Он вдруг испугался, что разговоры о матери испортили Рите настроение и теперь она весь день пролежит у себя в комнате, грустная и ко всему безразличная. Рита повернулась к отцу и развела руки в стороны. – Одеваться, – сказала она. – Или ты думаешь, что я решусь выйти на улицу в халате? Да и лицо стоит приукрасить, – добавила она, подмигнув ему. Войтович с облегчением вздохнул, поняв, что планы не изменились. – Даю тебе час, – прокричал он ей вслед. – Потом жду в гостиной. День был солнечным и теплым. Погода, словно почувствовав настроение отца и дочери, сделала их общение еще более приятным. Даже ветер, который в это время года обычно господствовал в городе, не беспокоил их. Настроение омрачал лишь тот факт, что они потеряли много лет, не пытаясь найти дорогу друг к другу. Войтович думал об утраченных возможностях и том раздражении, которое появлялось каждый раз, когда он смотрел на дочь, губящую свою жизнь. Рита же вспоминала обиду на отца за то, что он не уделял ей столько внимания, сколько она хотела. Оба испытывали вину за те чувства, которые носили в себе и которые не позволяли им говорить о любви. Флюиды нежности, много лет дремавшие в каждом из них, наконец вырвались наружу, и счастливые отец и дочь больше не скрывали своих эмоций. Войтович с наслаждением обнимал Риту за плечи, а она вздрагивала от радости каждый раз, когда он брал ее за руку. Они долго бродили по улицам и со стороны производили впечатление счастливой пары. Рита со смехом заметила, что прохожие думают, будто они не отец и дочь, а влюбленные, на что Войтович ответил: – Мне все завидуют. Еще бы! Такая красавица рядом. – А когда ты с Ирмой, тебе тоже завидуют? – спросила Рита. – Безусловно, – не раздумывая ответил Войтович. – Она ведь так же молода и красива, как ты. – Папа, ты когда-нибудь думал о повторном браке? Войтович надолго замолчал. Он не знал, что ответить. Во-первых, осознал, что подобная мысль никогда не приходила в голову. Во-вторых, Рита впервые спокойно говорила о его отношениях с другими женщинами, не злилась и не скандалила при этом, что несколько смутило. – А ты приняла бы Ирму, если бы я сделал ей предложение? – наконец спросил он. – Возможно. – Рита крепко сжала его пальцы. – Да. Приняла бы. Я хочу, чтобы ты был счастлив. И, как ты правильно заметил, ты еще молод. – Пятьдесят! Разве это молодость?! – усмехнулся Войтович. Рита пристально осмотрела его фигуру. Отец показался ей красивым, но уставшим. Темные с легкой проседью волосы аккуратно лежали на висках, немногочисленные морщинки собрались вокруг глаз и говорили о том, что он любит смеяться. Кожа была упругой и загорелой. Да, лицо Войтовича выглядело намного моложе, чем его грузная фигура. Если бы не высокий рост, он казался бы слишком крупным, даже толстым. Но широкие плечи скрадывали круглый живот, делая его менее заметным. – Тебе нужно в спортзал. – Рита улыбнулась. – Иначе ты будешь значительно проигрывать Ирме во внешности. Все будут считать, что она любит твои деньги, а не тебя. – Ирма не нуждается в материальной поддержке, – с обидой в голосе произнес Войтович. – Она не зависит от меня. – Поэтому ты ее любишь? – Не только. Она сильная и смелая. Я еще не встречал таких женщин на своем пути. – Мама была другой? – спросила Рита. – Если тебе неприятно говорить о ней, то не отвечай. – Я отвечу, – Войтович обрадовался открытости, которая появилась в беседе, и решил не терять ту ниточку доверия, которая протянулась между ними. – Марина была потрясающей. Нежной, мягкой. И очень доброй. – Тогда почему она нас оставила? Войтович понял, что на самом деле Рита пыталась понять, почему мать бросила ее, единственного ребенка. И отчего после своего отъезда никогда не давала о себе знать. – Я не знаю, солнышко, – тихо ответил Войтович. – Но у меня нет сомнений в том, что она любила тебя. – Думаю, ты ошибаешься. Тех, кого любят, не бросают. – В жизни случаются вещи, которые сложно объяснить. – Войтович обнял дочь за плечи. – Я могу понять, почему Марина оставила вас с бабушкой и уехала в Москву. Вам нужны были деньги, и она хотела, чтобы вы ни в чем не нуждались. Но найти причины, по которым она не пожелала вернуться… а может, не могла… Здесь я бессилен. Я искал ее много лет, но, к сожалению, все мои попытки вернуть тебе маму ни к чему не привели. – Правда? – встрепенулась Рита, бросив