Я слышу скрип над собой, как будто мой похититель наклоняется вперед в своем кресле. Если он вообще в кресле. Может быть, болты в шее этого Франкенштейна издают такой шум. — Хорошо. Если мы найдем эту папину яхту, ты сможешь вылезти из ямы. Если мы узнаем, что ты солгала, мы засыплем яму землей. И он оставляет меня наедине с темнотой и моим собственным растущим страхом. Долгое время я ничего не слышу. Никто не приходит поговорить со мной. Я так голодна, что мой желудок начинает переваривать сам себя. Я допила вторую бутылку воды, но есть больше нечего. Никого нет. В течение долгих часов. Может быть, нескольких дней. Я понятия не имею, сколько пробыла в этой темной дыре, знаю только, что ни одна детская подготовка мне не помогла. Мне кажется, что меня так и оставят в этом полном одиночестве. Я умру здесь, внизу. Умру с голоду. Нет, я умру от обезвоживания. И никто никогда не найдет мое тело. Никто не знает, где я. Киллиан. Я бы все отдала, чтобы увидеть его лицо в последний раз. Именно эта мысль в конце концов заставляет меня сломаться и заплакать. Я прислоняюсь к грязной стене, накинув на плечи тонкое одеяло, дрожу, как собака, и слезы текут по моему лицу. Я позволяю себя пострадать. Я выпустила все свои эмоции наружу. Всю боль и смятение, сожаление и отчаяние, разбитые надежды и потерянные мечты. Я плачу по Макс и Фин, которые никогда не узнают, что же со мной случилось. Я плачу по жизни, которую могла бы прожить, по теплым летним ночам, великолепным зимним восходам и ужинам с друзьями, по которым я буду скучать. По всем годам, что ждали меня впереди. Годам, которые я могла бы провести с мужчиной. Создать семью. Быть влюбленной. Быть любимой. Я плачу, пока слезы не заканчиваются. Пока не становлюсь опустошенной. Затем вытираю лицо одеялом, тяжело выдыхаю и встаю. На пятки, потому что это единственный способ не упасть от боли. Я беру одну из пустых пластиковых бутылок из-под воды и принимаюсь насыпать горки для ног. Потому что я не тряпка. Я копаю минут пять, когда взрыв неподалеку не опрокидывает меня на задницу. После резкого изменения давления воздуха, ливень комьев грязи падает на мою голову. За взрывом следует несколько более мелких. До меня доносятся автоматные очереди и крики мужчин. Снова стрельба, уже ближе, затем яростный, неземной рев, подобного которому я никогда не слышала. От этих криков волоски на моих руках встают дыбом. Это крик ярости. Жажде мести. Крик демона, жаждущего крови, и его бешеный рев эхом разносился по местности. Но это не демон. Это мужчина. Это мой мужчина, и каким-то образом он нашел меня. Он пришел за мной! И, судя по всему, он серьезно надирает чью-то задницу. Мое сердце несется вскачь. Я встаю на колени, вытягиваю шею к решетке, навстречу мерцающему оранжевому свету и клубящемуся дыму. — Киллиан! Я здесь! — кричу во всю силу своих легких. Шлепки по грязи. Все ближе и ближе, пока с одной стороны решетки не появляется фигура и не останавливается, глядя на меня сверху вниз. Он похож на парня из фильма о конце света. Солдат после апокалипсиса, прочесывающий пепел мира в поисках своей потерянной любви. В камуфляжной боевой форме, очках ночного видения, тяжелых ботинках, наколенниках и черном шлеме, который одобрил бы сам Дарт Вейдер. На спине Киллиана рюкзак. На поясе вокруг его талии висит огромный нож в ножнах и несколько пистолетов в держателях. Его грудь прикрыта жилетом с карманами, набитыми патронами и гранатами. Его ладони в перчатках зажимают огромную черную винтовку с инфракрасным прицелом на конце. Я не вижу его лица из-за шлема, но я знаю, что это он. Я бы узнала этого мужчину где угодно. Я смотрю на него, и мое сердце расширяется в груди. — Привет, милый. Почему ты так долго? ГЛАВА 30 Джули Киллиан опускает металлическую лестницу, соскальзывает по ней, как пожарный по шесту, хватает меня, перекидывает через плечо и вылезает