– Моя мама. Мы не виделись много лет. – Теперь понятно, почему ты дернулась как ошпаренная, когда она подошла к тебе. Будто призрак увидела. – Я передумала гулять. – Рита повернулась к Анри и испытующе посмотрела ему в глаза. – Пригласи меня к себе. Анри прищурился. – Ты решила сделать все, чтобы я непременно вернулся? – с улыбкой спросил он. – Признаю, что из меня вышел неудачный соблазнитель. Снимаю предложение. Голос ее был расстроенным, таким же опечаленным было выражение лица. Это развеселило Анри, который позволил себе не согласиться с ее словами. – Принимаю предложение, – ответил он и, схватив Риту за руку, потянул к выходу. Глава 17 Эльза вернулась в «Асторию». Приезжая в Петербург, она всегда останавливалась именно в этом отеле. К тому же предпочитала номера с видом на Исаакиевский собор, взгляд на который успокаивал ее и наполнял уверенностью. Паркетные полы, льняные покрывала, портьеры пастельных тонов – атмосфера номера также действовала умиротворяюще. В тишине отеля Эльза окуналась в другой мир, кардинально отличающийся от того, в котором она жила. За это она любила свои поездки в Петербург, а приезжала Эльза сюда по крайней мере три раза в год. Но единственной причиной, которая звала в этот город, была дочь. Ее Эльза стремилась увидеть, пусть издали, не обнаруживая себя, однако именно этими недолгими мгновениями она жила до следующего визита. В номере было тихо. Эльза сняла пиджак, бросила его на кровать и расстегнула верхние пуговицы на блузе. Потом и вовсе разделась, зашла в душ и долго стояла под прохладными струями воды, закрыв глаза и вспоминая лицо Риты. Завернувшись в полотенце, Эльза легла на кровать и задумалась над тем, придет ли девочка к ней или, так и не справившись с обидой, решит не вступать с матерью в контакт. Как сама Эльза поступила бы в этом случае, она не знала, лишь понимала, что не может требовать от дочери прощения и понимания. Да и как оскорбленный ребенок может извинить мать, которая на много лет исчезла из его жизни? Никакие объяснения не способны вернуть потерянные годы и сгладить чувство утраты. Эльза уже давно перестала быть для Риты матерью, наверное, в тот момент, когда приняла решение уехать в Москву, оставив девочку с бабушкой. Однако тогда казалось, что отъезд был единственно правильным выходом из ситуации, в которой оказалась ее маленькая семья. Пенсии свекрови не хватало, работу Эльза, в те дни еще Марина, потеряла. Возможно, следовало согласиться и принять ухаживания капитана Федорова, который и привез ей страшную новость о смерти мужа. Но о других мужчинах она не думала, лишь оплакивала погибшего Павла, хотя видела, как многие из части, в которой служил муж, с нетерпением желают занять его место. Марина была хороша собой, гордилась своим красивым лицом и фигурой, но внешняя привлекательность сыграла с ней злую шутку. Если бы она представляла для мужчин меньший интерес, то и жизнь ее сложилась бы по-другому. Уж в этом она была уверена. Капитан Федоров, с жадностью осматривая ее фигуру, сказал, что если она не хочет потерять работу, то должна определиться с покровителем. Он нагло усмехнулся, и Марина поняла, что этот несимпатичный мужчина говорит о том, что не прочь стать ее любовником. С гневом отвергнув его предложение, Марина вернулась домой. Она сохранила гордость, но потеряла при этом работу. Мало того, что в медчасть у нее больше не было шансов вернуться, так еще Федоров, имеющий большие связи, позаботился, чтобы молодой медсестре отказывали в других учреждениях. Пришлось работать на рынке, продавать овощи, куда ее устроила Светка, давняя подруга, с которой они когда-то учились в медучилище. Света, торгующая за соседним лотком фруктами, обожала восточных мужчин и жила надеждами о Москве. Как-то она упомянула о своей мечте стать певицей и тут же, обслуживая покупателя, продемонстрировала, на что была способна. Марина весело смеялась, отчего у их работодателя Юсуфа ярко загорались глаза. Как изголодавшийся, он смотрел на ее губы и облизывался, распускал руки, но тут же извинялся за свою неспособность усмирить желание. – Красивая ты женщина, Марина, – приговаривал он, проводя пальцами по ее тонкой спине. – Строптивая, но это