– У тебя на голове нет мешка? – У меня нет... А зачем? Я ж в багажнике валялся, что оттуда разглядишь? Только вот зачем они тебе глаза закрыли, если решили нас здесь захоронить? – Никита, мне страшно... – Не бойся, я что-нибудь придумаю! – Голос показался настолько неуверенным, что Аксинье стало совсем тоскливо. – Мне плохо в темноте... Как бы снять этот мешок? – Поверь, тут не на что любоваться. – Никита, я понимаю, что смерть перед расстрелом встречали и с завязанными глазами, но я хочу видеть... Почему ты не уехал? – И бросил бы тебя? – Ты же меня не знаешь! – И что? Я бы никого не бросил, – спокойно ответил он. – А ты знал, что за тобой охотятся эти отморозки? – Я похож на идиота? Тогда бы я не рассекал в одиночку на снегоходе в ряженой одежде, а звонил бы куда следует... Я, конечно, умею помахать руками и ногами, если что... Но обычно это происходило в спортивном зале, да и противник по бою не размахивал огнестрельным оружием... – Значит, не знал... А я уж решила... – Что? – Что ты с ними. – Вот еще! – Чем же это так пахнет противно? – Какие-то химикаты... – меланхолически повторил Никита. – Они отобрали деньги! Что им еще нужно?! – в сердцах крикнула Аксинья. – Им свидетели не нужны... И руки марать не хотят, вот и скинули в эту клоаку в надежде, что сами здесь загнемся. Голос Никиты оставался для Аси единственной связью с внешним миром: хорошо, что он такого приятного тембра... – Как мне снять мешок? – снова запаниковала она. – Ползи ко мне, я попробую зубами. – Я вообще ничего не вижу! – А ты ползи, если можешь, на голос, – предложил Никита. – Так ты тогда говори чего-нибудь... Куда ползти-то? – Мне что рассказывать? Сказку? Или свистеть? Нет, ты же не змея, чтобы ползти на свист... – И Никита принялся травить анекдоты. Со стороны это выглядело абсолютным идиотизмом, но Аксинья под шуточки товарища по несчастью ползла на голос. Двигаться со связанными руками и ногами было очень тяжело. Казалось, змееподобные движения совсем не приближали к цели, а лишь выматывали последние силы. – Боже... не могу больше... – Давай, Ася, давай! Ну же, отталкивайся ногами... Ползи! – Легко сказать... – Да я вижу, что тебе нелегко, но ты старайся. Вот, молодец, еще метров пять... – Я хоть правильно ползу? – Да, четко на меня. – Никита, я просто чувствую, что вляпалась в какое-то дерьмо. Что у меня под руками? Такое склизкое, холодное, еще какие-то камни, стекла... – Ты меньше разговаривай... Береги силы. Не надо тебе знать, что у тебя на пути... Так, грязь да мусор. И потом, ты думаешь, я что-нибудь разгляжу? Здесь света нет, да и глаз у меня один заплыл, я говорил... – Как же я хочу до тебя доползти... – Я понимаю, меня многие хотят, – хохотнул Никита. – Наглец... – А ты – большая моралистка? – Честь блюду, – вздохнула она и снова поползла, стараясь не обращать внимания на боль в затекших конечностях и нарастающее удушье. Мешок на голове стал мокрым от пота и облепил лицо, перекрывая доступ хоть и не совсем свежего, но воздуха. Спокойный, красивый голос Никиты направлял ее. Он продолжал сыпать прибаутками. – Ты – молодчина, Ася! Осталось еще одно усилие... так, еще... Вот! Аксинья лбом уперлась во что-то твердое и теплое. – Что это? – Это моя нога, ты доползла... Теперь поднимись выше, только аккуратно, сейчас не до секса. – Меня сейчас стошнит от этих запахов... – Вот этого не надо! – Никита, а ты сам не можешь ко мне нагнуться? – Я, к сожалению, не могу. – Сейчас я отдохну, – прилегла Ася головой ему на ногу. – Так хорошо... Хоть кто-то живой и теплый... – Пока да. – Типун тебе на язык. – А я вообще горячий парень. Воцарилась напряженная тишина. Слышался только стук сердца – Ася не понимала, ее или Никитиного, – и где-то капала вода. Ногу свело судорогой. Она собралась с силами и попыталась подняться. – Всё, стой! – скомандовал Никита. – Нагни голову и не пугайся. Я попробую развязать веревки зубами и стянуть мешок. Ася замерла и вскоре почувствовала горячее дыхание на шее и какое-то движение. Никита посопел, покряхтел... и еще сильнее затянул мешок. – Как же это трудно! Подожди, сейчас... Ой, извини! Я не укусил? У меня что-то слюни текут, как у бешеной собаки. – Наконец-то он стянул мешок с головы Аси. – Тьфу! Ты свободна! Ася не сразу рискнула открыть глаза. А когда, наконец, решилась, то поняла, почему ее «сокамерник» говорил, что она не много потеряет, если и не увидит окружающей действительности. Пленники находились в заброшенном колодце, напоминавшем сточную яму, куда уже успели свалить немало мусора и другой гадости. Здесь было много ржавых железных баков. В некоторых местах они прохудились, и оттуда просачивалась зловонная жидкость. – Не нравится мне здесь, – прошептала она. – Мне тоже, – усмехнулся Никита. Ася, чуть не свернув шею, наконец-то посмотрела на него: – Ого... – Что? – Выглядишь еще хуже, чем эти баки с химикатами. – Я и чувствую себя не лучше. От костюма Деда Мороза на Никите остались только красные шаровары и белая майка, которая стала уже кроваво-черной. Не осталось ни бороды, ни наклеенных бровей... Кровоподтек на скуле, синяк на шее и разбитая губа – это только то, что сильно бросалось в глаза. Ася опустила глаза и замерла. У парня в боку торчала ржавая арматура.