Оказавшись на рынке, первым делом они заглянули в овощную лавку, где торговлей заправляла добродушная женщина, похожая на тыкву цветом волос и округлостью фигуры. Флори предложила ей вышитые салфетки для праздничного стола, и фермерша, бросив ящик с морковью, устремилась разглядывать их, хватая белое кружево грязными пальцами. — Точно такие взял хозяин рынка, — как бы невзначай сказала Флориана. — Обмолвился, что новому дому понравится… Уж не знаю, что и думать. — Хозяин переезжает? — зацепившись за слово «новый», фермерша призадумалась. — Это вряд ли. Они год назад поселились на Зеленых холмах, уж оттуда грех уезжать. — Он сказал, что дому понравится, — на сей раз Флори интонацией подчеркнула главные слова, а потом шепотом добавила: — Я подумала, что речь идет о безлюде. Фермерша ахнула и замерла, словно услышала о чем-то страшном. — Хранитель с ним, — только и смогла вымолвить она. Флори воспользовалась ее замешательством и небрежно бросила: — Вижу, вы удивлены. Неужто слухи до вас не добрались? — Как же, добрались, — с гордостью сказала фермерша. Местные торговцы давно взяли за правило: чем больше сплетен знаешь, тем лучше работаешь. — Слышала, что владелец садов пытался выкупить у городских властей местечко на холмах. Вот только снести тамошнего безлюдя ему не позволили, мало предложил. Фермерша пожала плечами и замолкла, отвлекшись на салфетки. — Беру все! — воскликнула она и полезла в карман за деньгами. Наблюдая за сестрой, Офелия восхищалась, как ловко той удается разговорить людей. Флори хитро выманивала сплетни от торговки тканями, а следом без тени стыда на милом веснушчатом лице кокетничала с часовщиком. Он говорил много, явно прельщаясь ее обществом, но ничего полезного так и не выдал. С каждым собеседником Флори вела себя по-разному: где-то подключая свое очарование, где-то изображая болтушку, а где-то притворяясь любопытной и глупой слушательницей. Несмотря на ее скрытый талант, обойдя половину рынка, они узнали немногое: владелец садов хотел выкупить земли рядом с Ползущим домом, а хозяйка магазинчика с женской одеждой с восторгом рассказала о путешествии в столицу, где даже подумывала купить «дрессированный домик» — так она называла безлюдей. Этого оказалось мало, судя по тому, что Флори задумчиво крутила локон у виска, стоя в очереди к рыбной лавке. Отвратительный запах, усиленный жарой, висел над заполненными лотками и дубовыми бочками. Люди толпились, чтобы выбрать карпа для праздничного стола. Рыбина с набитым брюхом была главным праздничным блюдом, символизирующим изобилие и плодородие. Вот почему за несколько дней до Ярмарки рыбные лавки становились одним из самых популярных мест в Пьер-э-Метале. На сей раз Флори не собиралась заговаривать с торговкой, а внимательно слушала, о чем судачат вокруг. В очередях обычно передавалось большинство сплетен, и от скуки люди были готовы выболтать все, что знали. Сегодня народ обсуждал бесполезную чушь, и сестры уже собрались уходить, как вдруг к ним подскочила женщина с темной и потрескавшейся, словно обожженная глина, кожей. Офелия сразу узнала торговку, что промышляла саженцами, так как они недавно делили прилавок. Тачка с чахлым товаром была при ней, как и хмурое выражение лица. Торговка заметила Флори в толпе и поспешила поделиться новостью, что последние дни ее ищет рыжеволосая женщина с пучком на голове. Это была Долорес. Старшая сестра ахнула, внезапно осознав, что со всеми проблемами позабыла о работе и пропустила занятия с Лили. Неизвестно, чем грозила ее оплошность, но Флори заметно встревожилась и решила немедленно отправиться к Прилсам, чтобы извиниться и объяснить свое исчезновение. Они поспешили выйти через задворки рынка, где сегодня было особенно