– Там нас точно не ждут, будем крюк делать, собираемся, быстро! И ведь командир действительно повел нас вперед, туда, откуда еще вечером фрицы перли, и не зря. Мины немецкие тут уже всерьез пропахали, поле мы пройдем, а вот что дальше будет, пока вопрос. Дальше был лесок, так, скорее рощица, но густая. В ней вчера фашисты накапливались. Шли тихо, прямо по следам танка, намял он тут хорошо, но пройти можно было. Под ногами постоянно чавкало, как бы в болото не попасть, оно тут кругом. Озираясь, как воришки, мы топали, ползли, но вокруг так никого и не появилось. Уже через пару часов мы были мало похожи на бойцов Красной Армии. «По уши в грязи, в воде до самых глаз» – это как раз о нас. Главное, чтобы дальше по тексту песни сходства не было. Как там? Но по уши в грязи, в воде до самых глаз, Через какой-то срок враги опять нагнали нас, И бьют еще сильней, вот-вот и порешат… Деревня показалась слева, когда взобрались на очередной холмик. Разглядеть было сложно, деревья мешают, но суеты никакой нет. Иванцов долго решал, но все же разродился. – Так, сержант Некрасов, – он качнул головой, подзывая к себе, – бери двух бойцов – и в деревню. Посмотрите вокруг, много ли немцев, и назад. В саму деревню не входить, в перестрелки не вступать, нас мало, нельзя выдавать свое положение. Как понял меня? – Все понятно, – кивнул я, несколько охренев, – разрешите идти? – Иди и тихо там, ясно? Не обнаруживать себя. Просто посмотрите, и назад. – Я все понял, – был я очень удивлен такой постановкой задачи. Если честно, все ждал, когда же родной командир отправит нас умирать. А тут… Взял с собой понравившегося мне своей храбростью и ловкостью Никоненко и еще одного бойца. Вадим, так звали Никоненко, щеголял с автоматом уже, где он его взял, не знаю. Второй боец был невысокого роста, худощавый, на вид лет двадцати. Звали его Валентином. – В деревню? – спросил меня Вадим, когда мы отошли от отряда. – Ага, – кивнул я. – Так ведь там немцы? – Вот и узнаем, сколько их и что имеют. Говорить не хотелось, да и нельзя было, мало ли где фрицы могут сидеть. Подошли к крайним деревьям быстро, за ними узкая полоска поля и сама деревня. От нас метров триста, как на ладони уже. В трофейный бинокль я долго осматривал подступы и решил все же довериться своим глазам. Просто времени особо не было, нужно двигаться, ситуация может поменяться в любой момент. – Вперед, бегом, без остановок. Видите, холм слева от домов, останавливаемся там, – я указал направление и ориентир. Рванули мы, как от огня. Что удивило, бойцы даже не возмутились и не спрашивали меня, чего я придумал. А все было просто, я увидел, что фрицев в деревне почти нет. За час наблюдений видел всего троих. А были они танкистами. Вот и посмотрим, прав я или лоханулся, как последний дурак. До назначенного местом сбора бугорка добрались за минуту. Бойцы упали, пытаясь восстановить дыхание, я же даже не заметил этой пробежки, легко далась. Сразу высунул голову поверх бугра и осмотрелся. Нормально. Впереди дома, улица, можно сказать, ближе к противоположному концу от нас стоит танк, с ним эти три немца и возятся, которых я ранее срисовал. Больше никого не видно. Ни немцев, ни местных. – Идем по этой стороне, за домами. Здесь точно никого. У шестого или седьмого дома танк, не стреляем, попробуем взять фрицев в плен и допросить. – Проход по огородам предстоял нелегкий. – А я на ихнем не понимаю, – тут же брякнул Валентин. – Я понимаю, – пояснил я. Да, вот и пригодятся теперь мои занятия в прошлом-будущем. Я ведь очень хорошо понимаю немецкий язык, более того, легко смогу общаться. Волновало сейчас только одно. У