из моей темницы быстро и бесшумно. По дороге наверх я даже ничего не задеваю. Чувствуется мне, подобное он вытворял не раз. Добравшись до верха, Киллиан берет меня в свои объятия и несет через разрушенные здания, легко обходя дымящиеся груды обломков и переступая через тела, словно через деревянные балки. Лысый парень с татуировкой на кадыке лежит на спине с широко открытыми глазами, и через зияющую рану на голове вытекает мозг. Я зарываюсь лицом в жилет Киллиана и жмурюсь. Он осторожно укладывает меня на заднее сиденье внедорожника и набрасывает на меня тяжелое одеяло. Мы едем в тишине, нарушаемой лишь звуком шин, плюющихся гравием, когда автомобиль слишком быстро мчит на проселочной дороге. В пустынном поле Киллиан останавливается, чтобы дальше продолжить путь на вертолете. Управляет вертолетом сам Киллиан, потому что, почему бы ему не быть еще и пилотом? Я сижу на носилках за его креслом и раздумываю, когда можно будет попросить стопку текилы. Мы приземляемся на крыше больницы. Команда врачей и медсестер выбегает на вертолетную площадку. Меня загружают на другие носилки и заносят внутрь. Все игнорируют мои уверения в том, что со мной все в порядке, за исключением моих ног, которым, возможно, понадобится пара пластырей и несколько капель перекиси. Киллиан бежит рядом с моими носилками. Он снял шлем Дарта Вейдера, но остается по-прежнему в полном боевом обмундировании, что пугает всех вокруг. Я смотрю на него снизу вверх под глубоким впечатлением. И еще без ума от него. Ворвавшись через вращающиеся двери в операционную, у меня начинают слезится глаза от яркого освещения. Врач выкрикивает инструкции людям в халатах. Они снуют вокруг, включая приборы. Мои носилки паркуют у стены, усеянной медицинскими инструментами. Киллиан стоит сбоку от дверей в режиме абсолютно крутого парня, скрестив руки на широкой груди и расставив ноги, наблюдая за всем происходящим с невероятной сосредоточенностью. Его зубы стиснуты. Ноздри раздуваются. Взгляд угрожает убийством любому, кто посмотрит на него вместо того, чтобы сконцентрировать свое внимание на мне. — Эй, гангстер. Он поворачивает свои глаза-лазеры на меня. — Сейчас неподходящее время, чтобы признаться, что я люблю тебя? Кто-то вонзает иглу мне в руку, но я едва это осознаю. Киллиан прожигает меня своим взглядом так, как делал каждую нашу встречу. — Потому что я люблю. То есть и любила, но поняла это совсем недавно. Медсестры снуют вокруг моих носилок, подключая меня к различным аппаратам и разговаривая друг с другом на «медицинском языке». Я знаю, что так из-за него. Столь пристальное внимание и активность. Я не обычная пациентка. Я пациентка, которую привез таинственный и могущественный мистер Блэк. Очевидно, он впечатляет не только меня. Вообще-то, медсестры кажутся впечатленными, а вот доктор выглядит совершенно испуганным. — Прости, что не доверяла тебе, — шепчу я. — Ты был прав: я боялась. Но больше не боюсь. И обещаю, что заглажу свою вину перед тобой. Как только все эти люди перестанут тыкать в меня иголками. Киллиан опускает руки, делает два шага вперед и громко командует: — Всем выйти. Его голос прокатывается по комнате, подобно грому. Вся деятельность резко прекращается. Когда он бросает на доктора угрожающий «не-заставляй-меня-повторять-это-дважды» взгляд, тот взмахивает ладонью в воздухе и быстро говорит: — Вы слышали? Всем на выход. Доктор выводит своих сотрудников и позволяет дверям захлопнуться за ними. Так я и мой супергерой-гангстер остались наедине, уставившись друг на друга через холодную операционную неотложной помощи. Датчик моего сердцебиения пищит как неисправная пожарная сигнализация. — Я не умираю, — бормочу я. — Только пить хочу. И еще не отказалась бы от бургера. И, может, маленькой порции картошки фри. Он делает шаг ко мне, его взгляд скользит по моему телу и лицу. Явно изучает на предмет травм.