шумно и многолюдно. В преддверии Ярмарки рынок старьевщиков разросся на весь Муравейник. Местные в шутку называли их рыбаками под луной, потому что по ночам барахольщики рылись в мусорных кучах, надеясь на хороший клев. А если вдруг кому-то удавалось найти что-то ценное, то все остальные бросались в драку за эту вещь. Недостаточно было найти рыбное место и поймать добычу на крючок, требовались еще сила и сноровка, чтобы уйти с уловом. На рынке все вели себя чинно и благородно. Сами старьевщики относили себя к антикварам. Среди их «ценного» товара, брошенного прямо на земле, преобладали: стоптанная обувь, не всегда имевшая пару, битая посуда и пожелтевшие игральные кости; встречалась даже чугунная и прочая посуда, покрытая антикварным слоем жира. Офелия засмотрелась на груду хлама, потому и не заметила, как дорогу преградил бойкий барахольщик — мужичок в широкополой шляпе, с торчащими из-под нее клоками темных волос, явно не знакомых с расческой. — Эксклюзивное предложение! — воскликнул он и ткнул ей в лицо канделябром. Глазами напуганной Офелии все выглядело так, будто он замахнулся, собираясь огреть ее по голове. Она застыла на месте, уставившись на подсвечники: латунные чаши в форме цветка. — Вы прекрасны, как эти лилии, — проговорил старьевщик и одарил Офелию беззубой улыбкой. Очевидно, антикварная ценность была добыта им в жестокой схватке. Вовремя на помощь подоспела Флори и, схватив ее за руку, увлекла за собой, не проронив ни слова. Давно было известно, что лучше не затевать разговоры с торговцами: стоило показать, что ты обратила на них внимание, — и они вцеплялись в тебя, как клещи. Но им попался несносный упрямец. Он нагнал их в толпе и, прижимая канделябр к груди, словно букет цветов, заискивающе спросил у Флорианы: — Не хотите ли украсить свой дом к Ярмарке? — У меня нет дома, — с непроницаемым лицом отрезала она и ускорила шаг. Наверно, для старьевщика это был серьезный аргумент «против», и он отстал, отправившись на поиски новой жертвы. Сестры облегченно выдохнули. Подходя к Зеленым холмам со стороны Муравейника, можно было увидеть явное различие между жителями разных кварталов. Сразу за торговыми складами, в низине, располагалась улица с ветхими домами. Когда шли дожди, их обязательно затапливало, а потому даже в такую жару, как сегодня, здесь пахло сыростью, затхлостью и гнилыми досками. Улицам, расположенным чуть выше, повезло немногим больше. Мучения местных жильцов выпадали на зимнее время, когда дороги покрывались льдом, а резкий уклон превращал их в скользкие горки. Куда бы ты ни стремился, у тебя было одно направление — вниз. Когда подъем заканчивался, улицы начинали расти уже вширь, а дома — в высоту. Каштаны перед особняком Прилсов уже отцвели, уступив место ярким шапкам бугенвиллей, что нависли над забором. Офелия устроилась в их тени и, дожидаясь сестру, глазела по сторонам. Кажется, дома здесь соревновались в роскоши — и ни один не хотел проиграть. Ее отвлек какой-то шум неподалеку. Звук был такой, словно в кустах застрял зверек и теперь отчаянно пытался выбраться. Она уже собралась проверить, что там стряслось, как вдруг из-за угла показался человек: опасливо огляделся, а затем двинулся в сторону Офелии, скрытой под сенью цветущих кустарников. Вжавшись спиной в каменную ограду и подтянув ноги к груди, она и вовсе стала невидимкой. Что-то насторожило ее и заставило спрятаться еще до того, как она смогла разглядеть и узнать его узкое лицо с острым подбородком, светлые вихры, спадающие на лоб, и хитрые глаза с лисьим прищуром. Сильвер Голден тащил раздутый от содержимого саквояж, совсем не похожий на деловой портфель с бумагами домоторговца. Он был одним из главных подозреваемых в деле, и Офелию