И Анка при этом улыбалась. Вот этой своей жуткой улыбкой. Совала под нос фотоаппарат, где на экране виднелся знак, который она уже видела – овал с трезубцем внутри. И виделось, что, сделай сейчас Светик что-то не так, Анка треснет ее этим фотоаппаратом. И вот эта улыбочка не сойдет у нее с лица. Дыхание от ужаса перехватило. Надо было бежать. Искать Глеба и хоть пешком, хоть вплавь выбираться с острова. Брат с сестрой придвинулись. Кулаки у Костика побелели. От Анки осталась только эта мрачная улыбка. Вдохнуть все не получалось. Светик начала задыхаться. Хлопнула дверь. Действительность дрогнула, рассыпаясь. Светик закашлялась. Дядя Лёка закрыл за собой дверь, тяжело опустился на лавку, принялся стаскивать сапоги. – Ага! Пришла, гулена! Костик скучающе изучал фантик от шоколадки. Анка хмурилась, терла экран. – Чего-то ничего нет, – вздохнула она и грустно ссутулилась. Светик посмотрела в окно. О чем-то она думала перед этим? Перед чем, кстати? Что ее отвлекло? Забыла уже. Забывчивая она тут стала. За окном – куст. Узкие листья. Ветки от дождя поникли. Виднеются зреющие гроздья ягод. На фоне смородины и крыжовника куст бузины казался лохматым монстром. Значит, около него клад. А с какой стороны? Вокруг куста поднималась высокая трава. Если пойти туда с лопатой… – А брат твой где? – ворчливо поинтересовался дядя Лёка. – Зачем в книжках моих копался? Я смотрю, на трюмо все переложено! – Что-нибудь пропало? Зачем Глебу ковыряться в чужих вещах? В жизни он так не поступал. – Пропало? Дядя Лёка поспешно пересек кухню, застыл на пороге, глядя на трюмо. – Нет, – вдруг жизнерадостно улыбнулся он. – Ничего не пропало. Просто заметил. Где он? – По пляжу бродит, – пробормотала Светик, глядя на тяжелые, перепачканные землей сапоги хозяина. Где это он в них ходил, что столько грязи притащил? Она тоже весь день на улице провела, но ее сапоги вылизаны дождями и водой с травы. А он словно траншею копал. Или клад? Светик зыркнула в окно. Нет, куст стоял ровно, трава поднималась вокруг него высоко, если дядя Лёка где клад и копал, то не здесь. А в другом месте… Другом месте… Значит, их тут много, этих кладов. – А я издалека тебя не приметил. Смотрю, идет кто-то… – Дядя Лёка в носках прошел в кухню, устало опустился около стола. – Решил, что это финны мои опять приехали, только дозвониться не смогли. Я дела-то бросил и скорее побежал сюда. А тут вы собрались… – А что за финны к вам ездят? – радостно спросила Анка. – Разные все люди. Поначалу чуть ли не переезжать обратно жить собирались, но что-то быстро поостыли. Не держатся здесь они. Хотя ничего особенного здесь нет. Остров и остров. Природа, животные, ягоды-грибы. Ко мне одна финка постоянно ездит, подарки привозит. Я ее зову Аннюшка. Ее двоюродный дед жил в этом доме. Уж не знаю, так ли это на самом деле, но она много всего интересного рассказывает – как жили тут, какие порядки были. Вот Аня на маяке была, а ведь там тоже дома стояли. Один – смотрителя, а чуть дальше – его сына. И большие дома были, богатые. Каменная кладка осталась, видела? – Потрясающее место! – мгновенно завелась Анка. – Надо туда еще раз сходить! – А вы, как я вижу, уезжать раздумали? – Дядя Лёка кивнул в сторону прислоненного к печке рюкзака. Светику стало неудобно. Она же первая кричала, что хочет уехать, Костика подбивала, на Глеба наскакивала… Чего шумела? И так понятно было, что останутся. С самого начала. – Я подумала, что здесь хорошо, – преодолевая смущение, произнесла она. – И если вы не против… – Скорчила жалостливую мордочку. Поймала недовольный взгляд Костика. Кажется, она стала его достойной ученицей. – То мы бы остались до выходных. – Да я только рад! Сейчас и обед приготовим. Кто умеет картошку чистить? – Я! – подпрыгнула на месте Анка. Сначала они все вместе спустились в подпол за картошкой, потом весело ее чистили, дядя Лёка рассказывал невероятные истории из своей молодости. Как спали по два часа, работали без устали, а потом гуляли до первой зори. Как садились в лодки, уплывали далеко за остров и там, перекликиваясь, пели песни. Картошка забулькала, мясо из консервной банки отправилось в кастрюлю. Всплывая, показывала свои бока морковка. За окнами прошел Глеб, пересек картофельное поле, остановился около куста смородины, стал неспешно обрывать ягоды. – Ты чего там нашла? – Анка заметила прилипшую к окну подругу. – Так, ничего, птицы странные летают… – Уж не сороки ли? – крикнул дядя Лёка от плиты. Он пробовал суп и без устали его подсаливал. – Нет, какие-то большие, черные, – пробормотала Светик, пряча глаза. Не хватало еще, чтобы все догадались, что она следит не за птицами, а за кустом бузины. – Соколы? – бодро отозвался дядя Лёка. – Это они, наверное, олененка гонят. Сын на