— Ты чего же это к моим подаркам так халатно отнеслась? Нет, не будем мы с тобой детей делать. Я обиделся! — гордо задрал нос свёкор и сложил руки на груди, резко сменив тему разговора. — Сынок отработает за меня. Ты только не отталкивай его. Он же ранимый. Ранимый? Повелитель мёртвых? Не смешите мои тапочки… И тут же отвлеклась от этих мыслей. Бог чего-то там, нормально когда-то не представился, гадай теперь, чем заведует, встал с кресла, склонился над чем-то у моей кровати и поднял обе знакомые мне корзинки разом. В каждой руке по корзине, прямо на ладони, как подносы у официанта. Найда с Леди были совсем грустными, и шёрстка у котят с щенятами потускнела, и вид у всех больной… Ой, это я виновата, да? Руки сами потянулись погладить и слёзы сразу же навернулись. — Больше так не делай, как бы мой сын тебя не расстроил. Он дурак, есть такое дело. Дальше своего носа не видит… Но ты-то! Ты-то могла вместо того, чтобы рыдать дни и ночи напролёт, пойти и помириться с ним. Кто мешал это сделать? — решил промыть мне мозги, пользуясь моментом, судя по всему. — Он с тебя пылинки сдувает, а ты этим и пользуешься. Он мужчина, некоторые шаги ему тяжелее даются. Ты первая, кому удалось его сильно обидеть и разозлить. Раньше он таким уязвимым не был. Учти это, пожалуйста, когда в следующий раз решишь умереть. Была абсолютно с ним не согласна, но на возражения и споры силы нужны, а их кот наплакал. Придётся начинать выздоровление с начала. А с животными, действительно, очень нехорошо получилось. Я виновата. Чувствую это… От меня они очень сильно зависят, а я так легко от них отказалась, предательница. За них было стыдно, очень и я протянула дрожащую руку к корзинам. Мужчина понял, чего я хочу, поднёс корзинки ближе, давая возможность погладить Найду с Леди и котяток с щенками. И потекли дни, за днями. Тревога за супруга ела душу. Плохо ему было, чувствовала это даже на расстоянии. Но свёкор, переодевшийся наконец-то и сменивший листок на костюм сверху и все в алых тюльпанах семейники снизу, не давал мне возможности улизнуть и проверить, как там Дронд. Следил за мной много лучше чем служанки и лекари вместе взятые. И как-то так заряжал позитивом, при помощи пошлых шуток, что улыбалась даже через не хочу. Отъедалась, отсыпалась и от моей улыбки и повышающегося настроения, снова цвели цветы, пели птицы и мои подопечные с каждым днём выглядели всё лучше и лучше, счастливей и довольней. А я всё равно тяготилась тем, что мужа увидеть не могу… Хорошо мне запомнился подслушанный случайно разговор. Он эту жуткую болезнь, у меня забрал… а я так глупо над ним пошутила. Имел полное право обидеться. Он для меня всё-всё делал. Любые капризы выполнял. Болел и болеет сейчас за меня… Пообещала себе больше так глупо не шутить и всё-таки держать себя в руках, и прекращать быть загибающейся чуть что мимозой. И сад на мне, как популярно разъяснил свёкор. Без моего света, ни сад, ни животные не выживут… Я их подпитка, их возможность жить там, где места живым нет. И раз уж так получилось, то вся ответственность за их жизни на мне. Но вот на вопросы, касающиеся того, почему и зачем я там, где живые не выживают, папаша даже не думал отвечать. Тут же менял тему, придумывал кучу шуток, вспоминал про то, что мне есть или пить нужно, но прямого ответа не давал. И в тёмные комнаты не отпускал, отгрохав в моём райском саду все необходимые для помывки и приведения себя в порядок помещения. Долго думала, почему ему проще было это всё выстроить, чем ходить за мной по пятам в темноте… И решила, что он просто не может там находиться, а одну отпускать не рискует. Что, логично. Если он Свет, а там где обитает сынок — Тьма. Помню её обиженную, выталкивающую меня вон… Так вот, вспоминая свои ощущения, могу сказать, что вполне может быть, что папаша к