Нет, так просто от меня не отделаешься, думает Билли. — Ты выросла в Кингстоне. У тебя есть мать и сестра. Что еще? Наверняка есть что-то еще. — В жизни не видела столько звезд. — Элис показывает на темнеющее небо. — Даже у Баки. — Не заговаривай мне зубы. Она пожимает плечами. — Ладно. Приготовься умереть от скуки. У моего отца был мебельный магазин, а мама вела его бухгалтерию. Он умер от сердечного приступа, когда мне было восемь, а Джерри, моей сестре, девятнадцать. Она как раз тогда поступила в школу визажистов-парикмахеров. — Элис поправляет волосы. — Джерри сказала бы, что это ужасный цвет. — Может быть, но мне нравится. Продолжай. — В старших классах я была хорошисткой. Иногда ходила на свидания с парнями, но ни с кем не встречалась. Популярность — это не про меня. Еще были непопулярные дети, забитые ботаники, над которыми все смеялись и издевались, но это тоже не про меня. Обычно я просто делала то, что мне говорили сестра и мама. — Однако на парикмахерские курсы все-таки не пошла. — Вообще я собиралась, потому что в настоящий универ — для умниц — меня точно не взяли бы: баллов и изученных предметов не хватало. — Она умолкает. Билли дает ей подумать. — Но однажды ночью я лежала, засыпала — и вдруг резко очнулась. Прямо подскочила в кровати. Чуть на пол не свалилась. С тобой такое бывало? Билли вспоминает Ирак и отвечает: — Много раз. — Я подумала: если я это сделаю, если пойду у них на поводу, это никогда не закончится. Так и буду жить по их указке до конца дней, пока однажды не проснусь древней старухой в старом добром Кингстоне. — Она смотрит на Билли. — А знаешь, что сказали бы моя мама и сестра, если бы узнали про случившееся? Про изнасилование и нашу с тобой поездку? Они сказали бы: «Вот видишь, чем все закончилось. А мы тебе говорили». Билли кладет руку ей на плечо. Она поворачивается к нему, и тут он на секунду видит женщину, которой она может стать с годами — если время и судьба будут к ней благосклонны. — И знаешь, что я ответила бы? Плевать, потому что это мое время, моя жизнь, и я проживу ее так, как хочу и считаю нужным. — Ладно, — говорит Билли. — Хорошо, Элис. Ты права. — Вот именно! Я права. Только бы тебя не убили. Этого он пообещать не может и потому молчит. Они еще долго смотрят на звезды, потягивая пиво, и Элис тоже помалкивает. Потом встает и говорит, что идет спать. 3 Билли спать не идет. Ему пришла пара сообщений от Баки. В первом указано название ландшафтной компании, которая благоустраивает и озеленяет территорию «Вышины»: «Сады и парки». Прораб у них то ли Келтон Фриман, то ли Гектор Мартинес, а может, вообще какой-то другой человек. Контора немаленькая, в городе на слуху. В следующем сообщении говорится, что Ник по будням часто остается ночевать в «Дабл Домино», зато на выходные обычно едет в свою пайютскую усадьбу. Особенно в воскресенье. В футбольный сезон не пропускает ни одного матча с «Джайентс», — добавляет Баки. — Это знают все, кто его знает. Можно вывезти парня из Нью-Йорка, думает Билли, но Нью-Йорк из парня — никогда. В ответ он пишет: Про гараж что-нибудь выяснил? Баки отвечает сразу же: Нет. Билли взял с собой все фотографии с «Планеты Земля» и «Зиллоу». Какое-то время он их изучает, потом открывает ноутбук и находит в Интернете кое-какие фразы по-испански. Когда (и если) придет время, ему необязательно будет их говорить, однако сейчас он разучивает их наизусть, повторяя вслух снова и снова. Возможно, ему понадобится только одна. Или две. Или ни одной. Но перестраховка еще никому не помешала. Me Ilamo Pablo Lopez. Esta es mi hija. Estos son para el jardín[57]. Mi es sordo y mudo: Я глухонемой. 4 Утром они завтракают в «Крейзи кау», потом выезжают. Билли не хочет слишком утруждать свой старый пикап, да и необходимости гнать нет. До Вегаса всего пара сотен миль. К Нику он не полезет до воскресенья: в этот день профи играют в футбол, и почти наверняка в особняке на Чероки-драйв стоит тишина. Никаких садовников, смотрителей и — в идеале — дружков Ника. Билли посмотрел расписание и узнал, что в это воскресенье «Джайентс» играют против «Кардиналс» в шестнадцать часов по североамериканскому восточному времени. В Неваде это час дня. Чтобы скоротать время, он рассказывает Элис, как пришел в бизнес. Джонни Кэппс был первым звеном в этой цепи, которая закончится — осталось выковать по меньшей мере еще одно звено — на магистрали I-70, ведущей на запад. — Погоди, это же тот парень, который остался без ног. Которого повстанцы оставили в живых, как приманку. — Да. Клэй Бриггс — Фармацевт — смог остановить кровь, а потом Кэппса на вертолете доставили в дрянной ветеранский госпиталь, где он провел очень много времени и плотно подсел на иглу, пока врачи пытались реабилитировать то, что не подлежало никакой реабилитации. В конце концов дядя Сэм усадил его в коляску и отправил домой. В Куинс