– Да, я понял, – приободрился связист, поняв, что под пулю его не гонят пока. – Бегом, ты понял? – повторил я. – Не ползком! – Да-да, конечно! – Мне нужна связь, иначе нам тут быстро решку наведут. Боец Никоненко уполз туда, куда я указал, я рванул в противоположную сторону. Стрельбы не было никакой. Значит, не видят. Доползаю до того места, где мы достигли гребня. Тут все перепахано минами. Так, здесь уже надо осторожнее. Вжих! Чавк! Блин, да по мне же стреляют! Кручу головой, стараясь не подниматься. Пули, что пролетели рядом, ушли в воду, отсюда и звуки. Новые выстрелы, чуть оттягиваюсь назад, не попали. Значит, если и видят, то плохо. Тут кочка небольшая. Раз попасть не могут, значит, направление одно. Поворачиваю голову вправо, смотрю на гребень, там густой кустарник. Хорошо. Достаю гранату, есть у меня две. Разогнув усики, вытягиваю кольцо. Так, ну давайте, фрицы, попробуем! Швыряю гранату вперед вправо настолько сильно, насколько мог из такого положения. Как только рванула, вскакиваю на ноги и лечу вверх к кустам. Упав, перевожу дух и четко вижу метрах в ста, может, чуть дальше, двух гансиков. Понятно, что гранату я не добросил, но разрыв скрыл от них мой прыжок. Так, у меня карабин хороший, стреляю я тоже неплохо. Но вот если убью одного, второй успеет скрыться. Сзади раздается едва слышимый шорох кустов. Оборачиваюсь, беря карабин так, чтобы ударить прикладом. – Это я, сержант, красноармеец Никоненко, – упреждает меня мой боец. А что, мой и есть, раз мне подчинили. – Фу ты, дурень, нельзя же так! Я ж тебе в лоб бы сейчас засветил прикладом. – Там, – кивнул боец назад, не вступая со мной в споры, – чисто. А у вас, я слышу, порядок. Нашли? – Вон сидят, на час смотри, – указываю направление. Боец меня не понял, но посмотрел туда, куда надо. – Вижу. – На счет три убираем сразу обоих. Мой дальний. – Принял. Готов. Выстрелили мы одновременно, немцы просто уткнулись мордами в землю. Надо же, попали оба. Главное, чтоб там у врага третьего не оказалось. – Никоненко, проконтролируй этих, осторожно только, понял? – спрашиваю у бойца, а сам уже ползу назад, к связисту. – Конечно, товарищ сержант, – бодро кивает боец и ползет вперед. Отсылаю связиста искать обрыв, а сам ползу на гребень. Видимо, увидев в бинокль нашу возню, Иванцов присылает еще бойцов. Отлично, ребята опытные, а может, и старлей все объяснил. Вообще, когда мы выдвигались на эти позиции, у пехтуры на удивление не было своего командира, наш рулил. Видимо, ему придали этот взвод, вот он и командует. Парни расползлись по пригорку, занимая позиции в кустах. Хреновым было то, что из этих кустов нам не видно ни черта. Встречаюсь мимолетно с Никоненко. – Товарищ командир, вот, – он протягивает мне немецкие документы и бинокль. На плече висят две винтовки, за поясом гранаты на длинных ручках. – У них там рация или телефон? – Телефон, я притащил аппарат, вон лежит, – указывает мне боец. – Это, товарищ сержант, а времени сколько? – спрашивает Никоненко и лыбится. – Не знаю, а чего, домой опаздываешь? – не понимаю я его радости, но шучу в ответ. – Держите, будете знать теперь, – протягивает мне часы. – Снял, что ли? – спрашиваю я. Блин, попадусь я с этими котлами. – Так трофей же! Эти с вашего немца, мой без часов. – Какой ты честный, – удивляюсь я. – Оставь себе, только не свети особо. – Нет, у меня точно отберут, а вы все же командир, вам положено. Да, и бинокль возьмите, я поглядел, хороший, светлый такой! – боец рад, видно по нему, что доволен, как слон. – Ладно, давай, – беру из руки бойца часы и, поглядев, охреневаю. «Омега», офигеть, откуда у простого бойца такие часы? Открываю документы и мгновенно понимаю откуда. Фельдфебель Грубер, семнадцатого года рождения, опытный гад. О, член партии… Тогда понятно. Застегнув часы на руке – хорошо сидят! – повесил на шею и бинокль. Тут же решив проверить, о чем говорил Никоненко, смотрю через линзы на наши позиции. Класс! И правда, очень светлая оптика. – Там, где эти лежат, – вновь подает голос мой боец, – немецкие позиции видно. – Чего ж ты молчишь? – сплюнул я. – Пошли! А уже через пять минут наблюдений я отправил Никоненко к Иванцову. Немцы были метрах в пятистах, порядочно отошли. Нам тут ничего пока не угрожает, поэтому просил передать командиру приглашение занять пригорок. Еще через полчаса на гребне уже устраивался наш взвод. То есть взвод прикрытия и мы, артиллеристы. Подготовить позиции или окопаться времени не было, враг не даст нам такой передышки. – Смотри, почему они так спокойно отошли, – указывает мне командир. Как он разглядел? После того, как он мне буквально пальцем ткнул на мину, почти не прикопанную, я стал внимательно оглядывать весь склон. Да, только плохо укрытых разглядел три штуки, а сколько их на самом деле? Получается, весь обратный склон, обращенный к врагу, засеян минами. Нормально придумали. Забираются советские бойцы на пригорок, ничего им не угрожает, расслабляются и, начиная спускаться, попадают на мины. Вот немцы суки какие, придумали