тебе только в плюс. – А я? – выпрашивала свой комплимент Светка, смешно выпячивая огромную грудь. – Ах! – разводил Юсуф руками, сверля дыру в Светкином пуловере. – Мечта! Света, перепробовавшая всех мужчин, работающих на рынке, всегда отличалась неуемным аппетитом. Ей было всего мало: недостаточно денег, поклонников. Она и уговорила Марину оставить работу и уехать в Москву, где, по ее словам, крутились огромные деньги. Только каким образом она намеревалась их получить, одному богу было известно. Марина также не понимала, как они смогут устроиться в столице, однако уступила. Сейчас, вспоминая тот момент, казалось, будто пелена накрыла глаза и нечто неумолимо настойчивое вело ее в Москву, туда, где жизнь навсегда изменилась. Собрав небольшой чемодан, Марина расцеловала на прощание свекровь и дочь, пообещав приехать к ним через месяц, а еще через два забрать их к себе. Именно в такие короткие сроки, по общему со Светой плану, женщины должны были подняться на ноги. Рите едва исполнилось семь, когда Марина уехала, и в следующий раз она увидела свою дочь уже будучи Эльзой ван дер Ассен, спустя двенадцать лет. Но в тот момент Марина прощалась со своей малышкой лишь на месяц. Глядя в ее заплаканные глаза, она была уверена, что все осуществится так, как они со Светой задумали. Единственное, что Марина не учла, – это то, что ее мечты и мечты подруги были разными. Света знала, кем едет работать в Москву, но Марине не сказала, предпочла, чтобы эта новость стала для нее сюрпризом. Глупая Светка поступила так не потому, что была злой, а оттого что никогда не думала о последствиях своих решений. В Москве на вокзале их встретил брат Юсуфа. Со странным для Марины интересом оглядел обеих и повел к машине, где их ожидал еще один кавказец неопределенного возраста. Светка хихикала всю дорогу, а Марина не понимала, куда их везут. – На квартиру, – тихо сказала Света. – Юсуф обещал на первое время помочь с жильем. И он действительно помог, однако за стены над головой, горячую воду и еду женщины должны были расплачиваться своими телами. Лишь когда их привезли в небольшую квартиру, находящуюся на окраине города, Марина поняла, для чего они здесь, и стала сопротивляться. Она схватила сумочку с деньгами и документами и рванула вниз по лестнице. Брат Юсуфа догнал ее внизу, у самого выхода на улицу, и потащил в квартиру, которая стала тюрьмой для женщин на несколько недель. Сначала Марина долго кричала, требуя ее отпустить, после отказалась от еды, но через неделю, обессиленная и похудевшая, догадалась, что голодовкой ничего не добьется. Света была намного покладистее. – Успокойся, – уговаривала она Марину, – это только на время. Заработаем деньги и откроем свой бизнес. – Идиотка! – кричала Марина. – Значит, ты знала, что мы едем сюда, чтобы торговать собой? – и, увидев ответ в глазах Светы, расплакалась. – Какая же я дура! Как я сразу не поняла? – Прекрати! – резко ответила Света. – Это хорошая работа. Доходная. И ты, Маринка, можешь много денег заработать. Мне бы часть твоей красоты, и я распорядилась бы этим добром по назначению. Недели в заточении не изменили настроя Марины, она все так же сопротивлялась в надежде, что ее отпустят. Через какое-то время Свету забрали, и Марина осталась одна. Сначала ничего не происходило, она просто сидела в комнате и ничего не делала. Потом брату Юсуфа надоело ждать, когда она добровольно согласится принимать клиентов. И он начал активно помогать в усмирении строптивого характера, безжалостно ее избивая. Через неделю побоев Марина сдалась. Еще около месяца она приходила в себя, залечивая синяки и раны. Со Светой Марина встретилась в заведении Севы, куда ее, смирившуюся со своим положением, отправил брат Юсуфа. Это был первый из борделей, через которые она прошла. На Севу работало много людей, включая проституток и тех, кто их поставлял. Жирная скотина Сева не слишком церемонился со своими девицами, но весьма ревностно относился к гигиене, а также к качеству товара, который предлагал многочисленным клиентам. Девушки у него были разные, делил он их на несколько групп, вершиной которых были элитные барышни, живущие в шикарной квартире почти в самом центре Москвы. Глупышка