он вернулся прожженным наркоманом. — Как грустно. Что ж, думает Билли, хотя бы история с наркотой кончилась хорошо. С Джонни связался его двоюродный брат Джоуи, оставивший себе итальянскую фамилию Каппицано (хотя все, конечно, звали его Джоуи Кэппс). С разрешения одной из крупнейших нью-йоркских организаций — и, разумеется, картели «Синалоа», контролировавшей городской наркобизнес, — Джоуи Кэппс создал собственную организацию. Совсем крошечную, даже группировкой не назовешь. Он предложил покалеченному бойцу должность бухгалтера в этой конторе, но при условии, что тот спрыгнет с иглы. — И он спрыгнул? — Да. Все это он рассказал мне сам, при встрече. Полежал в реабилитационном центре — лечение оплатил братишка, — а потом до самой смерти три-четыре раза в неделю ходил на встречи бывших наркоманов. Умер несколько лет назад. От рака легких. Элис хмурится. — Он ходил на встречи, чтобы слезть с иглы, но при этом зарабатывал на жизнь тем, что сажал людей на иглу? — Ну, сам-то он никого не сажал. Просто считал и отмывал вырученные с продажи наркотиков деньги. Но сути это не меняет. Как-то раз я обратил на это его внимание, и знаешь, что он мне ответил? Что в барах всего мира работают бывшие забулдыги. Он просто дает людям то, что им нужно, а те, если захотят, могут слезть с иглы и вернуться к жизни. Это его слова. «Вернуться к жизни». — Боже. Левая рука не знает, что делает правая. Билли рассказывает, что чуть не поехал в Ирак еще раз, но потом решил, что это безумие — и самоубийство, — и снял форму. Какое-то время болтался без дела, пытаясь придумать, чем можно заняться парню, который много лет отстреливал людям головы. И тут на него вышел Джонни. Завелся у нас один парень из Джерси, сказал он, который знакомится в барах с женщинами, а потом избивает их до полусмерти. Наверное, у него какая-нибудь детская травма, предположил Джонни, но срать я хотел на его детские травмы. Он плохой человек, раз людей инвалидами делает. Последняя его жертва оказалась в коме, и так уж вышло, что фамилия у нее была Каппицано. Джонни она приходилась троюродной или четвероюродной сестрой, но родня есть родня. Беда в том, что этот ублюдок, любивший избивать женщин, принадлежал к крупной и могущественной преступной группировке, базировавшейся на другом берегу реки, в Хобокене. Джоуи и Джонни решили перетереть с главой этой группировки и выяснили, что ребятам из Нью-Джерси этот засранец тоже на хрен не сдался. Stronzo madre[58] c перстнями на пальцах предпочитает забивать теток до полусмерти — нет бы везти их домой и дрючить, как все нормальные мужики, или хотя бы fottimi nel culo[59], что тоже по вкусу некоторым мужикам и даже некоторым бабам. Но ни одна баба не хочет, чтобы ей разбили лицо. Суть беседы сводилась к следующему: capo[60] не может дать формального разрешения прикончить stronzo madre, потому что за такое убийство непременно должна последовать месть. Но если это сделает сторонний человек и если обе группировки — крупная из Хобокена и маленькая из Куинса — за это заплатят, то гнилой зуб можно выдрать. Назовем это мафиозной дипломатией. — И Джонни Кэппс позвонил тебе. — Да. — Потому что ты лучше всех стрелял? — Лучше всех из его знакомых. К тому же он знал мою историю. — Про то, как убили твою сестру. — Да. Прежде чем взять заказ, я навел справки про этого говнюка. Даже сходил проведать его жертву, которая от побоев впала в кому. Она лежала без сознания, подключенная к системе жизнеобеспечения, — ясно было, что не жилец. На мониторах… — Билли чертит в воздухе над рулем прямую линию. — В общем, я его убил. Ощущения были примерно такие же, как в Ираке. — Тебе понравилось? — Нет, — без колебаний отвечает Билли. — Ни в песках, ни здесь это не доставляло мне никакого удовольствия. — Брат Джонни стал обеспечивать тебя заказами? — Да, еще два я получил через него. Один брать не стал, потому что тот человек… не знаю… — Не показался тебе злодеем? — Вроде того, да. Потом Джоуи познакомил меня с Баки, а Баки вывел на Ника. И вот мы здесь. — Подозреваю, это далеко не вся история. Элис права, но Билли не хочет рассказывать остальное, тем более вдаваться в подробности об убийствах, совершенных для Ника и других заказчиков. Он никому и никогда этого не рассказывал. Зачем говорить такое вслух? Глупо. И страшно даже от одной мысли. Элис Максуэлл, студентка экономического колледжа, чудом выжившая после группового изнасилования, сидит в одной машине с мокрых дел мастером. Человеком, который убивал людей за деньги. Убьет ли он Ника Маджаряна? Если будет возможность, да. И тут встает вопрос: убийство ради чести лучше, чем убийство ради денег? Наверное, нет. Но его это не остановит. Элис какое-то время молчит, обдумывая услышанное. Наконец спрашивает: — Ты рассказал мне это потому, что уже не надеешься все записать, верно? Да, но как в таком признаешься? — Билли?..