— Дес, не надо. — Флори мягко коснулась его плеча. Он замер. Враждебный пыл в нем еще не угас, но глаза были полны не ярости, а отчаяния. — Ты мне тоже не веришь? Флори помедлила с ответом. Возможно, боялась обидеть его или знала о чем-то таком, что не решилась озвучить. Пауза затянулась. — Не веришь, — заключил он и дернул плечом, сбрасывая руку Флори. Господин Лоурелл быстро смекнул, что ситуация накаляется, и не захотел принимать в этом участие. Он медленно соскользнул с кресла, ляпнул рассеянное: «Мне пора», и засеменил к выходу. Рин отправился проводить его. Едва дверь за ними закрылась, Дарт метнулся к Десмонду: — Что ты задумал, идиот? Говори правду, если хочешь от меня помощи. — Я же сказал, что здесь ни при чем. — Ценовщик тебя опознал! — Ты веришь какому-то столичному хмырю, а мне — нет? Чем он, в отличие от меня, заслужил твое доверие? — Ты сразу узнал приманку. Откуда? — Отец курит этот табак. Я эту вонь везде учую, — ответил Дес и хотел добавить что-то еще, но в библиотеку вернулся Рин. С порога он заявил, что Деса нужно оставить под надзором, пока ситуация не прояснится. — Ой, а ты прямо ждал момента меня арестовать, да? — едко спросил Дес. Рин пропустил подколку мимо ушей и обратился к Дарту: — Придержи его сегодня здесь, ладно? А я пока попробую разузнать о компаниях, готовых принять крупную поставку яда. Возможно, преступник связывался с кем-то. — Рин повернулся к Десу и добавил: — Достаточно, чтобы кто-то подтвердил, что ты говоришь правду. Дес задумался и прикусил губу. Наступила долгая тревожная пауза, которую прервало неожиданное признание: — Ее зовут Лия. Работает в булочной на бульваре. Флори тут же вызвалась поговорить с ней, полагая, что доверительный разговор двух девушек лучше, чем допрос угрюмого домографа. Ее предложение поддержали: никому не хотелось впутываться в подобные разборки, а потому они с облегчением сбросили это задание на добровольца. Рин поспешил уйти — новый виток расследования выявил множество неразрешенных вопросов, и отчего-то он наивно полагал, что сможет решить их в одиночку. — Слушай, детектив Эверрайн, — окликнул его Дес, когда Рин был уже в коридоре. Ему пришлось сделать пару шагов назад, чтобы вернуться и выслушать: — Торговцы островным табаком жаловались на сокращение поставок. Так просто его сейчас не достать… Табак продают только постоянным клиентам и по баснословной цене. Значит, искать нужно среди местных богатеев. — Я даже знаю, с кого начну. — Рин бросил в него многозначительный взгляд, а затем исчез за дверью. С уходом домографа безлюдь наконец перестал ворчать и нервничать. Теперь напряженную атмосферу в доме нельзя было оправдать ничем, кроме беспокойства его обитателей. Дарт определил друга в одну из комнат на втором этаже, а затем заперся в библиотеке, чтобы ничто не мешало ему думать. Офелия снова поразилась, как много неизведанных комнат еще таилось в безлюде. Шаг за шагом дом раскрывал все больше деталей о себе — как человек, который постепенно проникался доверием к новому знакомому. Перед сном Офелия заглянула к Флори и застала ее за рисованием. Та поработала над чертами, и теперь на портрете был вылитый Дес. — Помогает успокоиться и думать, — словно бы оправдываясь, сказала сестра. — О чем? — Дес кажется грустным из-за опущенных уголков глаз. — В таверне говорят, что у него взгляд грустной собаки. — И губы капризного ребенка, — продолжила Флори. — Ты веришь, что он виноват? — Нет, но… Дарт запер его на ключ. — В комнате без окон, — добавила Офелия. Она уже неплохо ориентировалась в самом доме и знала, что у этой его части глухой фасад без единого окна. Возможно, раньше там располагался чулан или спальня для прислуги, но сейчас комната стала тюремной камерой с подозреваемым. Флори горестно вздохнула, и было непонятно, что вызвало у нее такую реакцию: заточение Деса или обломившийся грифель карандаша. Офелия не стала докучать ей, оставив наедине с портретом. Отчего-то ей казалось, что, прорисовывая черты лица, Флори пыталась разгадать, что за личность скрывается за ними. С утра Дарт сокрушался, что на частностях ему выпал не детектив, а самый бесполезный персонаж, трусливый и глуповатый. Он долго просидел над тарелкой с кашей, поджидая, когда еда остынет, — боялся обжечься. После завтрака он обнаружил в библиотеке забытую шляпу господина Лоурелла и предложил выкинуть ее, полагая, что чужие вещи в доме — не к добру. Флори вызвалась вернуть головной убор владельцу, а по пути в гостиный двор зайти в булочную к Лии. Уходя, сестра наказала Офелии приглядывать за Дартом и Десом. За это время ничего не произошло, если не считать, что Дарт порезался, когда чистил яблоко (потому что боялся съесть червяка), и едва не свалился в обморок вначале от вида крови, а