Я смотрю, как по моей спальне ходят стражники и выносят из нее последние сундуки, собранные мною накануне. Мои покои смотрятся как никогда опустевшими, в гардеробной, где раньше висели платья и стояли туфли, стало заметно больше места после того, как все оттуда вытащили и уложили. За окном уже сумерки. Почти близится время уезжать. С виду метель прекратилась, но снегопад стихает здесь редко и ненадолго, вот почему я одета в тяжелое шерстяное платье, отороченное мехом, и сапоги, подбитые овчиной. Разумеется, все блестит золотом, вплоть до перчаток из толстой кожи. Локоны заплетены в тугие бесчисленные косы, чтобы их не трепал ветер, и убраны назад, чтобы капюшон скрывал и лицо, и волосы. – Пора. Я отворачиваюсь от окна и вижу Дигби, который стоит с другой стороны клетки. Он, как водится, неприветлив и молчалив и ни капли не похож на человека, который проткнул мечом чужеземного короля. На его лице ни тени беспокойства, как тогда, когда он нес меня, всю в крови, по шести лестничным пролетам. Но с другой стороны, за эти качества я его и ценю. За его хладнокровность и твердость духа. Я неосознанно поднимаю руку и провожу пальцами по новому шраму на шее, где три недели назад король Фульк пытался перерезать мне глотку. Дигби подмечает мой жест и бросает взгляд на мои пальцы, и я незамедлительно опускаю руку, пытаясь побороть появившуюся у меня беспокойную привычку. Иногда разум заставляет заново проживать в кошмарах то мгновение, и я просыпаюсь, крича и хватаясь за горло, уверенная, что задыхаюсь от своей же крови. А порой разум решает, что будет полезнее представить, что бы произошло, если бы вестник не успел, если бы Фульк приволок меня в свою спальню, а Мидас не смог вмешаться. Оба кошмара не дают мне выспаться. Наверное, поэтому под глазами у меня залегли круги в виде двух бронзовых синяков над скулами. Жаль, что здесь нет Мидаса. Три дня. После того инцидента он смог остаться всего на три дня, а потом вынужден был уехать. Вместе с военным полком он отправился в Пятое королевство. В ночь убийства Фулька я стояла рядом с ним в тронном зале. Наблюдала за тем, как он претворяет в жизнь свой замысел, искусно свивая сказ о случившемся. Людям известно о способности Мидаса все превращать в золото. Но истинной силой я считаю его золотой язык. – Нас обманули. В тронном зале стояла тишина. Собравшиеся дворяне взирали на Мидаса с затаенным вниманием, а царь и царица сидели на тронах и с мрачными, но решительными лицами оглядывали подданных. – Мой союзник, король Фульк, мертв. От прокатившегося по залу изумления люди вытаращили глаза и открыли рты. Мидас ждет мгновение, пока стихнет потрясение от прозвучавшей новости, но заговаривает прежде, чем среди присутствующих разнесется ропот. – Король Фульк хотел помешать гнили распространяться до наших границ. Хотел увериться, что наши земли останутся нетронутыми – и за это его вероломно убили. Я стояла за ним, но чуть впереди стражей. Цель моего присутствия – показать народу, что мы выступаем единым фронтом, пока Мидас сочинял свою историю. – Он отправил воинов на границы Пятого королевства, чтобы исполнить долг перед народом, но был обманут своим же поверенным. Тем, кто проник во вражеские земли. Полк короля Фулька был убит в жестокой битве против дожидающихся его воинов Четвертого королевства. На этом измена не кончилась – тот же самый перебежчик, этот предатель, прилетел сюда, в Хайбелл, с донесением и убил своего ничего не подозревающего короля. Настрой в зале стал иным, и волна ужаса сменилась волной негодования. Мидас махнул кому-то за своей спиной, и вперед вышел стражник, держа предмет, завернутый в черную ткань. Получив кивок от Мидаса, стражник развернул ее и поднял над головой. По залу разнеслись возгласы. Я даже не могла отследить сколько. Все испытывали отвращение, но все же не могли отвернуться. Стражник держал отрубленную голову вестника – того, кто не был виновен в преступлениях. Его голова сияла золотым блеском, застывшее в ужасе перед смертью лицо навеки останется в таком состоянии и не сможет разложиться, как надлежит телу. Толпа охнула, увидев лицо вестника, которого объявили предателем. Мидас наблюдал за толпой. – Вот, – сказал Мидас, указав рукой на съежившееся лицо. – Вот та гниль, что распространяется из Четвертого королевства. Вот что пытался остановить король Фульк. Не только уничтожение наших земель и неуважительное к ним отношение, но и вероломство. Недоверие. Измена своему королевству и монарху. Мидас был хорош. Складно говорил. Сливался с толпой. Как паук, ткущий паутину, он поймал всех до одного. Голову снова обернули черной тканью для того, чтобы после посадить на кол у главных ворот, где находились все позолоченные черепа предателей. Их выставляли напоказ, чтобы зрители плевали в них и били ледяные ветра. – Я отправлюсь в Пятое