Аборигенов долго искать не пришлось. Буквально на въезде в село, у самого крайнего дома, сидел на скамье у завалинки мужик в респираторе и ковырялся в лодочном моторе. На «Тайфун» вытаращил глаза, но убегать и прятаться не стал – было понятно, что это лишь любопытство от невиданной доселе техники. Однако ружье, стоящее рядом, поближе подтянул. Нужно было облачаться. Затянувшись в скафандр и навешав обычную свою снарягу и оружие, Добрынин открыл пандус и спрыгнул вниз. Развернулся к мужику – и вот тут аборигена пробрало! Еще бы. Черная глыба двух метров ростом, переплетенная мускулами, словно канатами, в плечищах поперек себя шире, да еще и навешано по всему корпусу, будто на войну с целой армией собрался. Перетрухав, селянин, тем не менее, за оружие свое хвататься не стал, понимая, что шансов нет, и что там внутри, по идее, должен сидеть обычный человек, а не какой-нибудь мутантище. Поднялся, поклонился почтительно – и во все глаза уставился на пришельца. Причем поза его выражала такую покорность и готовность немедленно услужить, что Добрынину аж неловко стало… – Дружище, переправа на тот берег есть? – прогудел он сквозь маску шлема, едва сдерживая усмешку. Ткнул пальцем куда-то в сторону реки: – Туда нам надо. Поможешь? – Да чего же не помочь хорошему-то человеку, – закивал мужичок. – А что у тебя? На чем плаваешь? – Да вот, – мужик кивнул на мотор. – Лодка. За один заход четверых возьму. Э-э-э… ну если с тобой, то, пожалуй, двоих только… Добрынин чертыхнулся: вот это незадача! Он-то планировал вместе с «Тайфуном» туда, а оно вон как. Что же – назад возвращаться? – А покрупнее ничего нет? Для моего динозавра? – Вот чего нет – того нет, – развел руками абориген. – Это вам нужно вниз по реке, в Климовку. Там Семеныч паром держит крупный. А у нас тут что… Так, баловство… – Ладно. Решим. Никуда не уходи, – предупредил Добрынин. Подошел к КАМАЗу, влез на водительское колесо, прижался шлемом к стеклу. Изнутри на него смотрела Юка. – Похоже, дорогая моя, придется нам на своих двоих топать. Здесь у мужика лодочка. На ту сторону переправит. КАМАЗ оставляем. Оно, может, так и лучше. На патруль выйдем, скажем, что информация есть для командования. А там поглядим. – Броневик куда? Посреди дороги не бросим ведь? – Да нет, конечно. Селянина напряжем, посторожит пока. Юка кивнула и полезла из-за руля. Пока она там одевалась-экипировалась, Добрынин, действуя методом кнута и пряника, договорился о парковке: – Значит так, мужик. Мы на тот берег. Машину оставляем у тебя. Загоним только во двор или куда там скажешь… Все как положено тебе оплатим. За сохранность отвечаешь головой. Если, когда вернусь, машины не будет – нижнюю челюсть вырву. Если же все будет в порядке – получаешь сотню пулек. Какие предпочитаешь – пять-сорок пять или семерку? Мужичек, похоже, привыкший только к кнуту, на такой пышный пряник аж глаза вытаращил. – Семерку, семерку мне! У меня «Сайга» охотничья, семь-шестьдесят два самое моё! – Вот и договорились, – кивнул Данил. И добавил: – Ты внутрь даже и не пытайся пролезть. Откроешь дверь – шарахнет. У меня там бомба на взводе. Половина деревни в пыль…. – Ох, страсти-то какие… – запричитал мужик. – Так эта… добавить надо бы… За вредность… – Добавить – это если только звиздюлями, – ответил Добрынин, но смилостивился. – Ладно. Аванс тебе будет, двадцать патриков. Ну и после возвращения сотка. По рукам? Ударили по рукам. Пока Юка загоняла машину во двор, мужичек готовил свое плавсредство – моторную лодку средних размеров. Согнав в одну кучу свое семейство – четверых сыновей возрастом от пятнадцати и до тридцати и супругу – долго говорил, выдавая какие-то наказы. После этого четверо сынов, впрягшись в тележку, на которой размещалась лодка, потащили ее вниз по дороге, к реке, а следом за ними потопали капитан и пассажиры. – Как там в городе-то? – пользуясь возможностью добыть лишнюю информацию, принялся за расспросы Данил. – Говорят, воюют тут у вас? – Воюют… – протянул мужик. – Сколько лет уже прошло, а все не уймутся… Да, постреливают изредка… – Может, причина серьезная? – Ну это как посмотреть… Тут, вишь ты, в чем дело… На левом берегу общин несколько. Между собой хоть и не дерутся, но и дружбы особой тоже нет. Так, соседствуют, торгуют помалу… И одна из них, из общин-то, – остатки от тридцать первой ДШБ, которая в городе до всего этого бардака стояла. Гвардейская десантно-штурмовая бригада. Серьезные ребята, они в Грузии в две тысячи восьмом воевали. Нормально так выписали, и при том потерь почти не было. А на правом берегу – америкосы! Понял, да?.. Остатки от морпехов, которых тут на аэродроме «Восточном» перед самым началом высадили. Тогда, понимаешь ли, десантуру эту, тридцать первую ДШБ, самых первых на пиндосню и бросили. Еще за день до Удара. Задача была – выбить морпехов с аэродрома. Бросили пацанов, считай, в мясорубку, без артподготовки, без нихера!.. Но те-то уже закрепились – а этих прямо так кинули. Ну и, понятное дело, покрошили их серьезно. Хорошо, если половина из боя вышла. Но и морпехам тоже досталось, люди говорят – щемились они от наших пацанов, как овцы! А потом война, бардак, разруха… Но ребята до сих пор помнят. Так что ни правым на левый берег, ни левым на правый ходу нет. Хотя, бывает, переправляются выше или ниже по течению, щиплют друг дружку. Вялотекущая такая войнушка идет… – А мы как же пойдем? – озадачился Добрынин. – Долбанут из пулемета посредине реки – и все, не укроешься. – Да не, не долбанут, – даже под респиратором было видно улыбку мужика. – Меня-то знают. У меня нейтралитет. – Это с чего ж?.. – Ну, мы-то не десантура, – развел руками лодочник. – Америкосы деловые отношения понимают. Говорят: хороший бизнес у тебя, Алекс. Алексей Петрович я, кстати, будем знакомы… Туда-сюда переправил – оплату получил. Сиди, не напрягайся, вози туда-обратно… – То есть ты, вроде как, доверенное лицо? – уточнил Добрынин. – Да нет, какое там. Говорю же – нейтралитет я. Если нужно кого отсюдова туда перебросить – везу. Оттуда нужно – обратно везу. Вот и весь сказ. – Значит, контакты все же налажены? – Ну, знамо дело. Стрелять сразу не будут, не волнуйся. Но с патрулем обязательно встретитесь. – А наши как реагируют? – спросила Юка, и в голосе ее Данил уловил еле слышное презрение. – Америкосам помогаешь?.. – Наши – это кто? – усмехнулся мужик. – Городские, что ль?.. Какие они мне «наши»… Наши для меня – это вон пацаны, да жена. Вот они для меня и есть «наши». А на остальных я плевать хотел. Жить как-то надо… Сколько уже… Тринадцать лет прошло. Нет уже не наших, не ваших. – Ну ты – ведь русский? – Русский, – кивнул мужик. – А тут как… Либо ты очень русский и тогда подыхать ложись; либо ты хоть и русский, но у тебя семья. Так что мне, русскому, деваться просто некуда. Вот собрались бы все вместе, да врезали им. Тогда и я бы пошел. А так… Один я тут. Подойдут на катере, всадят зажигательным и все! И буду я, русский, в своей избе заживо гореть. И семья со мной. И с этим, Добрынин, пожалуй, был склонен согласиться. Даже не согласиться, а просто принять и хотя бы понять попытаться. «Наши», не «наши» – за примером далеко ходить не надо. Дед рассказывал, что в Великую Отечественную народ, оставшийся под немцами, приспосабливался, как мог. Даже если и не помогали – так просто жили, сосуществовали, торговали, выполняли какие-то мелкие поручения. Да, ненавидели при этом, пакостили, вредили… Но и выжить старались. Каждый для себя определял сам: либо прогнуться и свыкнуться, либо в партизаны подаваться. Да, были и такие, кто в полицаях работал, и вот это уже, понятно, ни в какие края не лезет, это самые настоящие предатели. Но простой обыватель старался приспособиться и жить дальше. Не сам он, этот Алексей Петрович, в охотку с америкосами сотрудничает. Вынужденно. Просто жить старается. Так можно ли его упрекать?.. Да и сам он, Добрынин, если подумать… Вот прямо сейчас – что делает?.. Америкосы – враг? Враг. А Братство?.. Там ведь и русских много, начиная все с того же Паука. Получается, кто больший враг, с тем и деремся? А с остальными можно и дружить? Или просто временный союз заключить? Наверно, да… Это уже политика какая-то. Дебри морали и этики, поди разберись… С одной стороны, америкосы лично ему ничего не сделали. Спорное утверждение, но, тем не менее, это так. С другой – это извечный геополитический враг, враг его страны, России. С одной стороны – нет больше государства, нет ее, Российской Федерации. Но с другой – и США тоже, как государства, очень может быть, больше не существует. Разменялись. С одной стороны – нужно бы их ненавидеть… Но с другой – есть кого ненавидеть сильнее! Охо-хо… Очень многогранный вопрос. Одним боком повернешь – одно откроется, другим боком – совсем другое. И спорить можно до бесконечности. Весь вопрос в степени ненависти. И каждый для себя его решает сам. А ведь есть еще кое-что, и очень важное! Как они, америкосы, себя с местными ведут?.. Если как твари озверевшие, жгут-грабят-насилуют – это одно. А если смирно живут, планов захвата и покорения не строят, пытаются с людьми контачить, может быть, даже помочь – совсем другое. И здесь уже, пожалуй, можно их немного пожалеть. По-человечески пожалеть, по-русски. Не по своей же воле здесь оказались, могли бы сейчас на своей оклахомщине-вашигтонщине сидеть, в ус не дуть, от местных монстров отбиваться, по Белому Дому ползать, хабар собирать. А они тут. Тоже ведь со своей стороны приспосабливаются, как могут… Как сказал Петрович, так и получилось. На подходе к правому берегу их уже ожидал патруль – пикап УАЗ с пулеметом в кузове и четверо бойцов. Завидев поднявшуюся мощную фигуру, увешанную оружием, бойцы тут же уперли в лодку стволы, однако Петрович, замахав руками, что-то за орал на басурманском, и там немного расслабились. Не сказать, что совсем оружие опустили, но немедленно расстрелять лодку все-же передумали. – По-русски они хоть говорят? – спросил Добрынин, пока лодочник, выключив мотор, подходил к берегу. – Да говорят, как же иначе. Не все, но большинство. К тому же на них наши ребята работают. Рейдеры по-ихнему. Так что русскую речь в любом случае услышите. Эти слова подтвердились спустя буквально минуту. Когда до берега оставалось всего ничего и уже можно было расслышать собеседника, один из встречающих – видимо, командир отряда, – помахав в воздухе рукой, закричал: – Хей, Алекс, мэн!.. Вот кайнд оф монстерз ты привез нам?! – Не монстер, господин капрал, сэр, а очень даже хороший человек! Гуд мэн! – заорал в ответ Алекс, демонстрируя неплохую осведомленность в английском. – Говорить хочет! Э-э-э… как же это… а! Спик! Спик! – О, е! Спик! Спик инглиш? – Не, он