– Спросила, где я. Я ответила, что здесь, в строительном управлении. А ты мне сообщаешь, что есть новости и сейчас ко мне подъедешь. Я даже не сообразила, на чем ты подъедешь. Дальше ты спросила, одна ли я. Я начинаю тебе объяснять, что Валентин пошел общаться со сторожем, а я его жду на улице. Ты мне: «Не жди его, иди к воротам, только к другим, тем, что с другой стороны «промзоны». Буду через пятнадцать минут». Ну, я и пошла. Нашла эти ворота, вышла на дорогу, стою, жду. – А дальше подъехала бежевая иномарка… – Да, – подтвердила Алина. – Девушка за рулем, на заднем сидении еще кто-то сидит. Я подумала, что это ты. Подошла к машине, наклонилась… Дальше все как в тумане. – Сценарий один и тот же. – И зачем нас сюда привезли? – Якобы для разговора. – Какого? Я вздохнула и пожала плечами: – Сказали, соберут нас всех и поговорят. О чем они с нами будут говорить, понятия не имею. – Подожди, я что-то не врублюсь – кого собирать будут? – Тебя, меня, Рому, Валика. – Кстати о Роме, ты его нашла? – Нет. Прошла всю улицу, в дома не стучала, но во дворы заглядывала. Корова языком слизала нашего Рому. – Это не поселок, а Бермудский треугольник, – нахмурилась Алина. – Вполне возможно, что Рому постигла та же участь, что и нас. – Ты думаешь, он здесь? – А почему бы и нет? По-моему, дом не маленький. – Не обратила внимания, – пробурчала Алина, силясь вспомнить, как она попала в подвал. Она хмурила лоб, пыхтела от натуги, терла затылок, но вспомнить не получалось – ее мозг события двухчасовой давности не зафиксировал. Мне стало ее жалко: – Не переживай, ты была в том состоянии, в каком обычно люди на окружающий мир не реагируют. – Какое это такое состояние? – сделала попытку обидеться Алина. – Ты на пьяниц намекаешь? – При чем здесь пьяницы? Ты надышалась эфиром и не могла сама передвигаться, тебя сюда втащили под руки. Извини за подробность, голова твоя болталась на уровне талии. В таком положении ты могла увидеть только дорожку, ведущую к дому. – Надо же, – удивилась Алина, – а я и дорожку не помню. – Не одна ты такая, я тоже ни дорожку, ни дом снаружи не видела. – Ой, как же нам отсюда выбраться? – заскулила Алина. – Как нам сообщить, что мы здесь? – Телефон? – В сумке. А где сумка? – Алина округлила глаза и жалобно посмотрела на меня, как будто я могла знать, где ее сумка. – А божок остался в сумке? – вопросом на вопрос ответила я. – Ой!!! Совсем плохо, – взвыла Алина. – Отняли самое дорогое. Ой!!! Я себя сиротой чувствую. Что ж это за звери?! Хочу посмотреть им в глаза. Она подскочила к двери и начала неистово лупить кулаками по железной обивке. Минут пять она билась в истерике, периодически выкрикивая: – Отдайте мой талисман! Отдайте мой талисман! Наконец за дверью послышались шаги. В комнату войти не рискнули, спросили из-за двери: – Что случилось? По голосу я узнала девушку, которая сидела со мной в комнате и ждала, когда я приду в себя. – Вам что-то нужно? Может, воды? Или вы хотите есть? «Что она мелеет? Хотим ли мы есть! При таких обстоятельствах кусок в горло не полезет. А воды попросить стоит, – подумала я. – А еще потребовать разъяснений. Как долго мы здесь будем сидеть?» – Мне нужна моя сумка, – завопила Алина. Я толкнула ее в бок, чтобы она не сболтнула ничего лишнего. Она все сообразила и заявила: – У меня приступ клаустрофобии. Мне нужны таблетки и привычные предметы, они меня успокаивают. Мне нужна моя сумка со всем содержимым. – Хорошо, – немного подумав, согласилась девушка. – Только я извлеку из сумки мобильный телефон, режущие и колющие предметы. Таблетки в вашей сумке есть? – Есть – радостно выкрикнула