Светка хотела попасть именно в этот отряд сладострастия, однако Сева, морщась, объявил, что она лицом не выдалась. Зато Марине «повезло» больше. Сева увидел в ней аристократку и немедленно отправил постигать азы древней профессии к девушкам, которые работали только с очень богатыми и, следовательно, привередливыми клиентами. За те два месяца, которые Марина провела у Севы, у нее было только два клиента, причем второй выкупил ее сразу же после проведенной с ней ночи. Марина обрадовалась, потому что решила, будто этот мужчина подарит долгожданную свободу. Она мечтала, что ей вернут паспорт, снимут охрану и позволят вернуться домой. Мечтам не суждено было сбыться. Оказалось, что ее и еще одну девушку, такую же светловолосую и хрупкую, перекупили в другое заведение. А находилось оно в далекой Финляндии, в небольшом портовом городке Ханко, куда съезжались любители секса за деньги со всего юга страны. В том борделе было много россиянок, и почти все они добровольно занимались проституцией. По иронии судьбы, самые красивые были больше всего заинтересованы в том, чтобы вернуться домой. В Финляндии Марина познакомилась с Нонной, москвичкой, закончившей педагогический университет, попавшей в этот бизнес таким же путем, как и Марина. Только вместо подруги в притон Нонну привел ее молодой человек. Черноглазая, веселая Нонка не отчаивалась и с маниакальной страстью разрабатывала планы побега, которые женщинам никогда не удавалось осуществить. В одну из таких попыток Нонну убил охранник. Марина тогда не пострадала физически, но, видя перед собой мертвое лицо подруги, сломалась окончательно, превратившись в безвольную красивую куклу, выполняющую любые прихоти клиента. В Финляндии к ней воспылал страстью один джентльмен из Нидерландов, который выкупил ее и перевез в Амстердам. Однако спокойная и равнодушная Марина быстро надоела этому господину, который был весьма развращен во вкусах и предпочтениях. Он легко распрощался с ней и передал мистеру Хофту, которого Марина до сих пор вспоминала с содроганием. Однако благодаря ему она и познакомилась с Генрихом. Хофт был гадким, сварливым мужчиной лет пятидесяти, содержащим элитный бордель в пригороде Амстердама. Несмотря на то что в Голландии проституция являлась легальной деятельностью и те, кто зарабатывал на жизнь своим телом, имели равные права с остальными гражданами, исправно платили налоги, а взамен получали страховку, пенсию и даже отпускные, это никоим образом не касалось находящихся на территории государства сексуальных рабынь. Марина даже не имела паспорта, в страну попала по поддельным документам, а обратиться в полицию или посольство возможности не было, так как девушек охраняли надежнее, чем политических заключенных в Гуантанамо. Марина была самой старшей среди несчастных девиц, работающих на Хофта, и при этом «любимицей» хозяина. Он буквально млел от восторга, когда она проходила мимо него. Невысокая, с точеной фигурой и огромными светлыми глазами, Марина была похожа на нимфу. Во всяком случае, игра в лесных прелестниц очень нравилась Хофту. Он часто наряжал девушек как греческих богинь и выпускал в сад, а сам превращался в блистающего престарелого Аполлона, делающего удивленное лицо при «случайной» встрече с божествами природы. На подобные игрища он приглашал своих приятелей, которые восторженно вылавливали испуганных красавиц с обсыпанными блестками плечами и тешились с ними в многочисленных беседках сада. Марина доставалась только Хофту. Отчего-то он не желал делиться ею с другими, и даже огромные деньги, которые ему предлагали, не способны были умерить жадность и собственнические интересы. Он обожал свою фаворитку, и несмотря на то, что регулярно избивал за ненависть и брезгливость, которую она испытывала к нему, да еще и открыто демонстрировала, не готов был отдать ее другому. Иногда он слишком рьяно проявлял свою любовь, и последствие этих чувств Марина носила на лице, тщательно прикрывая челкой. Однажды, будучи мертвецки пьяным, оттого и злым, Хофт ударил ее вазой. Хорошо, что осколки не попали в глаза. Если бы она ослепла, то Аполлон-извращенец безжалостно избавился бы от нее, вмиг забыв о своей любви. В одну из ночей, которая