на отца пронзительный взгляд. – Ты ее искал? Войтович кивнул. – Но так и не смог что-либо узнать о ней. Он умолчал о том, как тяжело дались поиски и какие страшные результаты были при этом получены. С Мариной он познакомился в военной части под Псковом, куда она попала после окончания медучилища. Молодая светловолосая девчушка с потрясающе красивой улыбкой сразу привлекла внимание. Однако для того, чтобы она заметила его, пришлось постараться и обойти других офицеров-конкурентов. В ту пору Войтович был зеленым лейтенантом, только что получившим офицерские погоны, опыта общения с женщинами у него не было, он даже избегал их. Но с Мариной проявил чудеса изобретательности. Исчезла неуверенность в себе, наоборот, появилась наглость, что и позволило завлечь ее, такую же неопытную, как и он сам, а в скором времени сыграть свадьбу. Через год родилась Рита, и Войтович искренне радовался тому, что их маленькая и дружная семья увеличилась. Правда, на помощь пришлось вызвать маму Войтовича, которая отличалась резким и непримиримым характером. Он опасался, что спокойной жизни пришел конец, но женщины быстро нашли общий язык. Мягкая и веселая Марина покорила его мать. Та с восторгом наблюдала за тем, как молодая женщина пытается сделать их служебную квартиру уютной, с какой нежностью и вниманием относится к мужу и дочери, и постепенно прониклась к невестке теплыми чувствами. Войтович помнил, с какой материнской заботой она обнимала Марину, вздрагивающую от рыданий, когда дивизия, в которой он служил, отправлялась в Чечню. Он покидал их не в первый раз, так как многократно участвовал в операциях, носящих далеко не мирный характер. Но слово «война» вызывало столько страха у жен и матерей, что каждая из них боялась, будто больше не увидит своего любимого. Войтович бодро утверждал, что скоро вернется, но, к сожалению, тот день был последним, когда он видел свою жену. Он был дважды ранен за срок военных действий, но считал себя счастливчиком, потому что многие его друзья погибли или пропали без вести. Чтобы как-то избавиться от страха смерти, которая ежеминутно висела над головой, он начал принимать наркотики. Впрочем, Войтович не был исключением: многие баловались «травкой», а в более тяжелых случаях героином, мечтая хотя бы на секунду отвлечься от того ужаса, в котором находились. О том, насколько выгоден наркобизнес, Войтович не задумывался и не представлял, какие огромные деньги он приносит. Лишь когда его друг капитан Федоров с наивным блеском в глазах предложил помочь переправить «скромную» партию за территорию Чечни, Войтович прикинул, что суммы, полученной за поддержку, хватит на то, чтобы безбедно жить в течение целого года. Полученные деньги он намеревался передать жене вместе с Федоровым, которого отправляли домой. Денег Марина не получила, зато Федоров, вернувшийся в Псков, имел наглость приставать к ней. Она ему, естественно, отказала, за что была уволена из части. Об этом уже спустя много лет Войтовичу рассказала мать. Почему капитан действовал так нагло? Он был уверен в смерти Войтовича, так как видел, что того, окровавленного, в бессознательном состоянии, везли в часть. – Не выберется, – сказал доктор, осматривая раны, но Войтович обманул его ожидания. Два месяца в госпитале, потом снова боевые действия и лишь к концу девяносто шестого – долгожданная поездка домой. В Пскове его встретили лишь сильно постаревшая мать и долговязая девятилетняя Ритка. Марина отсутствовала уже более года. Рыдая, мать объяснила, что жена уехала в Москву со своей подругой Светой. Потом сбивчиво рассказала о причинах, которые этому способствовали. Войтович отыскал Федорова, уже получившего звание майора, и избил его, после чего ему предложили добровольно уволиться из рядов армии, на что он безропотно согласился. Забрал мать и дочь, отвез их к друзьям в Петербург, а сам отправился в Москву. Каким образом можно было найти в таком огромном городе Марину, он понятия не имел, и даже не знал, с чего начать. В Москве Войтович отыскал Амина Нагаева, которому когда-то помог переправить партию товара через границу. Еще в Чечне, в благодарность за оказанные услуги, тот дал ему свои координаты на случай, если вдруг понадобится помощь. Верный своему слову, Амин не отказал. Неизвестно каким образом, имея на руках лишь фотографии женщин, он отыскал