– Если бы, сэр. Масса гнилых овощей и тухлых яиц, обрушенных неизвестными лицами на означенный бар, якобы выражавших таким образом свой протест против его политической ориентации… – Вы хотели сказать сексуальной ориентации, Трегарт? – Я имел в виду бар, сэр. – А-а… А я Квилпа… Кстати, вы уверены, что именно Квилп был целью нападавших? – Уверен сэр. Нападение было совершено примерно через полчаса после его прибытия. Кроме того, характер этого заведения исключает иные мотивы нападения, в том числе уголовные и политические. – Какой характер? – Видите ли, сэр, этот бар является чем-то вроде клуба русских патриотов прокоммунистической ориентации. А мы знаем, что даже русская мафия, для которой не существует ничего святого, никогда никого из этой публики не трогает… – Это нам о чем-нибудь говорит? – любопытствует директор. – Этот факт нуждается в отдельном исследовании, сэр. – О’кей, я дам соответствующие указания аналитикам из Отдела транснациональных проблем. Это все, Джим? – Если бы, сэр… Квилп утверждает, что ему удалось проникнуть на тот самый объект, с которым потерпела неудачу Нелли… – У вас есть основания сомневаться в этом? – И очень веские, сэр. Квилп сообщает, что там нет никаких секретных лабораторий по производству или исследованию психотропного оружия, а также полностью отсутствуют посадки растений, используемых в качестве наркосырья. Он настаивает, что остров создан единственно с целью субтропизации местного климата. На острове, согласно его данным, размещены Бюро Хорошей Погоды, Гидрометеорологический Институт Теплых Течений и несколько филиалов Академии Наук: сельскохозяйственный, зоологический, биологический и так далее. – Эти сведения подтверждаются какими-нибудь другими независимыми источниками? – В том-то и дело, сэр, что опровергаются. Накануне Форт-Мид[77] поделился с нами важной информацией. Им удалось перехватить и дешифровать сообщение агента украинской разведки, полностью посвященное интересующему нас объекту. Не вдаваясь в подробности, этот агент сообщает о наличии на объекте как минимум одной спецбазы по подготовке подрывных татарских элементов для последующей их заброски в Крым с целью отторжения этой области от независимой Украины. – Да, но это не совсем то, на что мы рассчитывали, Джим, вы не находите? – Я не исключаю возможности, что этот агент мог принять подопытных кроликов секретной лаборатории за татарских боевиков. В конце концов, эти украинцы находятся под самым боком России, и это обстоятельство не может не оказывать на их психику тяжелого морального давления. – Ваше объяснение не лишено логики, но я бы не назвал его исчерпывающим. В какие подробности не стал вдаваться украинский агент? – Очевидно в те, которые позволил себе в шифрованном сообщении Квилп. Я затрудняюсь в оценке, поэтому изложу их близко к тексту. Квилп сообщает, что когда он попал с помощью прогулочного вертолета на объект, там его уже поджидал мэр Южноморска со всей своей свитой. После непродолжительного по местным меркам двухчасового митинга, они устроили ему самую подробную экскурсию, причем Квилп утверждает, что во время экскурсии он мог по собственному усмотрению зайти в любое помещение, направиться в любую часть острова и поговорить по душам с любым сотрудником. После экскурсии состоялся роскошный пикник с обильными возлияниями, во время которых мэр на вопрос Квилпа о причинах, вынуждающих власти держать этот остров на секретном положении, ответил будто бы следующее. Людям нравится все таинственное и секретное – это, дескать, приподнимает их эго в собственных глазах, возбуждает воображение и дает пищу пересудам. Так почему бы, заявил мэр, не пойти в такой малости навстречу электорату? Якобы для этого всего-то и нужно, что засекретить и запретить, тем более что такое положение позволяет ученым работать в спокойной творческой обстановке… – В этом есть что-то византийски витиеватое, не так ли, Джим? – Меня больше смущает другое, сэр. – Что