прошлой неделе приезжал, пошел с детишками в лес за ягодами, потом рассказывал, что видел в лесу оленят. Охоту на них хищники открыли. – Где соколы, где? – повис на подоконнике Костик. Светик почувствовала, как напряглась ее ладонь, готовая дать подзатыльник этому слишком любопытному чаду, которому вечно что-то нужно. Посмотрела в окно. Глеба там уже не было. Стукнула входная дверь. – Ммм, как вкусно пахнет, – воскликнул брат, за два шага снимая сапоги и проходя в кухню уже в носках. – Наконец-то нас нормально покормят! – Чур, мое место не занимать! – понесся к столу Костя. – Котик, веди себя прилично, – одернула брата Анка, но он ее не слышал. Занял стул около окна, прихлопнул забытую шоколадку ладонью, а когда руку поднял – ничего на столе не лежало. Протер рукавом место перед собой. Посмотрел по сторонам – не видит ли кто. – Я готов! – сообщил он. – Как же мне у вас нравится! – выдала вдруг Анка и жизнерадостно заулыбалась. – Мне тоже нравится, – заторопился вставить свое мнение ее брат. – И мне! – поднял руку и без того высокий Глеб, пальцами коснулся потолка. Светику тоже все здесь нравилось, только она говорить не хотела. Чтобы никто не стал над ней смеяться – до этого не нравилось, а теперь вроде как и ничего себе… И чего раньше не нравилось? Не помнила уже. Чего так рвалась звонить маме. Зачем? Нужна ли ей мама? Над тарелками поднимался пар. Большие куски желтоватой картошки ноздревато подразваливались, сообщая о своей полной готовности. Волокна мяса в бульоне рождали бурчание в желудках. Всем хотелось есть! Всем хотелось впиться зубами в эти сочные кусочки, всем хотелось жевать, проглатывать, снова наполнять рот, снова жевать. Большими ломтями откусывать мягчайший хлеб. И чтобы это не кончалось никогда. Глеб ковырял ложкой в тарелке, раскалывал крупные картофелины, приглядывался к разварившейся морковке. Рядом с тарелкой лежал хлеб, который подсунул ему дядя Лёка, но брат его не брал. А все высматривал и высматривал что-то в тарелке. Это высматривание вновь родило тревогу. Светик посмотрела на подругу. Что-то с ней было связано, неправильность какая-то. Что-то Светику в ней не нравилось. Что-то пугало… А, ерунда, потом разберется. После супа их ждал настоявшийся чай. В чашке плавала травинка, попавшая сюда из заварника. Она все норовила заплыть в рот, но Светик отплевывалась, отдувалась, отфыркивалась. От горячего чая бросило в пот. Челка прилипла ко лбу. Приходилось ее смахивать. Захотелось снять кофту. Сквозь сонную дымку виделась за столом девочка Вера. Она довольно прикрывала глаза и тоже отдувалась, поднося ко рту полное блюдце чая. Светику показалось, что она разглядела на дне блюдца чаинки. Анка замахала девочке рукой, привлекая внимание. Костя же еще больше насупился, словно хозяйка могла сейчас потребовать с него плату за съеденные шоколадки. Но хозяйка ничего ни с кого требовать не собиралась. Она довольно оглядывала стол. Ей нравилось. Все было так, как ей и хотелось. И всегда так будет. Против ее силы невозможно устоять. Она победила. Те, что жили раньше на острове, ей не нравились. Они плохо относились к ее отцу, поэтому она их прогнала. Кто сам не захотел уходить, того поторопила. Мало ли способов на острове умереть – кто в чащобе заблудился, кто в озере утонул, кто замерз лютой зимой, кто неловко топором взмахнул. А эти, приехавшие, ей понравились. Их гнать не хотелось. Хотелось оставить, поиграть. И к папе они хорошо относятся. Пусть живут. Пока не надоедят. Глеб тоже смотрел на девочку. Смотрел спокойно, как на старую знакомую. Руки его лежали на столе. Тонкие, длинные, перепачканные в земле пальцы перебирали крошки около тарелки. А потом он сделал неожиданное. Щелкнул пальцами. Получилось звонко. Как будто сломали сухую палочку. Или закрыли заколку. Девочка резко повернула голову к окну. Блюдце в ее пальцах дрогнуло, чай полился через край. Светик потянулась, чтобы предупредить, махнула рукой, задевая свою чашку. – Ты чего, приспала? – удивился дядя Лёка, глядя, как растекается по столу коричневая лужа. – Набегались за ночь-то, умаялись… Ничего, поживете у меня… отдохнете. Здесь хорошо, тихо. Никого нет. Сказал и пошел за тряпкой со стола вытереть. Светик посмотрела на Глеба. Тот равнодушно доедал суп, вычерпывая жижу со дна тарелки. Тогда она повернулась к окну. Там, около куста бузины, стояла девочка. Лицо ее было перекошено злобой. Что-то она хотела сделать с этим кустом. Вырвать? Или глубже вкопать в землю? Потом она подняла голову вверх, зло покосилась на небо. И исчезла. Светик сморгнула. Исчезла. Как будто и не было. Зачем она теперь нужна дяде Лёке? Все и так остаются. – Ах, как мне здесь нравится… – нараспев произнесла Светик. Теперь можно было это сказать. Глава 8 Побег