная. Как у тебя дела? Надеюсь, ты получил шоколад, которые мы с Китти тебе посылали. Вам разрешают ходить в магазины? Ты покупаешь себе конфеты? Я знаю, что ты с нетерпением ждёшь, когда вас отправят во Францию. Надеюсь, что к тому времени погода наладится. Не знаю, что там, во Франции, но тут у нас жуткая сырость.