именно? – Осведомленность мэра. Он знал о намерении Квилпа попасть на интересующий нас объект. – Вы полагаете, ему подсунули Потемкинскую деревню? – Простите, сэр? – озадачился заместитель, чем доставил своему боссу немалое удовольствие поупражняться в сарказме и иронии по поводу исторической неосведомленности Отдела России и Европы. Однако Трегарт, внимательно выслушав экскурс в историю правления Екатерины Великой, вопреки ожиданию, просиял: – Just so, sir! Именно это я и имел в виду! – Джим, а вам не приходило в голову, что если Квилп все же прав, то в этом случае Нелли могла действительно подвергнуться нападению барракуд? – Приходило, сэр. Но, по зрелом размышлении, я счел эту версию крайне неправдоподобной. Кстати, большинство экспертов в этом со мной согласны: Черное море заражено сероводородом, барракудам там не выжить… – Что же мы в итоге имеем, Джим? Три противоречащих друг другу сообщения об одном и том же объекте: от Нелли, Квилпа и неизвестного украинского агента. Причем ни одно из них не подтверждает достоверной информации о психотропном оружии. Необходимо подключить еще кого-нибудь, калибром не меньше Квилпа… – Вы просто читаете мои мысли, сэр! – не справился с восхищением заместитель. Однако босс не принял комплимента: – Это свидетельствует лишь о том, что мы оба не чужды шаблонной запрограммированности… Директор задумчиво прислушался к Баху, чьи фуги откуда-то издалека, с той стороны подразумеваемого мира вливались в этот, не подразумеваемый, придавая вселенской масштабности заботам и делам возглавляемого им ведомства. В столе у него лежал дешифрованный радиоперехват, в котором крупный чин русской контрразведки в Южноморске делится с Лубянкой своими подозрениями относительно действующего на контролируемой им территории опытного образца того, что он обозначил аббревиатурой ДУАТАД (Дистанционно Управляемый Агент Тактического Действия) и просит Центр усилить его группу квалифицированным персоналом и высокоточной техникой для обнаружения и «межведомственной» засветки указанного образца с целью получения технологии его производства непосредственно от изготовителя, в чьем российском происхождении этот чин не сомневается. Райен после глубоких, не лишенных внутреннего драматизма, размышлений, пришел к мужественному, но малоутешительному выводу о дезинформационном характере этой перехваченной шифрограммы. Кто-то пытается сбить их с верного пути, направив по ложному следу. И он, Колл Райен, даже догадывается – кто. Потому и держит эту информацию при себе, не давая ей оперативного хода. – И все же Джим, меня не оставляет сомнение, что под видом покушения на Квилпа кто-то хотел свести свои счеты с комми таким вот варварским, чисто русским способом… – Я тоже думал об этом, – признался Трегарт, – и взял на себя смелость отвергнуть эту мысль как несостоятельную. Она не поддается проверке, сэр. Я склонен считать, что кто-то в самой России заинтересован в том, чтобы дестабилизировать обстановку в Южноморске, – этом оазисе свободы и здравомыслия… – Простите, как вы сказали? – оживился директор. – Это не я, сэр. Я позволил себе процитировать все того же Квилпа. Именно так он выразился в своем сообщении. Наверное, это действительно стоящее место, если он счел необходимым включить столь лирическое замечание, не совсем, мягко говоря, уместное в секретной шифровке. – Если вас не затруднит, Джим, я бы попросил привести его дословно. – Ничуть, сэр! Я запомнил дословно. Цитирую. Южноморск – это великий оазис свободы и здравомыслия в этой порочной, чуждой, пьяной, не знающей Бога, шизофренической стране. Конец цитаты. – Он не любитель выпить? – Не больше обычного. Коктейль, бокал вина за обедом… – Наркотики? – Не думаю, сэр. До сих пор ничего такого, что позволило бы квалифицировать его поведение как неадекватное, не замечалось. А вы не хуже меня знаете, как неосторожны наркоманы… – Но разве это лирическое отступление в шифрованном донесении в его