Алина. – Ждите, я сейчас принесу вашу сумку. Шаги становились все тише и тише. Когда они смолкли, я шепотом спросила: – Алина, а у тебя действительно есть в сумке таблетки от клаустрофобии? – Как тебе сказать? Вообще-то, я о клаустрофобии, кроме названия, мало что знаю, но кое-какие таблетки у меня в сумке валяются. Два больших аспирина, есть еще таблетки, улучшающие пищеварение, и пузырек экстракта валерьянки. – Что ж, вполне приличный набор. Прошло двадцать минут, девушка не торопилась вернуться с сумкой. Алина опять стала нервничать и подошла к двери, чтобы возобновить шумовую атаку. Она занесла над дверью руку, сжатую в кулак, но в последний момент замерла с поднятой рукой: – Кажется, идет. Я прислушалась – шаги становились все отчетливей, и, если верить моим ушам, девушка была не одна. Поворот ключа, на пороге стояли все те же две особы. Одна девушка, которая была за рулем иномарки, вошла в комнату и со словами: «Телефон мы забрали!» протянула Алине сумку, вторая осталась стоять на месте. – Принесите нам, пожалуйста, воды, – попросила я. – Что еще? – Когда нам все объяснят? – В скором времени, – пообещала вторая девушка. – Как только приедет хозяйка, она с вами встретится. Глава 21 Пока за дверью не стихли шаги, мы боялись открыть рты, опасаясь того, что охранницы могут услышать пожелания, высказанные нами в сердцах ритуальному божку. – Ну, давай, – поторопила я Алину. Она стояла посередине комнаты и не решалась заглянуть в сумку, тискала в руках толстую натуральную кожу, стараясь нащупать внутри сумки ритуальную статуэтку. – Ну что? На месте? – не выдержав пытки неизвестностью, спросила я. – Вроде, – неуверенно ответила Алина. – Так посмотри, не томи. – Уф! – она запустила руку в недра сумки, и из ее груди вырвался вздох облегчения. – Здесь он, родимый. – Доставай его скорее. Алина дрожащими пальцами извлекла божка. Погладив его со всех сторон ладонью, она поднесла его к лицу и влюбленным взором посмотрела в его черные выпуклые глазки. Сколько любви и восторга читалось в ее взгляде! Не думала я, что моя подруга до такой степени сентиментальна. – Говори, – велела я. – А что говорить? – вдруг растерялась Алина. – Ну как – что? Как ты умеешь? Например… – я задумалась. Что же такое сказать? Как назло, в мои пропитанные насквозь эфиром мозги ничего путного не приходило. Как я ни старалась, как ни пыжилась, но, кроме как: «Чтоб они разлетелись на мелкие кусочки», в ум ничего не лезло. И все же, как туго я в тот момент не соображала, вслух я такое произносить побаивалась. Что значит «разлететься на мелкие кусочки»? Дураку ясно – это значит взорваться или подорваться, скажем, на мине. Но в этом случае мы с Алиной можем взорваться вместе с нашими врагами. Лично меня такая перспектива не устраивала. – Марина, я не могу разозлиться, – призналась Алина и от отчаяния заревела во весь голос. – Он, – она скосила глаза на статуэтку, – исполняет только то, что идет из глубины души. А что я? Я этих людей не знаю. Я в полной растерянности. Зато я злюсь на Воронкова, причем на полную катушку. Чтоб его икота замучила! Вечно он так. Когда не нужен – тут как тут, глаза б его не видели. А когда так необходим – днем с огнем его не сыщешь. На Ромку злюсь. Чтоб у него живот скрутило! Где он шлялся? Был бы рядом со всеми – нас бы не изловили поодиночке. Валентин тоже гусь хороший. Хотя бы догадался машину не бросить на «промзоне». Хотя что я говорю? Ключи от «Опеля» все равно у меня. У меня одно сейчас пожелание к этим девицам, чтобы они нас подольше не кормили. Может, от голода я разозлюсь на них сильно-сильно. Тогда держитесь, мало не покажется!