угораздило встретить его на улице, да еще при таких странных обстоятельствах. Он пробирался задворками и явно куда-то спешил доставить свою поклажу. Когда Сильвер Голден ускорил шаг, внутри саквояжа глухо забряцал металл. Этого оказалось достаточно, чтобы последовать за ним. Она держалась на расстоянии, чтобы не выдать себя, и не сводила глаз с домоторговца, боясь упустить его. В какой-то момент пространство будто сомкнулось вокруг одного человека, чья размашистая походка стремительно несла его вперед, заставляя Офелию едва ли не бежать. Казалось, что бешеный стук ее сердца раздавался на всю улицу, однако Сильвер Голден ни разу не оглянулся и не сбавил шаг, а остановился лишь раз, когда свернул к дому из серого камня. Внезапное озарение ударило в голову, и тревожная догадка, которую Офелия, увлеченная преследованием, не заметила, оказалась правдой. Сильвер Голден исчез за дверью их фамильного дома, а она так и застыла посреди улицы, не зная, что предпринять: остаться здесь, пойти за ним или немедленно убежать, чтобы рассказать о том, что видела. А собственно, что такого она видела? Никаких полезных сведений не добыла, только устроила глупую слежку в духе детской игры. Но она уже не ребенок и докажет, что тоже может быть полезной. С этой мыслью она твердо решила пробраться в дом и узнать, что привело сюда Голдена. Пригнувшись, чтобы ее не заметили в окне, Офелия прокралась на другую сторону дома, к черному ходу, и заглянула в замочную скважину. На кухне было пусто, но стоило открыть дверь, как на нее налетело жужжащее облако мух. Офелия коротко взвизгнула и отскочила назад, недоумевая, откуда взялся целый рой. Объяснив это незапертым окном и гнилыми продуктами, привлекшими насекомых, она убедила себя войти в дом. Обстановка в нем не изменилась, а вот атмосфера стала еще мрачнее. Офелия проскользнула в холл и направилась к лестнице, слыша голоса наверху. Значит, Сильвер Голден — не единственный чужак в доме. Кто был второй, почему они условились встретиться здесь и откуда у них ключи? Вопросы роились в голове, точно мухи, мешая мыслить здраво. Стараясь двигаться как можно тише, она поднялась по ступеням и прокралась к дальней комнате, чтобы лучше слышать разговор. — Не ной, — заявил один голос, похожий на скрежет. — Как смог, так и пришел. Следящие только вчера сняли охрану. Так что скоро сюда наведается домограф. Я и без того рискую. — Нашелся герой, — недовольно пробормотал второй. — Я пулю в ногу получил, и ты еще будешь говорить мне о риске? — Сам виноват. Зачем было гнаться за девчонкой, если я говорил, что нам нужен дом? — А еще ты говорил, что здесь никто не живет, — огрызнулся подстреленный. — И? Сердце заколотилось где-то в горле, когда Офелия поняла, что второй человек и есть тот самый преследователь, которого подстрелил Дарт. — Мне больше некогда с тобой возиться, — продолжал домоторговец. — Этого олуха освободили, так что он еще добавит нам проблем. — Я же предлагал его прикончить. — А я запретил совать грязные лапы в чужую тарелку. Возникла долгая пауза, а потом Сильвер Голден сказал: — Мне пора. Свяжемся завтра. Офелия заметалась по коридору в поисках укрытия: до комнат добежать не успела бы, поэтому нырнула за портьеры, обрамлявшие окно в коридоре. Затаившись, она слышала, как Голден прошел совсем рядом и зашагал по лестнице. Второй, очевидно, остался в комнате, с раненой-то ногой лишний раз идти не захочется. Выждав немного, Офелия осторожно выглянула из-за портьеры и остолбенела: прямо перед ней стоял Сильвер Голден, оскалившийся в кривой ухмылке. — Вот ты и попалась, — проскрежетал он. — Не стоит доверять одним ушам. Они не умеют думать. Ее беспокойный взгляд наткнулся на ботинки у лестницы. Сильвер Голден специально