ведь… – Что же делать? Как тут пехтуре идти? Кто не подорвется, немцы перестреляют, как в тире. – Задачка. Так, связь есть? – командир спрашивает у связиста. – Да, конечно, все исправил, товарищ командир, – связист был рядом и ответил тут же. – Первому, – далее пошла команда, а мы вновь ушли через кусты на нашу сторону гребня. Сейчас мои ребятки стрелять станут, как бы под осколки не попасть. Стреляли недолго, выпустив около десятка снарядов, стараясь делать поправки только на дальность, командир пробивал тропу. Надо заметить, отлично справлялся. Конечно, сам склон нам не достать, но дальше должны были подчистить. Детонаций было несколько, возможно, что и пройдет теперь пехтура, протралили. Но вот когда мы прекратили огонь, на гребень посыпались мины, а также начали стрелять и орудия. Возможно, немецкие танкисты подключились. – Всем укрыться, голов не поднимать! – Команды были всем понятны, так что выполняли их легко. Место было хорошим, мы внизу, чтобы попасть, фрицам надо постараться. Но, конечно, минометом могут. Накаркал. Сразу двоих бойцов накрыло одной миной. Командир тут же приказал рассредоточиться, но немцы словно с цепи сорвались. Они вообще не стреляли никуда более, только по гребню. Сразу стало ясно, что нас тут тупо похоронят. – Некрасов! – услышал я оклик командира. – Тута я, – улыбнувшись, повернул голову я. – Давай наверх, вдруг подбираются уже, – показал мне направление старлей. – Связь есть? – Исправляю! – донеслось до нас. Блин, опять обрыв. – Давай скорее, а то нам тут каюк придет! – торопит старлей связиста. Осторожно пробираюсь наверх, обходя чуть левее прежнюю позицию немецких корректировщиков. Кстати, минометный обстрел кончился. Едва оказавшись наверху и выглянув из куста, начинаю просто орать команды для передачи батарее. Немцы шли вперед, да еще интересно так, зигзагом. А, так это они по своим тропкам идут, где мин нет! – Чего ж так долго огня нет? – сам себе говорю я и спускаюсь к нашим. – Несколько обрывов, старается. – Надо вызвать сюда остальных, будут помогать. Товарищ командир, до врага метров триста. Идут медленно, так как проходы узкие. Срочно нужно стрелять. – Мне что, к орудиям сбегать? Занимай позицию, будем отбиваться, пока связи нет. Танки есть? – это он о немцах. – Да, два. Может, все-таки послать гонца, чтобы положили несколько снарядов, может, задержатся? – О чем я? Тут шесть километров до батареи… – Рядом пехота стоит, у них рация, нужно только до них добежать. Говори координаты, – командир достал из планшетки листок бумаги и быстро записал то, что я ему наговорил. – Боец, ко мне! Ближайшим, я не удивился даже, был тот самый Никоненко, что уже порадовал меня своими умелыми действиями. Через три часа уже темнело, бой окончился. Нет, мы не заняли немецкие позиции в низине, в полукилометре от высоты. Остались на ночь на гребне. Мало ли чего там у фрицев дальше, разведки-то не было пока. А вот тех, кто пер на нас, мы остановили и даже заставили откатиться назад. Причем врага больше не было видно, возможно, отступили дальше. Из двух танков своим ходом уполз только один, второй со сбитой гусенкой стоял полубоком к нам на поле. В дыму от разрывов снарядов мы не видели, успели ли танкисты покинуть машину, поэтому старались не высовываться. Никоненко тогда еще не успел, наверное, добежать до пехоты для связи с батареей, когда Иванцов вовремя вспомнил, мог бы и раньше, что у него ракетница есть. По зеленой ракете уже через десять минут наша батарея открыла огонь. Слава богу, что кто-то следил за направлением и вовремя увидел сигнал. А еще ему же слава, что не накрыли нас свои же. – Хорошо повоевали, сержант! – устало рухнул рядом со мной Иванцов. – Да уж, – кивнул я. Чувствовал я себя неважно. Странно как-то все происходит. Впереди, как командир сказал, важный опорный пункт немцев, но ни у нас сил нет, ни противник нас не сбивает. Да, странно. – Чего задумался? – Высказываю свои мысли командиру. – Да, их там явно маловато, но почему? В штабе вчера, когда задачу ставили, указали на наличие минимум полка пехоты при поддержке танков. А тут… Под утро с обеих сторон от нас, но не в прямой видимости, начало грохать. Тут Иванцов забеспокоился всерьез. Да и нам, простым бойцам, стало не по себе. – Неужели опять? – задумчиво бормотал сам с собой старлей. Мы не лезли к нему с вопросами. Все прояснил Никоненко. Примчался – сырой, грязный как черт и глаза по пять рублей. – Товарищ командир, немцы с флангов обошли, наши сворачиваются и отходят. Огня больше не будет… И это, пехота вся ушла, моей роты нет на месте… – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – смачно выругался Иванцов. – Так и знал, что не все так просто, – добавил я, как оказалось, вслух. – Собирай бойцов, сержант, нужно прорываться, – приказал командир. – А куда, товарищ старший лейтенант? Если фрицы нас обошли, то мы прямо к ним и выйдем. – Вперед пойдем, – отрезал Иванцов. О как. Интересно. – А что мы там неполным взводом делать-то станем? – позволил я себе задать вопрос.