домов окна есть и на эту сторону, если кто-то в них есть, нам хана. Ползком, пригибаясь к земле как можно ближе, проползли один дом. Приусадебные участки тут огорожены плетнями, а то бы вообще была открытая местность, но нормально, не видно нас, думаю. Да и вблизи стало ясно, почему тихо в деревне. Видимо, когда-то тут бои были, дома сильно пострадали, но были и вполне целые на вид. Потратив минут двадцать, проползли до шестого дома, из-за него, высунув голову, увидели танк. Грозная машинка, вблизи так еще страшнее, чем недавно издали. Танкисты деловито возились рядом, как я понял из отрывков речи, доносящейся до нас, что-то с коробкой у них, вряд ли смогут починить. Один уж больно разорялся, заодно выдал нам весь расклад по деревне. – Братцы, берем их спокойно. Они тут одни. Где-то с другой стороны деревни отделение пехоты, но они скрыты домами. – Точно одни? – хором спросили парни. – Один фашист все ругается, говорит, что, если бы бросили машину сразу, могли бы уйти вместе со всеми, а не торчать тут просто так. – Танк-то не на ходу? – Стрелять сможет, но нельзя допустить их к нему. Быстро выходим, стволы на них, я прикажу лечь. Что бы они ни стали отвечать, главное – сблизиться. Там мы их скрутим, живчики танкисты-то. – Чувствовал я себя вполне уверенно, у нас преимущество – внезапность, а фрицы такие же люди. Думаю, увидев нас, они просто обделаются. – Командуй, сержант, – кивнули ребята. Я еще раз оглядел из-за угла врагов, махнул ребятам и первый вышел из-за дома. Впервые за войну я вижу противника так близко, да еще и в такой ситуации. Но что-то мне подсказывало, что явно не в последний. – На землю, быстро! – негромко скомандовал я, угрожающе направив ствол карабина на ближайшего немца. Те вначале рты разинули, но тут же сообразили и рванули было к танку. Да куда там. Никоненко не зря мне понравился. Рванул он так, что возле танка оказался вместе с одним из фрицев. Оказывается, у тех на броне автоматы лежали, за ними враги и устремились. Удар Никоненко, даже не заметил и чем, фриц прозевал и, схватившись за голову, рухнул на землю. Я тоже успел подскочить к одному и ударить несильно прикладом в спину. Третий был самый умный и задрал руки вверх. – Ты глухой? – спросил я, обратившись к фашисту. – Не стреляйте, не стреляйте! – затараторил фриц. Говорили мы оба, конечно, на немецком. – Я сказал, на землю, свинья! – повел я стволом. Злости не было, первое чувство, что возникло в голове, как ни странно, – отвращение. Почему-то мне даже не хотелось прикасаться к врагу, как будто испачкаюсь. Быстро обшмонав фашистов, собрали документы и оружие. Вязать не стали, просто погнали их за тот домик, из-за которого мы и выскочили. Нормально, думаю, сможем добежать. Хотя стоп! – Вадик, пулей к лейтенанту, пусть сюда топают, только тихо и так же, как мы. Понял? Нас больше, возьмем оставшихся фрицев, я думаю. Но пусть уже командир там командует. – Я мигом! – парень усвистал прочь, как будто ему пинка хорошего дали. А я решил с фрицами поговорить. – Сколько вас тут? – достав у одного пилотку изо рта – тьфу, всю слюнями намочил заморыш фашистский, – спросил я. Это был командир танка, я у него «люгер» забрал, может, командир не отнимет? – Только мы… – отводя глаза в сторону, врет вражина. Легкий тычок от меня под ребра, и я едва успеваю зажать ему рот. Завопил, гад, так, как будто я ему штык вогнал туда. Вроде несильно ударил, чего это он? – Сержант, они у тебя так и не успеют ничего сказать, враз зашибешь! – одернул меня Валентин. – Да я ж несильно его, – пожал я плечами. Но решил оставить командира на потом. А то еще заорет. Подхожу