сынку в гости надолго приходить не может, в тёмные-то покои. Но почему он смог задержаться рядом со мной? В прошлый-то раз не стал засиживаться. А теперь днюет и ночует… Или продолжительность пребывания как-то зависит от самочувствия и присутствия Повелителя мёртвых? Тоже возможный вариант. А где-то через недельку, появился мой супруг. Свёкор почти сразу же откланялся, прежде наказав сыну выполнить супружеский долг и порадовать меня новыми позами. Как всегда, зажёг, а я сидела красная, не зная куда глаза от смущения девать. А ещё почему-то сердце частило, срываясь в сумасшедший бег от одной мысли, что муж пришёл, и больше, вроде не обижается. Я нервно комкала одеяло, не в силах поднять взгляд на Дронда. Но, сделав над собой усилие, произнесла: — Пожалуйста, снимите перчатку… одну, — и тут же зачастила, боясь, что не дасть договорить. — Я знаю, свет обжигает. Но на мгновение можно же, да? Пожалуйста… Колебался недолго… Снова идёт мне навстречу, выполняя каприз? Снял перчатку, показывая чуть поджившие на ладони шрамы издалека. Но кожа шелушится, и всё ещё трескается… Видно, невооружённым взглядом видно кровавую сеточку, стоило ему только пальцами шевельнуть и не зажившие ещё раны раскрылись. Поднялась с постели, потянулась навстречу, успев ухватить огромную ладонь прежде, чем мужчина натянул перчатку обратно. Моими тонкими пальцами только пытаться удержать такую большую руку. Но мне и не нужно обхватывать ладонь целиком… Жалко, что он ходит в перчатках, одежде, обуви… Ему ведь больно ощущать прикосновение ткани к не зажившей ещё коже. И мой свет тяжело терпеть… Потому быстро и невесомо погладила ладонь супруга там, где кожа выглядела лучше всего и легонько коснулась губами, а после подняла глаза, полные слёз на Повелителя мёртвых и выдхнула: — Спасибо. — Не стоит, — тут же вырвал руку из моих пальчиков и натянул перчатку. — Как вы себя чувствуете? — Хорошо, спасибо, — ответила послушно. — Вы больше не обижаетесь? — в немой мольбе прижала ладошки к своей груди, пытаясь заглянуть в тёмные глаза, не видные сейчас за краем капюшона. — Нет, — ответил односложно и как всегда ровно. — Вы не против, если я побуду здесь? — Вам же больно так сидеть, — тут же обеспокоилась его состоянием. — Вам сейчас к себе нужно. Снять одежду, ведь давит же и боль причиняет. И неудобство… — Жалость… — с непонятной мне досадой сказал супруг. — Переживу, не мучайтесь лишними эмоциям. Не первый и не последний раз. — И всё равно я буду переживать. И это не жалость. Это сопереживание, — возразила ему, отходя к своему ложу. Попутно нагнулась над корзинками, погладила кошек и щенят. Найда убежала гулять одна. Котятки уже довольно уверенно держались на лапках и постепенно превращались в забавных игрунов и исследователей окружающего. Но сейчас они присосались к мамке, разнеженно улёгшейся на подушках. — Сопереживание… жалость… Бессмысленные чувства, — отмахнулся он от моих слов равнодушно. — А что не бессмысленно, Дронд? — впервые в разговоре назвала его по имени. — Что-то же не должно быть бессмысленно? — Тьма. В ней есть смысл, — ответил не сразу, думала уже и не разродится. — Какой? — мне правда интересно было, что он скажет. И снова долго думал, прежде чем выдать: — Без ночи не бывает дня. Тьма укрывает тех, кто вынужден прятаться и выживать. В тьме можно найти покой… — Но разве нет того же в Свете? — улыбнулась ему мягко и светло. — Как это? — тут же озадачился и сел в кресло, приготовившись слушать мои доводы. Надо же, даже эмоции какие-то проявил, так я его заинтриговала. — Без света не бывает ночи. И в Свете можно спрятаться, ведь свет ослепляет, давая возможность скрыться. Свет дарит ощущение радости и тепла. И в нём тоже можно найти покой, если не воспринимать за свет только огонь… Ведь бывает свет любви, эмоций, сопереживания, — слова