Неслышно вхожу к клетку, решив посмотреть, не оставила ли там что моя мертвая копия, что-нибудь, что могло бы мне помочь. Понятия не имею, что это должно быть, но деваться уже некуда. Я обязана попробовать. Потому что я говорила совершенно серьезно. Больше так жить я не стану. Начинаю с одержимым рвением обыскивать клетку, а с голой ладони продолжает капать золото, как из незаживающей, кровоточащей раны. Откинув в сторону матрац, чтобы посмотреть, не спрятала ли что-нибудь под ним та женщина, замечаю, как переменилось небо. Мне не нужно окно для того, чтобы понять: только что наступила ночь, и тому доказательство – покалывание на моей коже. Солнце скрылось, а вместе с ним скрылась и моя золотоносная магия. – Проклятье! – выкрикиваю я и пинаю поднос с едой. Моя сила исчезла, иссякла, оставшееся золото свернулось на ладони, а непрестанная капля на ней внезапно высохла. Я стискиваю руку в кулак, не желая видеть, как моя кожа поглощает металлический блеск. С даром обращать все в золото я – живое оружие. А теперь всего лишь разгневанная женщина с обессилившими лентами и без возможности выбраться. Богини, чтоб вам провалиться! Мои ноги подкашиваются – то ли от силы моей ярости, то ли из-за истощения после использования магии, теперь снова задремавшей на ночь. Ленты ухитряются поймать меня, но им тоже сложно. Спотыкаясь, иду вперед и хватаюсь за прутья клетки. Волосы спутались, ленты дрожат, но меня поддерживает ярость из-за предательства Мидаса. Только я собираюсь найти в себе силы и снова забарабанить в дверь, как вокруг меня что-то меняется. Нарастает нечто тяжелое, темное, более зловещее, чем ночь. Сначала уловить его трудно, как вдох, как гул. Как касание ресницами прохладной щеки, чирканье спички перед возгоранием. А потом за моей дверью вдруг раздается вскрик. Слышу удивленные возгласы, проклятия, крики. Сперва голоса стражников звучат озадаченно и властно, следом же становятся скорее отчаянной мольбой. Раздается легко узнаваемый звук выдергиваемых из ножен мечей, слышатся бегущие шаги, а потом за всем этим следует серия ударов, не предвещающих ничего хорошего. А дальше… тишина. Ни одного звука. Сердце стучит, внутри все обрывается. Страх сжимает меня гнусной хваткой. Затем дергается дверная ручка. Всего раз. Словно кто-то проверяет, заперта ли она. Секунду спустя вижу, как ручка падает и рассыпается на золотистые песчинки. Я вся подбираюсь, когда распахивается дверь и на пороге появляется силуэт, похожий на демона, вышедшего из ада. Тусклый свет не позволяет увидеть, кто это, но я и так это знаю. Думаю, я бы узнала его даже в кромешной тьме. Потому что чувствую это. Так же, как и тогда, перед готовящимся наступлением, его сила словно исходит из земли и впитывается мне в ноги. На меня накатывает очередная волна тошноты, и я крепко стискиваю решетку, когда в комнату входит сам король Ревингер. Воздух в легких растворяется, как эта дверная ручка, а тело замирает от страха. Король входит, почти выражая скуку и даже не щурясь в тусклом свете, словно ему и не нужно привыкать к темноте. Возможно, причина тому – тьма, которая уже таится в нем. Пройдя вперед, он методично осматривает комнату. На нем черные кожаные штаны и рубашка с высоким воротником, а на голове гордо сидит колючая корона из ветвей. Они выглядят увядшими, окаменевшими, словно давно умерли, а потом затвердели в литом лоске. Он останавливается в тени, в паре метров от моей клетки, но я и без того знаю, что его взгляд замирает на мне. У него темно-зеленые глаза, напоминающие густой мох, который вот-вот станет коричневым. Жизнь на пороге смерти. Живость, которая вот-вот станет гнилью. Но я не могу отвести взгляда от меток на его лице. Они поднимаются из-под воротничка, тянутся вдоль шеи, огибают челюсть, как корни, ищущие почву. Как вены, вырвавшиеся из отравленного сердца. Я смотрю, как они извиваются и скручиваются, словно в этих неявных метках содержится что-то зловещее. Он стоит там, а я опасливо поглядываю на дверь, но стражники там не появляются. Вокруг тишина, тяжелая, как смерть. – Ты убил их? – задыхаясь, спрашиваю я. Он гордо и равнодушно ведет плечом. – Они