Светлану, с которой Марина уехала в Москву. Страшная новость открылась Войтовичу. Его нежная Марина в течение нескольких месяцев работала проституткой в том же притоне, где Амин нашел Светлану. Пьяная, опустившаяся до самого низа подруга жены вызвала такое отвращение, что Войтович не сумел сдержаться. Тогда он впервые ударил женщину и потом не раз жалел об этом. Однако Света не обиделась, она уже давно привыкла к тому, что ее били клиенты. – Не думай, что твоя сейчас выглядит лучше, чем я, – сказала она, вытерев окровавленный нос. – Где Марина? – выдавил он из себя. – Не знаю, – ответила Света. – Как-то ее увез один из клиентов. Больше мы не встречались. Спроси у Севы. Сева – толстая «мамка» девиц, работающих на него, клялся, что никогда не видел Марину. Однако после того, как его рыхлое тело тщательно встряхнули, признался, что продал женщину какому-то мужику, имени которого не помнил. Войтович и Амин проверили все бордели Москвы, но Марину в них не нашли. После Войтович обратился в больницы, морги, однако женщины с приметами его жены не было ни в одном из этих учреждений. С отчаянием Войтович понял, что отыскать ее нет шансов. Он горько страдал, и Амин не знал, как его утешить. Так этот чеченец, с братьями которого Войтович еще совсем недавно воевал, стал близким другом, поддерживающим в трудное время. Он снял для него квартиру, снабжал продуктами и деньгами, в то время как сам Войтович глушил боль алкоголем. К наркотикам он больше не притрагивался, однако вскоре они снова вошли в его жизнь, но уже не как средство побега от реальности, а как возможность обеспечить будущее своему ребенку. Сначала Войтович взбунтовался, когда Амин предложил ему вступить в дело, которым занимался уже продолжительное время. Нагаев, как оказалось, был крупным приемщиком этого «добра», идущего из Дагестана и Чечни. Партии были большими, и доставляли их в Москву весьма интересным способом: в консервных банках с надписью «Свиная тушенка». Потом метод усовершенствовали. Героин в пластиковых пакетах закладывали в колбасу, которую коптили на одном из мясокомбинатов, и после такой обработки наркотик не могла обнаружить даже собака. Амин Нагаев имел абсолютно четкую позицию, касающуюся наркобизнеса. Торговля наркотиками была именно бизнесом, а не желанием уничтожить русских, которые вторглись на его родину и заставили уехать оттуда. Никаких патриотических чувств, свойственных представителям его нации, Амин не испытывал, им руководил только финансовый интерес. Его вообще с трудом можно было назвать мусульманином. В Аллаха Амин не верил, поэтому никогда не молился, хотя при встрече с земляками натягивал на лицо маску религиозности и следования традициям. Да и выглядел он скорее как русский: светлоглазый, темно-русый. Амин и женщин любил под стать себе, белокожих, со струящимися светлыми волосами. При знакомстве с барышнями он назывался Андреем, и не было ни одной, которая усомнилась бы в его принадлежности к славянам. Среди чеченцев Амин имел большой вес. К его мнению прислушивались и не противились, когда он представил остальным Войтовича как своего партнера. Если изначально Войтович был категорически против предложения Амина вступить в бизнес, то вскоре изменил свое мнение. Как ни пытался, но найти работу, которая позволила бы ему достойно содержать мать и дочь, он не смог. Это и явилось первым пунктом, почему он уступил Амину. Для себя Войтович решил, что остановится на одной партии, максимум на двух. Денег, полученных за реализацию товара, должно было хватить на то, чтобы построить свой бизнес. Он еще не знал, чем займется, но был уверен, что это будет легальное предприятие, никоим образом не связанное с наркотиками. Увы, этому не суждено было сбыться. Вернее, желание его осуществилось, но только частично. Много лет спустя, уже переехав в Петербург, он открыл свое дело, однако от наркотиков не отказался. Но не потому, что не хотел, а потому, что уже не мог. Слишком много людей, а также чужих интересов было задействовано в этом вопросе, и бизнес этот уже невозможно было оставить или передать другому, потому что Войтович незаметно для себя самого стал главой целого сектора, принадлежащего мощнейшему европейскому картелю. Способствовал этому Амин, который в конце девяностых вернулся в Чечню и начал экспансию на международный рынок. Он наладил