потом от волнения, что в рану может попасть инфекция. К счастью, Флориана успела вернуться до того, как Дарт окончательно себя покалечил. Ее сопровождали домограф и ценовщик. Безлюдь встретил их недовольным гулом и такой тряской, что со стены в холле упала картина, напугав Дарта. — У меня есть важные сведения! — выпалила Флори. Ей не терпелось обсудить это со всеми, и она, усадив господина Лоурелла на кухне, попросила Офелию позвать Десмонда. Флори дождалась, пока все слушатели рассядутся по местам, и лишь тогда объяснила, в чем дело. Встретившись с ценовщиком, она попросила еще раз описать заказчика, спрашивая не только о лице, а о внешнем виде в целом. По заверениям Лоурелла, руки заказчика были ничем не примечательны. Ни перчаток, ни длинных рукавов, ни платков, скрывающих запястья. Что ни на есть обычные руки. Флори повернулась к Десу и спросила, может ли он снять браслеты. Пока Дес возился с ремешками и заклепками, Офелия вспоминала байки, что слышала от работников таверны: все они оказались не правы. Браслеты упали, обнажая запястья — обожженные, покрытые рубцами. Лоурелл даже невольно отстранился, не ожидая увидеть такие шрамы. — Вы по-прежнему уверены, что этот человек — и есть ваш заказчик? — спросила Флори, едва сдерживая улыбку. Очевидно, она знала ответ, просто хотела услышать его из уст самого Лоурелла, чтобы Дарт и Рин получили доказательство от свидетеля, которому безоговорочно верили. — Кажется, я ошибся… Вряд ли такие ожоги можно замаскировать или скрыть. — Он глянул на Деса и пробормотал: — Прошу прощения. Тот в ответ лишь отмахнулся — и осталось неясным, принял он извинения или нет. В комнате повисло растерянное молчание. — Я как-то упустил этот момент, — пробормотал Дарт. Видимо, он чувствовал себя виноватым перед другом или просто глупым из-за того, что пропустил важную деталь. Лоурелл нервно постучал пальцами по столу. — Я вспомнил кое-что еще… Один странный нюанс, — задумчиво проговорил он, затем внимательно оглядел присутствующих и заключил: — Мой заказчик спрашивал не только о способностях дома, но и о том, чем его кормить. Я засмеялся, сказав, что безлюди — не дворовые собачки, чтобы задабривать их едой. От Офелии не ускользнуло, как переглянулись Дарт и Рин, поняв друг друга без слов. Значит, кто-то спрашивал у ценовщика о приманке. Кто-то, знающий о привычке безлюдей открывать двери тем, кто принесет им подходящее лакомство. — Мухи, — пробормотал Рин, словно разговаривал сам с собой, и махнул рукой, якобы отгоняя назойливое насекомое, чтобы у Лоурелла даже подозрения не закралось о том, что его мелкое наблюдение имеет какую-то важность. Офелия вспомнила рой мух, кружащих на кухне дома. Вероятно, эта приманка и помогала злоумышленникам усмирять безлюдя. Лоурелл засуетился, сославшись на скорый отъезд, и отказался от того, чтобы его подвезли к Почтовому каналу. Как и многие чужегородние, он хотел воочию увидеть празднование Ярмарки. Сегодня жители Пьер-э-Металя готовились к предстоящему карнавалу, и на улицах царила суета в окружении меняющихся декораций. После ухода Лоурелла Дарт предложил переместиться на улицу, поскольку присутствие Рина продолжало выводить безлюдя. Уютная обстановка сада сделала разговор таким душевным, будто они обсуждали не убийства и коварный замысел, а спектакль, увиденный на одной из ярмарочных сцен. За утро Рин успел добыть новую информацию. Пытаясь найти потенциальных покупателей яда из Ящерного дома, он прошерстил почтовые архивы. Если злоумышленник находился в Пьер-э-Метале, Почтовый канал был его единственным шансом связаться с чужегородними. И одно подозрительное письмо отыскалось. Около недели назад оно пришло из столицы на имя главы Общины. В самом письме с пометкой «благотворительность» не было ничего странного — как бы Община ни старалась, она не могла стать финансово независимой, поэтому жила за счет пожертвований. Рина привлек адресант — крупнейшая фармацевтическая компания. Зачем такому гиганту поддерживать никчемных фанатиков? Не затем ли, чтобы получить доступ к редкому сырью и упрочить свое превосходство? Рин припомнил Общине реакцию на убийство мальчишки — вернее, никакой реакции от главы так и не последовало. Слишком много подозрительных деталей было связано с этой Общиной. В своих версиях они ошибались так часто, что уже боялись поверить в удачу. Ситуация с Десом научила их не делать поспешных выводов. Теперь, прежде чем действовать и бросаться обвинениями, следовало все тщательно проверить. За этим мог стоять сам глава, кто-то из фанатиков или третий, прикрывающийся Общиной как закрытым обществом. Власти старались не беспокоить их, считая то ли опасными, то ли сумасшедшими. Никто не знал, что происходит за стенами их поселения. Туда нельзя