превзошла все остальные по разнузданности, пристанище Хофта посетил Генрих. Он не принимал участия в общей вакханалии, с бокалом вина стоял в стороне от игрищ и с интересом наблюдал за Мариной, спрятавшейся в кустах шиповника. Колючие ветви царапали кожу, причиняя боль, но она не желала выходить, лишь прикрывала уши руками, стараясь не слышать голоса зовущего ее Хофта. Потом повернула голову и увидела невысокого мужчину, с жалостью рассматривающего ее вздрагивающее от отвращения к происходящему тело. Незнакомец взмахнул рукой, приказывая подойти. Ослушаться Марина не посмела, хотя и испытывала непреодолимое желание убежать. Генрих показался ей очень спокойным и лишенным садистских наклонностей, которыми славились мужчины, приходящие к Хофту. Хотя на опыте Марина знала, что внешность бывает обманчивой, она надеялась, что Генрих окажется таким, каким она его видела. Интеллигентное лицо внушало доверие, тонкие руки не вызывали страха и заставляли думать, что не причинят боль. Мягкая и добрая улыбка на лице также говорила о том, что ей не стоит бояться. – Как тебя зовут? – спросил он, протянув бокал с вином. Не отрывая от Генриха взгляда, она осторожно сделала глоток и представилась: – Марина. Он наморщил нос и покачал головой. – Нет, тебе не идет это имя, – и, повернувшись к Хофту, наконец, нашедшему свою нимфу, сказал: – Я ее забираю. Тот протестующе округлил глаза, но Марина вдруг увидела, что он боится человека, который заявил на нее свои права, и испугалась. Если от взгляда этого сухого мужчины дрожит сам Хофт, который даже дьяволу способен плюнуть в лицо, то ей и подавно следует опасаться. Менее чем через два часа она уже находилась в доме Генриха, в той самой воздушной тоге, которую несколько месяцев назад ей подарил Хофт. Генрих протянул платок, Марина вытерла им густо накрашенное лицо и вдруг всхлипнула. – По-голландски хорошо говоришь? – поинтересовался Генрих и улыбнулся, потому что она закивала, но так и не произнесла ни одного слова. – Я стану звать тебя Эльзой. Мне нравится это имя, и оно тебе подходит больше, чем то, которое ты носишь. Ты не против? – Нет, – тихо ответила она и неуверенно огляделась. – Не бойся. – Генрих похлопал рукой по дивану, приглашая присесть рядом. – Ты голодна? – спросил он. – Нет. – Выпьешь? – Нет. Он рассмеялся. – Надеюсь, ты знаешь и другие слова, – сказал он. – А сейчас ступай отдыхать. В теплой гостиной немедленно появился охранник, который вежливо провел женщину в одну из спален, находящихся на втором этаже. Всю ночь Эльза ждала, когда дверь в комнату откроется и появится Генрих, но он не пришел. Утром пригласил ее позавтракать с ним, потом исчез на весь день, а вечером привез для нее огромный букет желтых роз и непонимающе смотрел на нее, расплакавшуюся при виде цветов. Они проводили много времени вместе, в течение которого Генрих не предпринял ни одной попытки добиться близости, и постепенно Эльза успокоилась, поняв, что в первую очередь он видит в ней приятного компаньона, а не средство для удовлетворения похоти. Она почувствовала себя в безопасности, более того, прониклась нежностью к этому мягкому и интересному мужчине. Год спустя она получила от Генриха новые документы на имя Эльзы ван дер Ассен, а еще через два месяца стала его женой. Неплохая партия для проститутки, сменившей четыре борделя, а после поселившейся на красивой вилле, стоящей на озерах в самой престижной части Амстердама. Генрих был удивительно веселым и приятным собеседником. Он любил живопись и неплохо рисовал, а однажды портрет Эльзы, написанный им лично, появился в ее спальне. Он и поныне там висит. Эльза, глядя на женщину, которая изображена на нем, не узнает себя, однако не потому, что та дама не похожа на нее, а потому, что на холсте изображена Эльза ван дер Ассен – красивая и уверенная в себе особа. В душе, как оказалось, она осталась Мариной Войтович, скромной медсестрой из военной части, где служил ее муж. Генрих никогда не спрашивал у Эльзы о прошлом, да и о себе мало рассказывал. Ей не было известно, где он родился, учился, многие моменты из его жизни были загадкой. Порой он был замкнут, молчалив, либо, напротив, слишком возбужден и вспыльчив. Но как бы он