Красные бандиты поднимают трап, возвращают его на место у стены, и в ту же минуту раздается гудок, означающий, что мы отправляемся в путь. Огненные когти рычат и шипят, и от гула сотрясаются доски под ногами. Но взгляд мой остается прикованным к равнине. Я осматриваю, ищу, обыскиваю. Где он, где он… Я проверяю дважды, но между бровями залегает складка, потому что не вижу его. Вижу остальных павших стражников, но не Сэйла. Когда корабль приходит в движение, медленно скользя по обледенелой земле, я судорожно и растерянно оглядываюсь. Здесь. Он должен быть здесь. Я вижу кровь, вижу место, где все произошло, где остановилось его сердце. Но не вижу Сэйла. Руками сжимаю борт и продолжаю смотреть, но не вижу. Словно он просто встал и ушел. Разве что это невозможно. Но я не вижу его, Сэйла здесь нет, и я… С кормы корабля, освещенной красными качающимися фонарями, раздается пронзительный смех пиратов, и я перевожу взгляд. Но зря я туда посмотрела. Не стоило. С губ срывается сдавленный крик, и я зажимаю рот ладошкой. Пираты собрались кучей, за их красными повязками слышен смех, но он не приглушает их жестокости. А Сэйл… мне не удалось разглядеть его на земле не потому, что я ошибалась в том, где он находился или чудом ожил, а потому, что они притащили его тело на борт. Я с округлившимися от ужаса глазами смотрю, куда они его подвесили. Его безжизненное тело привязали в передней части корабля к заляпанной деревянной стойке. Его примотали к столбу веревками. Безжизненные глаза Сэйла смотрят прямо перед собой, в пустоту, но этот взгляд предназначался мне, этот взгляд он подарил мне вместе со своим последним вдохом перед смертью. Кто-то кричит: – Наконец-то у нас появился парус! Не знаю, чьи это слова. Возможно, капитана. Возможно, другого члена пиратской шайки. Не знаю, потому что в ушах стоит шум, а перед глазами все расплывается. – Как думаете, он будет развеваться на ветру? – шутит другой. Издевательский смех громкий как гром, громкий как удары хлыста по рычащим чудищам, что нас тащат. Корабль скользит вперед, рассекая волны снежных заносов и оставляя за собой мертвых стражников Хайбелла. А униженное и попранное тело Сэйла висит на носу корабля, как вырезанная кукла. Последние капли крови на его груди уже запеклись. Но эти глаза цвета океана не закрываются. Хотя и больше не видят. Я отворачиваюсь, и меня тошнит на выбеленные деревянные доски. Глава 29 Они оставили нас в покое. На час-другой, пока заняты делами, следуя какой-то невидимой навигации, которая будто подсказывает им, в каком направлении плыть в этом темном мерзлом мире. Слышны крики и суета, когда наше судно в сопровождении двух кораблей, ведомое огненными когтями, отправляется в путь. Вскоре мы взлетаем. Скользя по пустынной ледяной земле и набрав приличную скорость, корабли мчатся вперед. Бегущие чудища тащат корабли, как волки – сани. Раздаются звуки щелкающих хлыстов, подгоняющих кошек, – и вскоре мы летим так быстро, что для поддержания скорости нужна только скользкая земля. Все три пиратских судна мчатся по белоснежным просторам. Снег продолжает идти и вместе с ветром хлещет по лицам. Гладкие деревянные днища скользят как непреодолимая сила, и из-под них, как вздымающиеся волны, брызжет снег. Хотя ветер и треплет мои волосы, а дождь промочил платье, я продолжаю стоять у борта, продолжаю смотреть на тело Сэйла. И меня снова охватывает этот гнев, первая вспышка которого разожглась, когда мои ленты расплелись, чтобы оттолкнуть Мист. Печальное потрясение от смерти Сэйла отрезвляло. Но этот гнев… жаркий и красный, как повязка на лице капитана Фейна. Я останавливаюсь взглядом на нем, на том месте, где он стоит на носу корабля, выкрикивая приказы и раздавая указания. От резкого порыва ветра черное перо на шляпе развевается, а на поясе у него переливается спрятанный нож. Вот на этом ноже я сосредотачиваю свое внимание, я смотрю на него, наконец отпустив борт. Пальцы сводит судорога, одной перчатки по-прежнему нет, после того как ее сорвал с меня капитан. Плевать, что ночь в самом разгаре и в ней висят тяжелые тени, которые подавляют мой дух. Плевать, что облака развязали ливень. Плевать, что я единственная женщина против корабля, полного мужчин. Плевать, что я уязвима, что в одиночку бреду к капитану. Потому