снял их, чтобы обмануть и подкрасться незаметно, а она, дуреха, так легко попалась. Осознав безысходность своего положения, Офелия отчаянно вцепилась в портьеру — единственную преграду между ней и Сильвером Голденом, словно эта незначительная помеха могла остановить его. О нет. Он набросился на нее и с силой дернул на себя, чтобы повалить на пол. Вместе с ней от резкого рывка упал и карниз, погребя под слоем тяжелой ткани их обоих. Офелия оказалась проворней и, вынырнув из-под портьер, побежала по коридору. До лестницы было слишком далеко, поэтому она стрелой метнулась в свою спальню и захлопнула дверь. Ей не хватило пары мгновений, чтобы задвинуть щеколду. Голден уже ломился в комнату, и долго сопротивляться Офелия не могла, как бы ни упиралась. Он толкнул дверь плечом и, просунув руку в образовавшуюся щель, схватил Офелию за волосы так, что слезы брызнули сами собой. Каким-то немыслимым образом ей удалось извернуться и укусить его чуть выше запястья. Голден зашипел от боли, а в следующий миг дверь толкнули с утроенной силой, проломив хлипкое дерево. Подстреленный без труда справился с преградой и без видимых усилий пресек попытки Офелии сопротивляться. Когда он сгреб ее за шиворот, как котенка, и рывком притянул к себе, она закричала, хотя этим еще больше разозлила Голдена. — Заткни ей рот! Подстреленный грубо схватил ее за скулы и надавил, вынуждая разомкнуть челюсти. Она успела сделать глубокий вдох, прежде чем в рот ей засунули скомканный кусок материи, похожий на льняную салфетку. Руки и ноги связали подхватом для штор, а потом бросили ее на кровать. — Это же та самая девка, — сказал подстреленный, — отсюда. Сильвер Голден довольно присвистнул, хотя его лицо оставалось хмурым и злым. — Делай с ней что хочешь, только не убивай. Я подумаю, как использовать ее. Подстреленный кивнул и ушел вслед за Голденом. Не теряя времени, она попробовала выдернуть руку из пут, но ей удалось только неуклюже перекатиться на бок и рухнуть с кровати. Всхлипнув, Офелия поползла к письменному столу, где хранились ножницы. В таком виде ее и застал подстреленный, разразившись издевательским смехом. В отчаянии она мысленно попросила у дома помощи, но безлюдь, увы, остался глух к ее мольбам. Зато подстреленный, грозно нависнув над ней, рявкнул: — Ах ты защиты у дома просишь? Значит, из-за тебя мой брат так позорно погиб. Это ты опрокинула на него шкаф? Отвечай, мелкая тварь! Даже если бы она захотела ответить, то с кляпом во рту не смогла. Чувствуя себя гусеницей, над которой навис ботинок, Офелия вжалась в пол и вдруг расслышала, как внизу хлопнула дверь. Это была Флори, и с ее появлением безлюдь наконец ожил. Глава 12. Корень-дом Флори стояла посреди роскошной гостиной и ждала, когда госпожа Прилс спустится. Пальцы нервно крутили пуговицы на платье. Какая-то необъяснимая тревога зудела внутри, и она не знала, в чем причина: то ли в холодном приеме Долорес, то ли в напряженном ожидании. Наконец госпожа Прилс снизошла по лестнице и опустилась на диван, нарочно медля, чтобы заставить Флори и дальше стоять истуканом, опустив голову, как положено всякому провинившемуся. Сесть ей никто не предложил, и она приняла это за наказание, хотя обида закипела внутри. — Вы хотели меня видеть? — осмелилась спросить она. На лице Прилс отчетливо читалась брезгливость, словно Флори была жабой, случайно очутившейся в гостиной. — Я бы предпочла вообще не видеть тебя, — слова прозвучали как плевок. — Но решила лично сказать, что ты уволена. — Простите за это недоразумение, я… — Недоразумение?! — воскликнула Прилс и от возмущения даже подскочила на бархатных подушках. — Ты считаешь свои поступки недоразумением?! Флори растерянно заморгала и едва смогла выдохнуть: