— И все равно хочешь стать домографом, который держит ключи от наших клеток? — Я хочу стать домографом, который откроет эти клетки, — тихо сказала Флори. Лицо Дарта изменилось: разбитая губа дрогнула, нахмуренные брови причудливо изогнулись. — Твоя речь в суде была прекрасна. — Как и твой фокус с оковами. — Зачем было так рисковать? Следящий чуть тебя не поймал. Флори пожала плечами как можно небрежнее, словно пережитое было для нее пустяком: — Ты столько раз помогал нам, что я не могла оставить тебя в беде. Извини, что вначале получилось наоборот. — Но ты пошла до конца. Почему? Его настойчивость начинала раздражать. Флори попыталась обойти Дарта, однако тот уперся рукой в стену, преградив путь к отступлению. Она воинственно отмахнулась от него кипой бумаг, а он и глазом не моргнул. — Что ты хочешь услышать от меня, Дарт?! Я помогла тебе, потому что ты мой друг! Доволен? Легкая улыбка коснулась его губ. — Рад, что перестал быть для тебя психом и нахалом. — Ты иногда им остаешься, — скептически заметила Флори. — Кстати об этом. Извини за вчерашнее. — Неловкая пауза. Судорожный вздох. — Просто хочу, чтобы ты знала: я бы не посмел… — Знаю. Поверь, я умею отличить притворство от серьезного намерения. Она улыбнулась с горечью, ловко нырнула ему под руку — и ушла, оставляя Дарта в недоумении. Пусть он целиком состоял из загадок и тайн, но у нее их тоже предостаточно. Глава 11. Ящерный дом Десмонд закрыл таверну и распустил персонал, превратив кухню в тайный штаб из пятерых участников, если не считать Бо, дремавшего у ног хозяина. Офелия слушала разговор, представляя суд в таких подробностях, будто сама побывала там, в отличие от Деса, пропустившего заседание по неведомой причине. Когда Флори спросила его об этом, он с лукавой улыбкой ответил: — Я подумал, что всегда нужно держать второй план про запас. — Так это ты поджег безлюдя! — воскликнул Рин, а после того как Дес одним своим видом сознался во всем, обрушил на него свой гнев: — Из-за тебя Франко чуть не задохнулся. Ты бы хоть подумал, что безлюдь и лютен связаны! Дес издал возмущенное «пф-ф-ф-ф-ф», как паровоз, потом вспомнил, что изъясняться лучше на человеческом языке, и перевел: — Будем считать, что его гнусный язык воспламенился от вранья. — Это преступление, — вкрадчиво заметил Рин. — Раз закон был не на нашей стороне, я решил ему не потакать. — Это чересчур, рыбья твоя башка! — И я тебя люблю, дорогуша. — Дес послал ему воздушный поцелуй, и Рин отмахнулся, будто издевательский жест превратился в назойливую муху. — Да прекратите вы! — не выдержала Флори. Спорщики демонстративно отвернулись друг от друга, но хотя бы замолкли. Вскоре, вспомнив о важном, Рин достал из портфеля письмо — по синему конверту легко было понять, что оно пришло из Делмара, а по содержимому, зачитанному вслух, стал известен и автор. «Доброго дня, Рин. Сожалею, что твои безлюди переживают трудные времена. Спешу заверить, что к этому я непричастен. Мне хватает своей земли. Я не отвоевываю безлюдей, а строю новые. Успехов в поимке злоумышленника и твердой земли под безлюдями. Ризердайн». — У столичного франта, как обычно, каждое слово на счету. — Десмонд закатил глаза. — Он умеет говорить нормально? — Это называется искусством деловых переписок. Коротко и по существу, — пояснил Рин. Десмонд скорчил физиономию, выражая пренебрежение к занудам, чем вызвал дальнейший спор о профессиональном этикете. Он заявил, что вычурные приличия лишь усложняют общение и понимание, а Рин ответил, что владельцу таверны и не нужно понимать такие вещи, поскольку у него любые переговоры сводятся к попойке. Они пререкались с таким азартом, словно победителю обещали ценный приз. Дарт, кажется, отвык от шумного общества, а потому предпочитал держаться в стороне. Он сидел во главе стола и небрежно жонглировал солонкой и перечницей. Не получив ответов от Ризердайна, они поделились собственными подозрениями, кому и зачем понадобилось охотиться на безлюдей. В деле могли быть замешаны коммерсанты, которые хотели повторить успех столичного дельца и рассчитывали превратить захваченных безлюдей в источник дохода. По другой версии, свой корыстный интерес имели строители: только их привлекали не дома, а занимаемое ими место. Под подозрением оказались и городские власти. Многие из них ловко управлялись с землями и не возражали бы урвать кусок у безлюдей, чтобы заработать на ренте. Самое невероятное предположение заключалось в том, что это дело рук фанатиков из Общины. Они верили в легенды, что безлюди заманивают детей и пленяют их, поэтому грозились истребить сущее зло каждый раз, когда слышали о пропаже ребенка, и распространяли листовки с призывами сжечь дотла всех паразитов на теле города. Говоря о фанатиках, Рин вдруг осекся и покосился на Деса: — Кстати, они призывают сжигать безлюдей… Тот сразу понял, в чем его пытаются обвинить. — Что ты так смотришь на меня? Думаешь, я фанатик под прикрытием и заправляю робу в штаны? — Да хоть юбку с корсетом носи, никто не запрещает! — парировал Рин, а после соизволил объяснить уже серьезно: — Твой поступок сделал из