что Сэйл был мне другом. И ничего хорошего так и не случилось. Ленты волочатся за моей спиной, шаги становятся увереннее, спина – прямее. В мыслях играет песня, когда я вспоминаю последний подбадривающий взгляд Сэйла. Не хорошо, не хорошо. Я иду вперед, но никто меня не останавливает, никто даже не смотрит в мою сторону. Я для них так же малозначима, как и все оставленные на палубе наложники. Это стало очевидным фактом, как только нас оставили одних без охраны. Оставили на палубе, где они жмутся друг к другу и съеживаются от страха. Но я тру́сить не стану. Нет, раз уж Сэйла вздернули на столбе. Полагаю, у каждого человека есть предел терпимости, и вот мой. Легко, как же легко пройти через весь корабль. Пройти так, что никто даже не удостаивает меня вниманием. Как самонадеянно со стороны мужчин – так недооценивать женщин. Это и станет их погибелью. Пройти мимо боеприпасов, мимо тросов, мимо таскающих добычу пиратов. Все это я обхожу, пока не добираюсь до носа корабля. Пока не оказываюсь прямо за спиной капитана. Двадцать четыре ленты шевелятся, как щупальца. Атласные полоски идеальной симметрии и шириной в дюйм поднимаются от шеи до ямочек над ягодицами вдоль всего позвоночника. Длиной они напоминают змей, готовых нападать. Не на капитана, а на Сэйла, на веревки, которыми его привязали к шесту. Некоторые наложницы посередине корабля меня замечают и нервно оглядываются. Кто-то наклоняется вперед, чтобы получше разглядеть в гонимом ветрами дожде. Я стою у деревянного столба и, смотря наверх, направляю и решительно двигаю каждой лентой. Они намокают и становятся от дождя тяжелее, но ловко распутывают узлы. Когда этих усилий не хватает, края затвердевают, переставая быть мягкими, как шелк, и становясь острыми, как лезвие ножа. Золотой шелк сражается с бечевкой, рвет ее и дергает, разрезает нити, словно они не представляют никакой угрозы. – Эй! Я не обращаю внимания на крик, который привлекает внимание пиратов, не удостаиваю их взглядом, когда они наконец замечают, чем я занимаюсь. Ленты продолжают кромсать, продолжают рвать. Когда ко мне подходит первый пират и хватает за руку, лента тут же пытается ему помешать. Она набрасывается на него, задевает руку, разрезая густой мех так, словно он тонкий, как лепесток. От удивления у пирата вырывается приглушенный возглас, и он, отпустив меня, чтобы приложить руку к ране, пятится назад, но я сразу же о нем забываю. Я смотрю наверх, все мое внимание обращено на тело Сэйла. Вниз. Я хочу спустить его тело вниз. Мои ленты, хотя и промокли насквозь и отяжелели, яростно трудятся, направляемые едва ли мыслью, подпитываемые гневом – красным, как пламя огненного когтя. Путы одни за другими падают с тела Сэйла, пока кто-то не хватает меня сзади и не разворачивает. Я оказываюсь нос к носу с капитаном Фейном. Его лицо не закрыто тканью, а карие глаза горят от ярости. – Какого хрена ты удумала? – рычит он. Он так крепко стискивает мне руки, что щиплет кожу, несмотря на то что на мне слои одежды. Я толкаю его, но куда мне против него! Он даже не замечает, потому что смотрит мне за спину и наверх. Туда, где мои ленты разрезают оставшиеся веревки. Капитан таращит глаза. – Чер… Он не успевает закончить свою брань, потому что тело Сэйла падает. Оно обрушивается на нас, холодная плоть и жесткие мышцы сбивают с ног и вырывают меня из хватки капитана. Я приземляюсь в перевернутой позе, ноги Сэйла перекинуты через мой торс. К нам приближаются шаги, сквозь лютующий ветер доносятся крики. Я выкатываюсь из-под Сэйла и снова растягиваю ленты, заставляя их обернуться вокруг его тела. Снова и снова, пока Сэйл от шеи до бедер не оказывается обвязан лентами, и тогда я начинаю тянуть. Он тяжелый, и мы оба мокрые, но ленты со всей силы тянут, не собираясь его отпускать. Дюйм за дюймом они тащат его по мокрой палубе. Спина мигом устает, уже измотанные мускулы горят от каждого рывка. Но у меня нет времени медлить, нет времени отдыхать, потому что ко мне направляются Красные бандиты, капитан щерится, на его мерзком лице застывает гнев, пока я тащу тело Сэйла к краю корабля. – Стоять! – кричит капитан Фейн – не мне, а своим людям. – Я сам ею займусь. Меня охватывает жуткий страх, но я не показываю его, не замедляю шаг. Потому что мне все равно.