стиле? – настаивал Райен. – Трудно сказать, сэр. Все-таки он плейбой, артист, а значит, так или иначе, пленник собственного воображения и эмоций. Сбои у таких людей просто неизбежны. – Хорошо, если это просто сбой, – заметил директор и многозначительно прислушался к Баху. – Если я вас правильно понял, сэр, вы подозреваете, что он находится под контролем и это лирическое отступление является попыткой сообщить нам об этом? – Вы бы пропустили такого рода отступление от темы в донесении вражеского агента, работающего у нас пол колпаком? – Это исключено. – Недооценка противника, Джим, обычно заканчивается провалом операции. А это сказывается на карьере, знаете ли. – Что же тогда, сэр? Я теряюсь в догадках. – Для всех нас было бы лучше, если бы мои заместители имели обыкновение хотя бы изредка теряться в разгадках, – пошутил директор и молодо улыбнулся. Сочетание дурацкой шутки с неотразимой улыбкой произвело на заместителя столь удручающее впечатление, что он, не сдержавшись, хмыкнул. Затем промокнул губы платком и поднял на Райена виноватые глаза. – Вот-вот, – изрек босс, бросая пронизывающий взгляд на своего заместителя, – все мы время от времени глупим, и Квилп не исключение. Господи, да ему с его кличкой ничего другого и не остается. – Он сам ее выбрал, сэр. – Я был бы крайне удивлен, Джим, если бы это сделали вы… – Сэр! – вдруг вскричал Трегарт, окончательно утратив весь свой британский лоск. – Идея! Мне кажется, я понял, на что намекает Квилп этим лирическим отступлением. – Любопытно было бы послушать, – поощрил начальник подчиненного. – Этим замечанием Квилп хотел довести до нашего сведения, что слухи о психотропном оружии есть дезинформация русских спецслужб. Мы полагаем, что такое большое количество сотрудников ФСБ в Южноморске объясняется желанием русских защитить свои тайны от разглашения, а на самом деле это ловушка для наших и не только наших агентов, сэр… – Браво, Джим! – улыбнулся своей обычной ледяной саркастической улыбкой директор. – Жаль, что не могу себе позволить доложить Президенту об этом, сославшись в качестве неопровержимого доказательства на вашу догадку и на лирический пассаж, допущенный моим агентом в сеансе радиосвязи… – Я добуду факты, сэр! – загорелся молодым задором Трегарт. – Разрешите задействовать в этой операции Свивеллера, сэр. Райен не спешил с ответом. Взяв пульт дистанционного управления, он увеличил громкость. Кабинет наполнился тяжкими размышлениями о вере и сомнении, внутреннем единстве и внешнем раздрае, о непосильном долге человека и благой воле Творца, о невозможности соединить все это иначе, как только на краткий миг прозрения, который нельзя забыть и нет сил вечно помнить… – Я согласен, Джим, задействуйте Свивеллера. Но, – директор в упор взглянул в глаза Трегарта, – не забывайте, в Белом Доме почти на сто процентов убеждены в существовании если не готового к употреблению психотропного оружия, то, по меньшей мере, далеко продвинутых разработок по нему. Трегарт молчал: казалось, тоже был заворожен музыкой. На его высоком лбу выступили капельки пота. – Не мне вам объяснять, – продолжал директор, – что Россия – это такая страна, где все возможно: и самое плохое, и самое хорошее. Поэтому, до чего бы вы не докопались, доказательства должны быть убедительными. – Я понял, сэр, – Трегарт встал, с чувством пожал протянутую боссом руку и удалился. Оставшись в одиночестве, Райен помедлил, понизил звук, дотянулся до кнопки звонка и трижды нажал ее. Дверь немедленно отворилась, впустив секретаршу со стенографическим блокнотом в руках. – Да, сэр? – Диктовка для папки «личное», Хелга. Совершенно секретно. Без копирки. Секретарша села, открыла блокнот, навострила уши. – По просьбе моего заместителя Джима Трегарта, курирующего Отдел России и Европы, разрешил задействовать в операции «Итака» особо ценного агента Свивеллера. Сделал это, исходя из интересов американского народа, Президента США и Господа Бога. Записали?