прийти, чтобы пообщаться с местными, или вторгнуться со следящими безо всяких на то оснований. По словам Рина, именно в таких укромных местах и прорастали темные мысли. Узнать о делах Общины можно было лишь изнутри. Они стали обсуждать, как попасть на закрытую территорию. Чтобы заявиться туда со следящими, требовались четкие обвинения, а не пустые догадки. Притвориться последователями Общины и примкнуть к ней они тоже не могли: говорили, что глава лично беседует с каждым желающим, проверяя приверженность идее. У них не осталось времени, чтобы вникнуть в идеологию фанатиков, да и притворяться одним из них было слишком рискованно. Тогда Флори предложила появиться под видом артистов. Ярмарка была главной традицией города — ураганом, захватывающим все на своем пути. Ты мог быть чужеземцем, невеждой, затворником, но все равно подчинялся силе праздника. Время, когда бдительность усыплялась красочными шествиями и представлениями, когда отпирались двери и заколоченные окна распахивались, чтобы впустить музыку. В главный день Ярмарочной недели даже крепость отшельников ослабляла защиту и впускала в свои владения артистов, которые съезжались в Пьер-э-Металь отовсюду. Став частью карнавала, можно усыпить бдительность фанатиков, скрыть свою личность под яркими костюмами, а в случае неудачи раствориться в толпе. Десмонду идея сразу понравилась — оно и неудивительно. Все знали, что он любит наряжаться, выступать и кривляться. От Дарта сегодня не ждали чего-то кроме разговоров о том, какие опасности таились в этом плане. А Рин хоть и поддержал предложение Флори, но сразу заявил, что участвовать в маскараде не сможет; вряд ли его удастся загримировать так, чтоб никто не признал в нем домографа. Многие фанатики воспринимали его как злейшего врага, защищающего безлюдей; соваться в Общину такой ненавистной и узнаваемой личности не следовало. Дес и здесь нашел повод высмеять Рина: «Вот она, обратная сторона твоей славы». Лицо Рина исказила раздраженная гримаса, он едва сдержался от ответного выпада. Завтрашний день был единственным шансом пробраться в Общину, что и стало решающим аргументом. Кто-то выдвигал свои предложения, кто-то спорил, кто-то периодически нудил, что ничего не получится и план слишком опасен. В очередной раз, когда Дарт заныл, что не хочет рисковать, Дес рявкнул: — Иди проспись! И возвращайся к нам нормальным человеком. — Частности так не работают, — парировал Дарт и обиженно надул губы. — Это все равно что просить часы ускорить время. Дес обреченно закатил глаза. Дарт и сам понимал, что докучает всем, и в конце концов ушел, чтобы не мешать обсуждению. Когда же он снова появился, что-то в нем изменилось. Плечи распрямились, во взгляде появилась твердость, и даже его речь стала более уверенной. — Ты что, перевел частности? — с укором спросила Флори. — Вам нужен был детектив? Вот он я. — Дарт развел руки в стороны и тут же озадачил их вопросом: — Где вы собрались брать костюмы и реквизит? — Зачем спрашивать, если сам уже придумал ответ? — ухмыльнулся Дес. — Выкладывай. Безлюдь располагался на отшибе, в западной части города, и окнами выходил на брошенный карьер, где когда-то добывали мел. Его прозвали Кукольным домом, хотя внешне он больше походил на мрачное поместье, населенное призраками. Башни со шпилями, черный камень и острые углы создавали гнетущее впечатление. Когда Офелия увидела его издалека, ей стало не по себе, а когда услышала историю безлюдя от домографа, то и вовсе струсила. Когда-то дом принадлежал богатой семье — наследников у них не было, и безутешная пара не придумала ничего лучше, как окружить себя механическими куклами, чтобы спасаться от одиночества. Однажды они встретили искусного кукольника, который мастерил заводных человечков. Его пригласили в поместье, положили хорошее жалованье, а кроме того, пообещали оставить наследство после своей смерти. Обещанное богатство вскружило голову кукольника, и он ускорил процесс его получения. Правда, сделал это так неумело и непродуманно, что сам угодил за решетку. Долгое время дом простоял в одиночестве, медленно превращаясь в безлюдя. Затем несколько лет он провел в ожидании лютена, пока не пришел тот, кто смог вдохнуть жизнь в напрочь проржавевшие фигуры. Кукольник Оз был стар и ворчлив, никогда не посещал собрания лютенов и вел затворнический образ жизни. Разговаривать с лютеном выпало Рину — он был единственным, кого старик Оз еще слушал. — Чего надо? — проворчали им через прорезь почтового ящика, висевшего на двери. Если это считалось гостеприимством, то страшно предположить, как выглядел недоброжелательный прием. — У меня к вам чрезвычайно важное дело, Оз, — ответил Рин. — Открывайте. — С вами все ясно. Вы без дела не приходите. А другие? — Это мои помощники.