сами приходили на язык, можно было только удивляться вдруг открывшимся ораторским способностям. — Мы говорим о разном. Это два полюса, никак не соприкасающихся, — не согласился он со мной. — Противоположные половины? Но как же это они не соприкасаются? Ведь свет причина появления тени… а ещё есть сумерки, когда и свет, и тьма смешиваются, — поражённая уставилась на него, ведь говорю же очевидные вещи. — А ещё в ночи можно заметить свет звёзд. И они, ночь и звёзды, вполне уживаются друг с другом. — Этого я не учёл, — выдал он, подумав. — Но почему же тогда ваш Свет сжигает меня, а моя Тьма вас душит? Мне приходится её приструнивать… Ей очень хочется затушить вас навечно. — А я могу приструнить свой Свет? — тут же вычленила нужную информацию из его слов. — Чтобы вас больше не обжигало? Ведь пока вы на меня не обиделись, в ваших покоях мне было более-менее комфортно, — а сама попутно подумала о том, что с супругом надо бы поаккуратней, если обидится ещё раз, сможет ли удержать свою Тьму? Её обиженное дыхание очень даже неплохо запомнила. И как оказалось, оно для меня может стать последним воспоминанием в этой жизни. А не спровоцировала ли Тьма моё последнее умирание? — Не знаю, — ответил честно. — Это вы у него должны спросить. — Ещё бы понимать как… — прошептала расстроенно. — А вам очень убить меня хочется? — Не мне, моей Тьме… Но мы с ней договоримся как-нибудь. Можете не бояться. Рядом со мной вам ничего не грозит, — потёр руку пальцами другой и вздохнул. — Чешется и щиплет? — тут же вспомнила о том, что он болеет по моей вине. — Снова жалость? — тут же спросил спокойным тоном. — А если не жалость? Почему вам на ум приходит сразу она? — склонила голову на плечо и прищурилась, рассматривая мужчину сквозь ресницы. — Вы очень сострадательны… Природа такая. Не можете не жалеть сирых и убогих, — голос звучит спокойно, но почему-то кажется, что этот разговор моему супругу перестал нравиться. — Что же тогда, если не жалость? — Вы не сирый, и не убогий! — горячо запротестовала я. — Совсем нет! Почему вы решили, что я так думаю о вас? — Вы не ответили на мой вопрос… Почему? — перевёл все стрелки на меня, хитрый. — Какой вопрос? — честно пыталась вспомнить о том, о чём он меня спрашивал, но как-то вылетело из головы в пылу спора. — Что тогда, если не жалость? — терпеливо задал его ещё раз. А, действительно, что? Тут же озадачилась поиском ответа, уйдя в себя. Не знаю, сколь долго молчала, забывшись, но вздрогнула от того, что меня спросили: — Ну? — Благодарность, — взялась за перечисление того, что откопала в душе. — Сострадание. Сопереживание вашей боли, ведь виновница её — я. Желание помочь и облегчить боль… Знать бы только как… И нежность, — завершила ревизию собственных чувств и только потом поняла, что только что ляпнула. — Ой! — прикрыла рот ладошкой, но было уже поздно. — Что? — мужчина подался всем телом ко мне, явно растеряв всю свою привычную невозмутимость. — Ничего, — ну почему не существует функции возврата вырвавшихся случайно слов? Супруг так разволновался, что скинул капюшон и уставился на меня во все глаза, переспросив ещё раз: — Что? Это не шутка? — Ой! — всё, что получилось выдавить из себя в ответ. Пожалуй, ошарашен был не только Дронд, но и я… А вместе со мной и Леди, и синичка. Вон как кошка высунула голову из корзинки и на нас озадаченно смотрит. А синичка так вообще застыла изваянием, не скачет, не шевелится, просто глядит. И я не придумала ничего лучше, чем нырнуть с головой под одеяло и сказать: — Меня нет! — Алина, — голос мужчины звучал глухо, плохо его слышно через одеяло. Чтобы не было слышно вообще, зарылась головой под подушку и заткнула уши. Ой, мамочки! И что теперь будет? А ничего и не было. Никто не стал меня трясти в попытках выпытать правду. Тишина и всё. Но