стояли у меня на пути. От страха сердце ухает в пятки. Он убил их всех за считаные секунды. – Тебе известно, кто я? – спрашивает он низким рокочущим голосом, и я вздрагиваю. Глотаю подступивший к горлу ком. – Король Ревингер. Он хмыкает, и я исступленно пытаюсь понять, зачем он сюда пришел. Я думала, что сбежала от него, но следовало понимать, что обмен был слишком простым и легким. Он вовсе не тревожится, что царь Мидас может найти его здесь. Хотя, подозреваю, поводу для конфликта Ревингер будет даже рад. Свет от настенных бра заливает его корону ярко-оранжевым цветом, как осень окрашивает листья. Его черные волосы немного взъерошены, а на чуть сероватом лице лежат тени. Он моложе, чем я предполагала, но оттого не менее страшен. – Так вот где царь Мидас держит свою знаменитую позолоченную фаворитку, – несмотря на то, что я стою поодаль, в темноте, все равно замечаю, как он изучает меня от макушки до пят. – Ты и правда похожа на загнанную в клетку Золотую пташку. Какая жалость, ведь тебе здесь не место. Я округляю глаза, сердце гулко стучит в груди, колотится от острой боли. Рип ему рассказал. Рип рассказал своему королю о моем прозвище. И Ревингер повторяет его почти грубо, почти насмешливо. Так вот как поступил Рип? Издевался надо мной за разговорами со своим королем? Во мне поднимается столько эмоций, что снова хочется заорать. Я выпрямляюсь и в мгновение ока срываю с себя пальто. Бросаю его в короля через порог и выхожу из клетки. – Вот. Можешь отдать Рипу, – усмехаясь, говорю я, когда Ревингер протягивает руку, чтобы поймать пальто. – И еще передай, что я ему не маленькая Золотая пташка, над которой он может издеваться за ее спиной. Король Рот опускает взгляд на перья, и только тогда я осознаю свою ошибку. Черт. Я стою как вкопанная, надеясь, что он не заметит. Спустя мгновение его руки замирают, а потом Ревингер, ухватив двумя пальцами пальто, поднимает его. В свете фонаря оно мерцает, и надежда падает к моим ногам. – О, разве не интересно? – вкрадчиво произносит он. Я чувствую, как отливает от лица кровь, когда он выворачивает пальто наизнанку и раскрывает всю правду. Внутри, на подкладке, виднеется золотой отблеск. На лице короля расплывается мерзкая улыбка. Он смотрит на меня, а потом смеется, и это еще хуже. С его губ срывается неотступный хриплый смешок и словно ловит меня арканом, захватывая в плен. – Вынужден признать, меня не так-то легко удивить, – задумчиво произносит он, потирая спрятанную золотую ткань. – Но это меня поражает. Рот проводит кончиками пальцев по своенравным перьям на манжетах и капюшоне, которые я ненароком позолотила. Стоило невероятных усилий остановить золото, но по крайней мере мне это сделать удалось. Хотя какой из этого толк, если я только что швырнула королю свою тайну прямо в лицо? Взгляд Ревингера снова скользит по комнате, словно он видит ее в новом свете, и останавливается на статуе женщины за моей спиной. – Мидас гораздо изворотливее, чем я предполагал. И ты тоже. Звучит так, словно это его радостно взволновало. – Чего ты хочешь? – спрашиваю я и крадусь к двери. Мне плевать, если его сила уничтожит меня в два счета: я все равно попытаюсь сбежать. Он ухмыляется мне, стоя в тени, когда я делаю шаг в сторону. Может издеваться надо мной сколько хочет, но я ни за что не повернусь к нему спиной. – Вот в чем вопрос, да? – спрашивает он, и его голос… Он переводит взгляд на мои своенравные ленты и осматривает их мятые, уставшие длины. От одного взгляда они трепещут робкой дрожью, которую я чувствую кожей спины. – Теперь все встало на свои места. Почему он держит тебя. Почему твоя кожа – истинное золото. Почему ты застряла с ним, – Ревингер смотрит на сломанную дверь клетки, валяющуюся на полу. – Но возможно… застряла не так, как можно было бы подумать. Вдруг его сила снова становится удушающей, словно тянется невидимыми щупальцами и пытается вцепиться в меня, пытается прочувствовать, что во мне скрывается. У меня на лбу выступает испарина, внутри все переворачивается, я делаю еще два шага по направлению к двери. Если я только смогу туда добраться. Если только смогу проскользнуть…