королевство, – заявил Мидас. – Я помогу им в трудную минуту, позабочусь, чтобы владения и люди не пострадали после потери их короля. Я займу место короля Фулька, объединю наши земли после его смерти, ведь мы были союзниками при его жизни. Я продолжу охранять наши границы. Защищу наши королевства от гнили извне. До тех пор пока его наследник не достигнет совершеннолетия и не займет трон своего отца. Прошло не так много времени, чтобы весть о кончине короля Фулька разлетелась, как пронесшийся по земле снежный ураган, и стала передаваться из уст в уста. Мидасу удалось выйти героем, он дал народу злодея, на которого переложили вину, а сам одним махом заполучил еще больше власти. И теперь он отправил за мной – однако это тайна. Большинство считает, что я уже в Пятом королевстве, что отправилась в путь вместе с Мидасом. Вот только Мидас не хотел, чтобы я появлялась там, пока он не убедится, что это безопасно, поэтому не взял меня с собой. Но Мидас знал, что оставлять меня в замке одну тоже опасно, поэтому воспользовался приманкой. С его караваном отправилась женщина – не тронутая его златой рукой, но разрисованная краской, чтобы придать ей схожесть со мной. Тем временем, пока я ждала, меня охраняли денно и нощно. Даже слугам запрещалось подниматься наверх. Даже королеве не сказали, что я еще в замке. За эти несколько недель я видела только нескольких стражников, которых Дигби, видимо, лично отобрал для моей защиты. Но настало время покинуть замок. Бросив напоследок взгляд за окно, я отворачиваюсь, испытывая смешанные чувства. Я иду к Дигби, который открывает дверь клетки, и пытаюсь не выказывать настороженности. Только переступив за порог, я бросаю последний взгляд на клетку и оглядываю все, что ежедневно окружало меня, сколько себя помню. Странно, но я испытываю чувство утраты, когда отворачиваюсь и бреду вслед за Дигби и остальными стражами. Моя клетка… Я столько лет всецело от нее зависела. Да, вместе с тем я и негодовала, но все же это была безопасная гавань, а теперь я ее покидаю. Мы впятером молча спускаемся на первый этаж, в замке стоит тишина. Когда мы оказываемся внизу, я не выдерживаю и резко смотрю вправо, на закрытую дверь кабинета. Интересно, кому из слуг приказали вымыть кровь. Интересно, живы ли еще эти слуги или они унесли с собой в могилу эти пропитанные кровью тряпки, потому что… Нет. Не думай об этом сейчас. Верность. Я верна. Силком оторвав глаза от той комнаты, вижу, что ведущие в темноту двери уже приветливо открыты, впуская в замок порывы ледяного ветра. За каменными ступенями и внутренним двором вижу процессию из дожидающихся карет и лошадей, готовых отвезти нас в Пятое королевство. Чувствуя покалывание в затылке, поворачиваюсь и замечаю стоящую на втором этаже царицу Малину. Обхватив рукой перила, она смотрит на меня сверху вниз. Ее лицо безучастное, гладкие белые волосы уложены вокруг головы в виде короны. Малина смотрит на меня, смотрит с такой яростью, что у меня перехватывает дыхание. Ненависть. Ненависть в ее глазах, поскольку она понимает: Мидас солгал, все это время я находилась в замке. И теперь я еду к нему, потому что он прислал за мной. На ее месте я тоже бы себя возненавидела. – Миледи? Развернувшись, вижу, что стражники ждут меня у открытой двери, один протягивает мне пальто из густого меха. – Спасибо, – шепчу я и, забрав пальто, надеваю его. Я не поворачиваюсь снова к царице, но чувствую на себе ее взгляд всю дорогу. Я еще туже запахиваю пальто. Оно тяжелое, но мягкое. Ткань с подкладкой из кожи и меха, чтобы согревать меня в суровые ночи. Я накидываю на голову капюшон и спускаюсь по ступеням, чувствуя, как меня оставляет тепло замка. Но вместе с тем и начинает покидать тревога. Я переступаю порог и задираю голову, обратив лицо к небу. Десять лет. Столько минуло с тех пор, как я выходила на свежий воздух. Мне в лицо легонько дует прохладный ветер, словно нежно приветствуя. Стражники переглядываются и переминаются с ноги на ногу, пока я стою, не шевелясь, но я не обращаю на них внимания. Потому как этот миг принадлежит мне. Когда я решила спрятаться, то была всего лишь девчонкой. Уязвимой. Растерзанной. Напуганной. Безмерно уставшей от того, что уготовила мне судьба. Поэтому я спряталась в клетке и довольствовалась ею. После всего пережитого я этого хотела. Я смирилась с решетками, даже слилась с ними – не для того, чтобы они держали меня взаперти, а чтобы не впускали чужих. Но я скучала по воле. По свежему воздуху, наполнившему грудь. По запаху ветра. По холоду на щеках. По ощущению земли под ногами. О, как же я скучала! – Миледи, – нерешительно говорит стражник, – нам пора. Напоследок я обвожу взглядом темное небо, где под спрятавшейся луной облака светятся серым. Но на один мимолетный миг замечаю проблеск подмигнувшей мне звезды. И подмигиваю ей в ответ. Глава 16