не скоро решилась высунуть нос из своего гнёздышка. В кресле сидел лекарь, а супруга не было нигде, можно вздохнуть спокойно. Но не вздыхалось, потому что страшно было даже пытаться лезть к самой себе в душу. Что я там обнаружу, если пороюсь лучше? Не, не, не… Мне эти дебри не нужны. Лучше подумаю о том, что и у щенков глазки вот-вот должны будут открыться и о том, что малышня растёт, следует как-то обезопасить её от длительных прогулок по саду без меня и мамок. Да, здесь безопасно, но лучше животным находиться рядом со мной. Чем ближе, тем лучше. Раз уж я за них ответственная. Да и щенята проснулись, распищались… Очень вовремя, совсем не хотелось думать о том, что недавно выдала супругу… Ну её, нежность… И к кому? К тому, как и все остальные участвует в заговоре молчания и ничего мне не рассказывает? Так что, ну его. Нету у меня никакой нежности в запасе. Вся отдана моим кошкам, собачкам и птичкам. А все остальные переломятся и обойдутся. Найда явилась почти сразу же, как щенята расскулились. И пришлось отвлекаться уже другим способом. Душик там принять, волосы расчесать… Задать себе вопрос, как выгляжу… Наряд бы красивый натянуть… На мыслях о наряде, вспыхнула как маков цвет и задохнулась, поняв, для кого наряды собираюсь менять. Раньше как-то этим не заморачивалась. Что давали служанки, то и надевала. Удобно и не мешает, и ладно. А тут зачем-то захотелось быть красивой и обворожительной. Так и тянуло надавать себе самой по рукам, и прекратить маяться дурью… У меня птицы сегодня ещё не кормлены, а я. А я — дура, кажется. Усилие над собой сделала просто нечеловеческое, только для того, чтобы заняться повседневными делами, а не верчением вокруг зеркала. Но не спросить у появившейся после ухода супруга служанки не смогла: — А мне, как Госпоже, какие-то платья кроме домашних полагаются? — Я спрошу у Господина, — тут же порадовала меня желанием услужить девушка. — Н-не надо! — воскликнула в ужасе. Только не хватало ещё, чтобы о моём интересе к тому, как выгляжу, Дронд узнал. Я ж со стыда сгорю. Служанка поклонилась и возражать не стала. Надеюсь, послушается, и не станет ничего и никому докладывать. Сегодня супруг отступил от привычного шаблона нашего прежнего общения, сформировавшегося до моего срыва. Пришёл вечерочком, перед тем, как я спать собралась ложиться. Появился в тот момент, когда я с Леди веселилась. Киса оказалась игривой и очень вёрткой. С удовольствием носилась за пёрышками на верёвочке и такие кульбиты отчебучивала, радуя меня своим хорошим настроением и самочувствием, что я то и дело заливалась смехом. И мужчину, наблюдавшего за нами на пороге беседки, заметила не сразу. Слёзы оттёрла, чуток успокаиваясь и отложила игрушку на столик. Леди выдохлась, следовало дать ей возможность отдохнуть и котятами заняться… И только тогда обернулась, почувствовав взгляд. Смешок застрял в горле, а сама я тут же потупилась, смущённо вцепившись в юбку платья. — Вы плачете? — полюбопытствовал Дронд и сделал шаг к креслу. — И да, и нет… Это слёзы от смеха. Леди очень забавная, когда бегает за игрушкой, — непроизвольно улыбнулась и кинула взгляд из-под ресниц на неожиданного визитёра. — Мы так и не выяснили, пошутили ли вы… — не стал он ходить вокруг да около и сразу взялся за главное. Надо же, как его это волнует. Почему, интересно? — Пошутили, я прав? И вот что ему ответить? И как его отвлечь от щекотливой темы? Настойчивый какой… — Вы молчите, — ровно сказал он, так и не дождавшись от зардевшейся меня ответа и остался стоять, вместо того, чтобы в привычном кресле устроиться. — Значит, я прав. Шутка… — А вы любите танцевать? — не придумала ничего лучшего, чем огорошить его неожиданным вопросом, отвлекая от смущающего меня разговора. — О чём вы? — тон остался спокойным, но в нём проскользнуло удивление.