связи с Болгарией, Кипром и Албанией. Именно Амин познакомил Войтовича с Зефом Ноли, который уже тогда был управляющим албанского сектора. А потом Амина убили на границе с Грузией, где тот осуществлял транспортировку очередной партии. Он всегда был неосторожным, и Войтович не раз говорил, что при его статусе глупо лично заниматься перевозкой грузов. Однако тот не слушал, а причиной этому являлась тяга к местам, где он вырос. Амин с таким отчаянием скучал по родине, что его не могли остановить ни российские войска, контролирующие границы, ни какая-либо другая опасность. После его смерти Войтович возглавил сектор. Стать управляющим предложил сам Генрих, однако Войтович знал, что это случилось благодаря рекомендациям Зефа Ноли. Он не обрадовался подобному положению вещей. Напротив, испугался, так как не предполагал, что криминальная деятельность растянется на десятилетия. Постоянный страх за свою семью преследовал его на протяжении всех этих лет. Но он научился жить в опасности, сотрудничать с органами, уводить от себя подозрения и не испытывать угрызений совести за свои действия. Ему не за что было извиняться перед родиной, считал он, которая в Чечне украла у него годы жизни и лишила любимой женщины. Он предпочитал думать, что наказывает систему, позволившую его жене стать проституткой, не найдя других способов обеспечить семью. Потом злость ушла, и на первое место вышла Рита, а также желание сделать ее счастливой. Однако оказалось, что во многих вещах Войтович не состоялся: не смог стать ни надежным мужем, ни внимательным отцом. Вся его жизнь была направлена на то, чтобы дать дочери возможность выбрать себе будущее, и в этом была основная ошибка. Ей не нужны были деньги, только любовь. И только едва не потеряв свою девочку, он понял это. – Рита, – с нежностью произнес Войтович, глядя ей в глаза, – как же я тебя люблю. Рита счастливо улыбнулась. – Едем домой, – попросила она. – А как же сладкая вата? – Ну, если ты еще не устал, – она ущипнула его за бок, – то давай вместо ваты выпьем по чашечке кофе. Мне так хорошо, папа. Спасибо тебе за самый лучший день в моей жизни. Войтович почувствовал, что внутри все запело. Он ощущал в дочери перемены. Не было лучше подарка, чем блеск в ее глазах и страсть в голосе. Даже свобода от «Аквилона» и от Генриха казалась ему неважной в сравнении с улыбкой Риты. В эту минуту она более чем когда-либо напоминала ему Марину. Тот же взгляд и задор. Войтович быстро обнял дочь, спрятав лицо в ее волосах. Как никогда, ему захотелось плакать о любимой женщине, много лет назад ушедшей из его жизни. Глава 10 С Максом де Фризом Зеф встретился в одном из джазовых кафе Амстердама. Макс редко назначал встречи в безлюдных местах. Чаще всего это были заведения, наполненные запахами еды и кофе, либо парки, где слышались голоса детей и смех молодежи. Неспешно прогуливаясь по тенистым аллеям, Макс давал указания, выслушивал предложения, а потом исчезал. После беседы всегда оставалось чувство, будто его и не было, настолько разговор казался эфемерным, а сам Макс таинственным. Однако, несмотря на кажущуюся секретность, Макс де Фриз был абсолютно реальным. Это был жестокий и беспристрастный человек, которого любой из управляющих мог легко найти в случае надобности и от которого никто не мог скрыться. Он был вездесущим, что весьма пугало. А его ищейки, та самая команда, контролирующая исполнение приказаний Генриха, страшили еще больше. Попасть в их руки означало неминуемую гибель, ибо они были отрядом смерти, который подчинялся только Максу и, соответственно, Генриху. Преданные, лишенные жалости и готовые ради своих хозяев на все, они внушали ужас одним лишь своим появлением. Зеф вздрогнул при мысли, что может столкнуться с ними, если Генрих или Макс что-либо заподозрят. Более плачевный конец было сложно себе представить, так как они кожу с него снимут и детально продемонстрируют остальным, что происходит с теми, кто начинает играть на чужой стороне. В кафе было шумно. Мало того, что посетителями были заняты все столики, отчего в зале стоял гул, так еще играл джаз-банд. Зеф не любил такую музыку и морщился от ее звуков, что со стороны выглядело крайне забавно. Он вообще не любил демократичный и суетный Амстердам, хотя тот очень походил на Гамбург, в котором Зеф жил последние несколько лет. Те же каналы, мосты, сырость и едва уловимый запах гниющей воды. И голландский язык он не любил. Грубый и отрывистый, он неприятно звучал для его уха. Стойкая неприязнь к месту, где живет Генрих, не давала возможности увидеть окружающую красоту. Зеф просто не позволял себе насладиться веселой и непринужденной атмосферой. Более того, преследовал страх быть уличенным в неверности, что многократно увеличивало охватившую его нервозность. Макс де Фриз появился, как всегда, неожиданно. Еще секунду назад его не было, и вот он уже стоит напротив и улыбается. Глаза его при этом опаляют холодом и заставляют терять дар речи. Зеф внутренне съежился, но быстро пришел в себя и пожал протянутую руку. – Как ваши дела, господин Ноли? – спросил Макс, и, не ожидая ответа, обернулся в поисках официанта, который немедленно оказался рядом. Зеф быстро пробежал по де Фризу взглядом. Это был высокий, спортивного телосложения мужчина, с холеным лицом и не менее ухоженными руками. Сколько ему лет, сложно было сказать. Тело его выглядело молодым, как и лицо, однако Зеф предполагал, что мужчине больше чем сорок, но меньше пятидесяти. Грудь его обтягивала светлая рубашка, весьма дорогая на вид, такого же качества брюки и часы, на которые невозможно было не обратить внимания. Белые, явно из платины, с циферблатом, усеянным блестящими камнями. Зеф знал, что это бриллианты, хотя простой обыватель засомневался бы, ибо слишком уж много их было. Официант принес Максу пиво, и тот, сделав небольшой глоток, внимательно посмотрел на Зефа. Коротко описав причину, заставившую прилететь в Амстердам, Зеф замолчал. – Пабло никогда не нарушал условий сделки, – сказал де Фриз. Зеф насторожился. Голос Макса был мягким, что несколько сбивало с толку, впрочем, он всегда говорил тихо и со странным акцентом, происхождение которого Зеф не мог определить. Было очевидно, что голландский не является для де Фриза родным языком. И несмотря на то, что для Зефа он также был чужим, тонкий музыкальный слух позволял ему четко определять особенности выговора собеседника. Однако с де Фризом он постоянно ошибался. То ему казалось, что Макс француз, то англичанин, а в последнее время он и вовсе предполагал, что главный координатор «Аквилона» – русский. – Благодарю, господин Ноли, за встречу, – кивнул Макс. – Я сообщу месье Генриху, а позже свяжусь с вами. Он поднялся и быстро вышел из зала. Зеф посмотрел на бокал пива, который остался почти нетронутым, и подумал, удалось ли Пирро незаметно сесть Максу на хвост. Было решено, что следить за де Фризом будут неотступно до момента, когда он назначит повторную встречу с Зефом. Каждый его контакт будет записываться, потому что любой из тех, с кем он вступит в общение, может оказаться человеком Генриха либо самим Генрихом. В то время как Пирро следил за Максом, Зеф ожидал звонка в отеле «Пулитцер». К концу третьего дня он начал беспокоиться. Макс не звонил, также не было вестей от Пирро. Зеф со страхом предположил, что Пирро обнаружил себя и труп его уже давно вывезли в море. Наконец позвонил Макс и пригласил на ужин. Следом за ним объявился Пирро. Зеф не помнил себя от радости, когда увидел на пороге номера своего безобразного охранника. Пирро выглядел невыспавшимся и был зол, так как слежка за Максом не оправдала себя. – Все без толку, – процедил он. – После встречи с вами де Фриз зашел в кафе «Люксембург». Пробыл там около часа. К нему никто не подходил, он никому не звонил. Выпил чашку кофе и ушел. Затем направился в Лейдский квартал, вошел в дом, – он протянул бумажку с номером. – В тот день больше не выходил. Следующим утром вышел на пробежку, после вернулся домой и появился уже в деловом костюме. Я провел его до небольшого офиса. Оказалось, что это турагентство, директором которого он является. Тем же вечером, после работы, де Фриз по дороге домой зашел в «La reine des couleurs»[1]. – Цветочный магазин… – задумался Зеф. – Вышел с букетом роз, – продолжил Пирро. – Желтые, – уточнил он с таким важным видом, будто это имело большое значение. – В общем, ночь он провел у одной дамы. И весь следующий день. От нее он вышел только около семи. – А в начале восьмого позвонил мне, – подытожил Зеф. – Получается, что кроме цветочного магазина и любовницы он нигде не был. – Турагентство, – напомнил Пирро и покосился на холодильник с напитками, стоящий в номере.