ни вел себя, Эльза с удивлением наблюдала, что мужчины, входящие в круг его общения, благоговейно опускают перед ним головы и мгновенно выполняют приказы. В отличие от жены, которую Генрих обожал и с которой всегда был мягок, к другим он относился сурово, даже жестоко. Однако Эльзу это не беспокоило, потому что она не видела в поведении мужа угрозы для себя. Кроме того, в душе ее появилось снисхождение, так как она знала секрет, вернее, причину, которая способствовала превращению Генриха из доброго и спокойного подростка во влиятельного и страшного человека. В результате несчастного случая, произошедшего в далекой юности, о котором Генрих упомянул лишь однажды, он стал импотентом и всю свою нерастраченную сексуальную энергию воплощал в деятельности, которой занимался. У Генриха никогда не было женщины, и он лишь в теории знал, что собой представляет физический контакт. С женой он спал в одной кровати, но ни разу за весь брак не прикоснулся к ней, как любовник. Он обнимал ее, крепко прижимал к себе, часто целовал, но на большее не был способен. Впрочем, Эльза в тайне радовалась его недугу, потому что испытывала отвращение лишь при одной мысли о сексе. Одна лишь Эльза была посвящена в секрет мужа, и он знал, что она будет хранить его до конца жизни. Как-то, спустя много месяцев после их встречи, она спросила, что же он делал у Хофта. – У этой дряни можно было увидеть самых красивых женщин, которых когда-либо создавала природа, – ответил он, улыбнувшись, и добавил: – И, дорогая, если бы не мое любопытство, мы бы никогда не встретились. Генрих обожал ее, безгранично доверял и ценил. Эльза стала не только любовью всей его жизни, но и другом, который всегда поддерживал и был рядом. Для нее он ничего не жалел: украшения, машины, она получала все, что хотела. Впрочем, запросы у нее были небольшими. Она никогда ничего не требовала, и единственное, о чем попросила, это вернуть ей дочь, оставшуюся в России. Генрих согласился и отправил за Ритой своих людей, однако те вернулись с пустыми руками. Дочь и свекровь больше не проживали по тому адресу, который дала Эльза. Эта печальная новость настолько расстроила, что она слегла в лихорадке. Несколько дней высокая температура стремительно разрушала ее тело, она даже мечтала о том, чтобы умереть. Стало легче, когда Генрих пообещал, что найдет девочку. Лишь спустя много лет желание Эльзы осуществилось, а увидеть свою дочь она решилась только четыре года назад. Но сначала она узнала, что Войтович жив и возглавляет «Северо-восточный сектор», и это известие оборвало все внутри. Похоже, что жизнь не собиралась разлучать их, так или иначе они были связаны друг с другом, хотя Павел ничего не знал о своей бывшей жене, а Эльзе о нем было известно все. Она не находила себе места, видя, что ее девочка переживает трудные времена. Мучилась, оттого что ничем не может помочь. Страдала от невозможности обнять ее, однако не предпринимала попыток возобновить отношения, оттого что не могла решиться и обнаружить свое присутствие. А потом поняла, что потеряла много времени и Рита уже не нуждается в ней. Эльза и сейчас не открылась бы, если бы Зеф Ноли не вздумал играть в игры с Интерполом. – Эльза. Она встрепенулась, услышав голос Макса. – Будем ужинать в номере или в ресторане? – спросил он, войдя в комнату. – В номере, – ответила она. Макс с заботой оглядел ее и нахмурился. – Не люблю, когда ты грустишь, – произнес он и, низко присев, обхватил ее за колени. Эльза прижалась щекой к его затылку. – Ну, перестань, – легонько похлопала она его по спине. – Что тебя беспокоит? – Боюсь тебя потерять. Глава 18 Ирма улетела из Петербурга, не предупредив Войтовича о том, что будет отсутствовать несколько дней. Она ничего не хотела объяснять, просто исчезла, хотя знала, что он непременно станет волноваться. Но его эмоциональное состояние не беспокоило девушку, главным было решить вопрос, который не терпел отлагательств. И все же Ирма каждый раз вздрагивала, когда звонил телефон и на экране высвечивалось имя Павла. Сначала она не поднимала трубку, однако спустя восемь пропущенных вызовов решила ответить. – Я хочу побыть одна. Больше не звони. Я сама найду тебя через пару дней.