ко второму. – Орать будешь? – Тот стоит с широко распахнутыми глазами и отрицательно крутит башкой. Как бы шею себе не свернул. – Вопрос повторить? – вынул и у этого пилотку из пасти, удивился сухости последней, видимо, во рту от страха пересохло. – На краю деревни был штаб, там остались восемь солдат, собирают вещи. Да еще водитель грузовика и два мотоцикла. – Мотоциклистов ты посчитал? – Да, всего восемь солдат и один водитель. – Хорошо. Где ваше подразделение? – Сняли ночью. Когда обстрел прекратился, сюда заявились из штаба полка и приказали перегнать технику на пять километров южнее. – А у вас что за штаб тут был? – удивился я. – Разве не полковой? – Нет, господин офицер, – закачал головой фриц, – тут был штаб нашего батальона. Полк стоит южнее. Интересные дела. А как же наши сведения, что тут моторизованный полк врага? Блин, разведка чего-то намудрила. Как можно спутать полк с батальоном? Даже по танкам можно было бы понять, сколько тут и кого. – Минометчики где? – Уехали еще ночью. Господин офицер, я же говорю, тут никого больше нет. Но дальше вам идти нельзя. Полк хоть и потрепан, но солдат там много. – А чего это ты такой сговорчивый? – удивляюсь я. – Я тебя вроде и не спрашивал, а ты мне все выкладываешь. – Я, я, – начал, заикаясь, фашист, – я жить хочу, господин офицер. – Об этом надо было думать, когда шел на нашу землю. Много наших людей своим танком раздавил, а? – Я не заводил себя, просто это само как-то выходило. Вспоминались разбитые деревни, убитые товарищи, и накатывала злость. – Я – нет, господин офицер. – Да он сейчас еще и расплачется. – Я воевал, честно воевал, я не убивал гражданских… Врет, конечно, да и как он мог в такой бойне разглядеть, кого он давит? Ведь, наверное, таких деревень кучу проехал. К моменту, когда фриц все рассказал, прибыли остальные бойцы во главе со старлеем. Пересказал нашу беседу, тот улыбался и кивал, а потом приказал сидеть здесь, охранять фашистов, а сам, забрав всех бойцов, кроме Вадика и Валентина – автоматы танкистов пришлись ко двору, – пошел на окраину деревни. Раздавшаяся стрельба была короткой. Спустя уже десять минут вернулись бойцы и притащили еще двух солдат вермахта. – Поговори и с этими, раз уж у тебя получается, – приказал старлей. Поговорил, особо ничего и не сказали. В том смысле, что танкист и так много поведал. – Что делать будем, товарищ командир? – спросил я. – Говоришь, основные силы на юге? Интересно, но ведь мы же явно слышали стрельбу с двух сторон. Да и Никоненко говорил, что фрицы кольцом охватывают. – Это так, только на севере болото большое, фрицам толпой не пройти, да еще и с техникой. Будут разбиваться на группы или делать большой крюк. Точнее, уже сделали, раз окружили наши части. Думаю, если заберем западнее, то сможем прорваться. – Так и поступим. Вы втроем – в дозор. Фрицев расстрелять. – А сам, гад, ушел в сторону, проверять якобы трофейное оружие. Вот вообще не хотелось убивать пленных. Да, все я понимаю, враги и т. д. Но, блин, они же безоружные, да еще и дрищут вон, боятся глаза поднять. Один так и вовсе плачет стоит. Понимают, что с ними будет. К счастью для меня, Никоненко и еще один боец из нашего взвода не страдали избыточной чувствительностью. Увели фрицев за ближайший дом и несколькими короткими очередями поставили на этом вопросе крест. Меня никто не упрекнул, и то ладно. Жалко мне немцев? Так просто и не ответишь… Скорее всего – да, жалко. Это, наверное, во мне говорит человек из двадцать первого века. Хотя если увижу, например, как фашисты убьют кого-то у меня на глазах, то, возможно, и я остервенею, а так пока сердобольничаю.