фанатиков главных подозреваемых. Значит, у меня есть все основания требовать встречи с их лидером. — Я же говорил, от меня одна польза, — самодовольно хмыкнул Дес. Они решили не медлить и проверить все версии одновременно. Для этого им пришлось разделиться. Рин вызвался разобраться с Общиной — в таком деле его влияние и связи могли пригодиться. Десу поручили проверить строителей: рабочие были завсегдатаями питейных заведений, и хозяин таверны мог разговорить любого. Флори предложила свою помощь с версией о коммерсантах, считая рынок самым подходящим местом, чтобы собрать сплетни и новости. Дарту предстояло погрузиться на дно алчности — в дела городской управы. Дес назвал это «нырком в жерло вулкана» и покрутил пальцем у виска, доходчиво объясняя свое отношение к идее. Дарта слова друга не переубедили, а лишь подстегнули попытаться оправдать риск. Когда его пламенная речь закончилась, Дес подытожил: — Мог бы просто сказать, что ищешь изощренный способ убиться. На том их собрание и закончилось. Рин поспешил уйти; как заправский зануда, он собирался первым выполнить задание. Дес, напротив, никуда не торопился и ушел только затем, чтобы вздремнуть после сложного дня. За столом остались трое, да и те молчали, каждый думая о своем. Офелия хотела поскорее вернуться в Голодный дом, но попросить об этом она не решалась. Флориану, кажется, тоже одолевали какие-то сомнения и незаданные вопросы. Дарт, чувствуя, как над ним сгущаются мрачные мысли сестер Гордер, нервно перетасовывал карты, которые неизвестно откуда взялись; Офелия пропустила момент, когда солонка с перечницей сменились на потрепанную колоду. Нарушить молчание осмелилась Флори: — Почему Рин и Дес постоянно спорят? — Не помню, с чего все началось… — Дарт почесал затылок, смешно взъерошив волосы. — Просто Дес терпеть не может все, что намекает на элиту, богатство и любое проявление превосходства одних над другими. Рин не выносит, когда его пытаются упрекнуть, что он выходец из зажиточной семьи. А меня угораздило однажды их познакомить. Конец. — Дес обладает удивительной способностью довести самого невозмутимого человека, — пробормотала Флори с отрешенным видом, словно случайно обронила фразу, никому не предназначенную. На лице Дарта появилась кривая усмешка, а Офелия почему-то подумала о городской школе: хотелось бы ей увидеть, как Десмонд доводит до белого каления весь учительский состав. — Рин только притворяется невозмутимым, чтобы казаться взрослее и серьезнее, чем он есть. — А разве не так все работает? — возразила ему Флори. — Самообладание — и есть признак зрелости. Дарт нахмурился, и его брови изогнулись каким-то причудливым образом. — О, у вас этому есть специальное название? По-моему, вы просто загоняете себя в рамки. Вы похожи на кузнечиков: добровольно прыгаете в банку, думая, что это увеличительное стекло. На сей раз Флори промолчала, поджав нижнюю губу, и отвернулась. Обиделась. Дарт предпринял попытку извиниться, избрав странный способ: легонько похлопал ее по плечу, и когда Флори бросила гневно-вопрошающий взгляд в ответ, в его руках вдруг возникла нитка, которую он проворно пропустил между пальцами. Судя по цвету, эта нить выбилась из шва ее платья, но все удлинялась и удлинялась: закручивалась петлями, затягивалась узлами благодаря ловким рукам Дарта. Офелия не успела уловить, какую манипуляцию он проделал с нитью, чей длинный хвост в один момент оборвался и упал на колени Флори. Она небрежным жестом смахнула его на пол, демонстрируя, что это ее вовсе не впечатлило. — У тебя катушка ниток в рукаве. Дарт скорчил кислую гримасу. Мало того что его быстро разоблачили, так еще и мириться не стали. Увлекшись, Офелия подсела поближе и попросила повторить трюк для нее. Дарт уныло бросил в ответ: — На твоем платье нет ниток. В комнате стало на одну обиженную Гордер больше. Возможно, потому Дарт и поспешил сбежать. Ему еще предстояло проверить Голодный дом и уладить кое-какие вопросы, связанные с безлюдем. Это все, что он соизволил сказать, прежде чем провернуть фокус с исчезновением. На следующее утро Десмонд выставил меловую доску с объявлением и отправил мальчишку-глашатая в Рабочий квартал, чтобы местные знали: сегодня в «Паршивой овце» всем строителям давали бесплатную кружку браги. Новость быстро разошлась по городу, и уже с раннего утра у таверны стали появляться страждущие: кучка подростков, девица в потрепанном костюме танцовщицы, однорукий старик, — в общем, те, кто совсем не походил на строителей, но уповал на удачу. Здоровяк Бол едва поспевал отгонять их от дверей. Его громкий низкий голос было слышно на кухне, где сестры завтракали. «Эй, малышня, топайте отсюда!» «Кларисса, ну какой из тебя строитель? Ты бы хоть танцевальный наряд сняла. Да не здесь, полоумная. Иди проспись!» «Рыбьи потроха, а ты-то куда! Каждый день тут монеты клянчишь. Чего-чего? Сам собачью будку сколотил? — Басовитый смех. — Дык это не считается. Шагай дальше, хитрюга». У главной двери Здоровяк Бол продолжал с кем-то спорить. Флориане и Офелии пришлось воспользоваться запасным выходом, чтобы улизнуть из таверны.