не говорит, – начал было Петрович, но тут из-за спины Добрынина раздался голос Юки: – Ес, ай спик инглиш. Данил от удивления чуть из лодки не выпал. Какие, порой, открываются интересные подробности… А ему она и не говорила никогда. Однако это обстоятельство делало общение с господами из-за океана более доступным, чем Добрынин и воспользовался. – Скажи ему – сведения есть. Для их командования, – велел он девушке, и та немедленно отдублировала: – Ви хэв информэйшн фор ё комэндз… – Информэйшн – из э гуд, – одобрительно кивнул сержант. – Но прошу перейти на русски, джентльмены. Фор пратис… э-э-э… трейнин… э-э-э… для практики. Ну, для практики, так для практики. Нам еще лучше. Лодка ткнулась носом в берег, Данил перешагнул борт, держа руки разведенными в стороны – и оказался лицом к лицу с командиром отряда. Правда, выше его на голову, отчего тому пришлось даже шаг назад сделать. Глянув на дозиметр, он потянул с головы противогаз… Негритос. Черный, словно деготь, курчавый, губищи как два оладушка. – Алекс, ты привез май… э-э-э… первач? – первым делом обратился он к Петровичу. Слово «первач» вышло у него до того смачно, будто это был не обычный деревенский самогон, а нечто такое до невозможности вкусное и желанное. – Взял пять… э-э-э… буллет… патронофф вчера… Сегодня обещал привезти! Где?.. – Сложности возникли, господин капрал, сэр, – принялся оправдываться Петрович. – Завтра-послезавтра непременно будет! Клянусь! – Клянусь… вэл… хорошо, – одобрительно кивнул капрал, и лишь только после этого обратил внимание на Добрынина. – Интересный у тебя комбинезон, мэн. Какой модэл?.. Найдешь мне такой? – Там поглядим на ваше поведение… – буркнул Добрынин, разглядывая морпехов. Как-то несерьезно все было. Не морпехи – раздолбаи какие-то. Один в сторону отошел, приладился к дереву, поливает… Второй, хоть и прислушивается к разговору, но ствол вниз опущен. Только пулеметчик в кузове пикапа на своем месте, бдит вроде бы, но тоже как-то не особо: то по сторонам глянет, то задницу почешет… Словно капрал ихний – супермен, который всегда начеку и с любым противником на раз-два разберется. А ведь стоит Добрынину захотеть… Хотя, может, у них тут снайпер поблизости? – Вот?.. Вот ю вонт ту лукин ат?.. – Что? На что ты посмотришь? – тут же продублировала Юка, словно заправский переводчик. – Информация для вашего командования, говорю. И чем быстрее – тем лучше! – акцентировал Данил, игнорируя вопрос. – Времени нет! – Скажи мне, я передам. – Долго рассказывать придется, – начиная терять терпение, но все еще пытаясь сохранить ровный голос, сказал Добрынин. – Слушай, мужик. Вкратце: вашей группировке собираются устроить большую войну. Противник сильный и придет к вам уже очень скоро! На этом все, тебя остальное не касается. Поехали к старшему, и как можно быстрее. Если твой командарм узнает, что ты медлил с доставкой к нему человека, который хочет передать настолько важную информацию – он тебе глаз на жопу натянет. – Хэй, мэн, медленнее! Я не так хорошо говорить… Глаз на… э-э-э… на джопа?.. Окай. Не совсем понял, что ты сказал – но окай, окай. Думаю, ты прав, мэн… Война – это серьезно… – Отвезем их на базу, капрал Джонс, – подал голос один из бойцов. – Сержант разберется. – Ты прав марин[32], – кивнул Джонс. – Или к сержанту, или сразу к фёст лейтнант… – Ну я что, обратно? – тронув Добрынина за рукав, спросил Петрович. – Вы как назад-то? И когда? – Каждое утро в шесть жди на этом месте, – ответил Данил. – За каждый твой пустой рейс плачу пять патронов. Приезжаешь каждый день, запомни!